День Любви
Воспоминание.
Ирина.
Долгой казалась ночь в зале ожидания на небольшом полустанке. Утром «Урал-вахта» увезёт меня по избитым лесным дорогам к дальним тАйгам, привольным рекам, брусничным полянам. В кармане телеграмма от знакомого егеря: «Овса поспели». Это значит – приезжай поохотиться на медведя с лабаза на овсах. И вот я здесь, преодолев тысячи километров самолётом и поездом.
Зал ожидания у местной молодёжи своего рода «тусовка». Молодёжь эта, считает себя хозяевами: ведут себя вызывающе и могут действовать непредсказуемо. При мне зачехлённый карабин. На него посматривают с опаской. Час ночи, хочется вздремнуть. Терплю, решив, в «вахте» отосплюсь. Но всё-таки придремал. Не слышал, как прибыла электричка. Проснулся от шума, скрипели и хлопали входные двери, пропуская прибывших пассажиров. И тут вошла «ОНА». В кожаном костюме; газовый платок небрежно повязан на шее. В руках небольшая дорожная сумка. «ОНА», загадочно улыбаясь, смотрела на меня; окинув взглядом находившихся в зале, подошла и, присела рядом; с той же улыбочкой, искоса посматривая в мою сторону.
- Разве знакомы?.. – спросил, подражая её улыбке.
- В городе видела. Вы у Правления (охотничьего) стояли долго.
- Ждал когда откроется. Путёвку взял.
- «Вахту» ждёте?.. С вами побуду до утра… шпана приставать начнёт. Устала. С работы на электричку… с подругой ехали… «болтали». Ирина, меня зовут.
Познакомились.
- Вам, Ирина, только плечо предложить могу… голову приклонить.
- Спасибо! И правда… устала.
И она спала до утра, прикорнув на моём плече, разметав по моей груди смоляные длинные волосы. Её непослушная голова сползала с плеча и я, слегка удерживал её тыльной стороной ладони. Однако, от моей новой знакомой изрядно несло пивом. «Хорошо же вы «болтали» с подругой»! – подумалось с улыбкой.
В «вахте» сидели рядом. И снова её голова лежала на моём плече. Чтобы как-то сдерживать болтанку тряской дороги, обнял Ирину, придерживая за плечо. На «ты» перешли ещё на вокзале. Поинтересовался, к кому едет она:
- Бабушка заболела. Родители к себе забрали. Она в Горке (деревня) жила. Картошку выкопала – на «погребице» лежит. Морозы начались. Картошку опустить нужно… (В погреб с «погребицы»).
- Горка… полпути от места куда еду. Картофеля много?
- Дня за два, управлюсь.
- В помощники возьмёшь… за день управимся!
Ирина с благодарностью сжала мою руку.
- В Ивановке сойдём… оттуда до Горки… два часа ходу.
Ивановка – крупная деревня. С добротными избами и деревянными тротуарами. По деревне шли под руку, сумочка Ирины, на длинном ремне, болталась у неё за спиной, лёгкий ветерок теребил газовый платок и смоляные волосы. Приятно идти с такой барышней, когда редкие прохожие останавливаются и подолгу провожают взглядом.
У «сельпо» остановились. «Барышня» достала из сумочки пустую пачку из-под сигарет. Скомкала и выбросила. Покопалась в сумочке ещё зачем-то… И я догадался: денег у неё тоже нет.
- Блин!.. К подруге зайдём… взаймы возьму...
- Теперь я тебе, вместо подруги буду. Сигареты кончились?
Ирина раздосадовано пнула кроссовкой свою скомканную сигаретную пачку.
- Как же ты до Ивановки хотела добраться, на «попутных»?.. (Проезд в «вахте» я оплатил) Народ у вас «резкий», обидеть могут.
- Добиралась уже… пока, бог миловал!..
- Ладно!.. «Подруга моя» бесталанная… «пойдём»… купим в «сельпо», что нужно.
В Горку, шли по заросшей тракторной дороге, ступая в облетевшие, волнующе-пахнущие осенние листья. Подошли к заболоченной низинке. С улыбкой посмотрел на кроссовки Ирины.
- В Ивановке… к подруге не зашли… сапоги бы взяла… – задумчиво произнесла она.
- Какая жалость… «подруга моя»!
Произнёс иронично, взял Ирину на руки и перенёс через болотце. Она не была из «лёгких», но вместе с ружьём и рюкзаком – «приятная тяжесть» чувствовалась и, потому, как она обняла меня, сомкнув руки на моей шее, догадался: понравилось! Когда миновали мшистое заболоченное место, она не желала разомкнуть руки и «опуститься на землю»; произнесла, в той же задумчивости: «Здесь так не принято, не перенесли бы… обматерили…»
Пришли в деревню. Убрали батожок, подпирающий дверь и по скрипучим ступенькам в сенях поднялись в просторную комнату; посреди неё стояла большая русская печь. Других комнат не было. Их заменяли занавески-перегородки на натянутых у потолка бельевых верёвках.
Достал из рюкзака топор и вышел к поленнице… Вскоре в печи жарко запылало пламя. От тепла, улетучились нежилые запахи плесени и сырости. Ирина, молча, стояла у длинного стола у окна. Когда уж совсем потеплело – достала из сумки халат и тапочки. Разоблачилась, небрежно бросив на стол свои кожаные брюки и пиджак. В халате, тапочках и тёплых ярко-розовых носках выглядела по-домашнему мило.
- Жаль! – грустно произнесла она – бЕло вИно (водка) не купили. «Отвязаться» хочется. Такой путь проделали…
- Ирина!.. у меня в рюкзаке спирта – пять литров, «отвяжется вся деревня»!
- «Отвязываться» некому, две старушки живут. Одна не встаёт, другая «ходячая». Почтальонка каждую неделю навещает… продукты из «сельпо» приносит.
- Мы столько накупили всего… печь жаром пышет! Сейчас, поесть приготовлю.
- Отступись! Выпьем лучше… готовить и сама умею…
«Легкомысленная» – подумал я.
- Поваром работаешь!..
- Как догадался?
- Спешила после работы на электричку… волосы кухней пахнут.
- В садике, детском, работаю… Обоняние у тебя?!.
Ирина опьянела быстро. Посоветовал не пить больше.
- «Отвяжусь по полной программе!» – отвечала уже заплетающимся языком – Отступись от меня!..
- Хорошо… «отвязывайся» – махнул рукой и вышел истопить баню.
Управившись с баней, вернулся. У крыльца, в луже, виднелся тапочек. Далеко на поскотине (изгородь из скреплённых параллельно земле жердей вокруг деревни), увидел «халат». Заподозрив неладное побежал… Снял с жерди поскотины приличный лоскут «халата». Настиг Ирину уже в лесу.
«Не подходи – кричала она, размахивая фляжкой в руке – я в Ивановку, к подруге…»! Халат на ней разорван, в образовавшейся щели, на прекрасном бедре, виднелась сочная широкая царапина.
- В носочках и нагишом к подруге навострилась… там тебя «шпана» быстренько «оприходует»!
- Мне всё равно! – страстно кричала она, ухватившись за дерево, чтобы не упасть.
- Обратно, на руках, «такую хорошую» – не понесу!
Взвалил Ирину на плечо и отобрал фляжку. «Всё равно ты мне никто! – кричала она на весь лес. Дрыгала голыми ногами и била кулаками мне в спину – Хочу в Ивановку, к подруге…»
Преодолев поскотину, взял её на руки. Она притихла, закрыв глаза и, рука её, беспомощно повисла и болталась, задевая кистью мокрую от дождя траву. Из глаз потекли слёзы, смывая с длинных ресниц остатки туши.
В избе умыл её; снял изорванный халат и грязные мокрые носки; одел в свою запасную чистую рубаху. Постелил на печи поверх грубой циновки спальный мешок. Кое-как помог отяжелевшей Ирине взобраться на печь. Она тут же отвернулась от меня и лежала молча.
«Глупая, отвязавшаяся, бесталанная лягушка-путешественница». Почему-то с улыбкой подумалось; поцеловал Ирину, как целуют нашкодивших и уснувших после шкоды, детей.
«К вечеру банька истопится. Веничком берёзовым отхлещу…»! – произнёс уже вслух. Обильно смочил спиртом выпавший из кармана халата носовой платочек, стал на лавку, служившую «трамплином» для карабканья на печь, осторожно приподнял на Ирине край рубахи, прикрывший царапину: «Потерпи, больно будет». Она немножко вздрогнула от прикосновения платочка и, то ли спала, то ли лежала тихо и, отвернувшись.
Взял испачканные носки; во дворе достал из лужи тапочек; отыскал второй. Эти, вымытые в бане вещички, для просушки, уложил на припечек. Достал дорожный хоз. пакет и заштопал халат.
В наступившей тишине допил остатки спирта во фляжке. Попытался представить, что могло случиться с Ириной без нашего знакомства на вокзале: могла обидеть шпана; добираться на «попутных» проблематично, за день, попутного транспорта можно не встретить; «отвяжись» она так у подруги в Ивановке… по ночам морозы доходят до пяти градусов!.. Хорошо, что так всё закончилось. Лежит она на тёплой печи и есть кому поухаживать… Жаль стало притихшую Ирину. Взгрустнулось, хотелось выпить и, чтоб избежать соблазна, пошёл заготавливать дрова на ночь.
Вернулся в сумерках с охапкой колотых поленьев. Ирина сидела на печи, свесив босые ноги, смотрела на тапочки и носки, лежавшие на припечке, тихо плакала, утираясь заштопанным халатом.
- Я противна тебе? – спросила сквозь слёзы.
- Ты мне такой «отвязавшейся», больше нравишься.
- Шутишь. Почему не прилёг со мной?.. Мне так хотелось!..
- У тебя минуты слабости были… не смог воспользоваться этим.
- Наши (парни), так, не пожалели бы!
Взял с припечка, подал Ирине высохшие вещи. Ссадил с печи.
- У нас сегодня, жаркая баня и впереди – много свободного времени и я, пожалею тебя так, как никто другой!
- Всё шутишь... а слушать приятно! – повеселевшая Ирина взяла со стола пустую фляжку, вертела в руках, с лукавинкой на меня посматривала.
- Снова в «бега», подашься?
- Выпью немного… напиваться не буду.
- Обманешь?!
Она положила мне руки на плечи и с прежней лукавой и слегка нахальной улыбкой смотрела в глаза. «Ночью, по лесу, за тобой бегать – не собираюсь!..» - ответил ей.
В жарко натопленной бане пахнет распаренным берёзовым веником. Ирина, лежит на верхней полке лицом вниз, положив голову на руки. Капельки пота, обильно выступившие на её теле, собираются в крупные капли и скатываются вниз. С непривычки, не смог осилить верхней полки, средней тоже; лежал на нижней… Часто выбегал в предбанник – приостыть.
- Обещал веником отхлестать!.. – шутливо посмеивалась Ирина.
- Глупая!.. Не смогу ударить тебя даже веником в бане.
- А что сможешь?!
- Массаж хочешь?
- Фантастика!
И она спустилась ко мне со своей недосягаемой для меня, пышущей жаром, вершины.
Так, прожили около недели. С любовью проводили вечернее время в жаркой бане; в любви засыпали и с любовью встречали утро; и дни проходили в любви и, картошка, которую нужно опустить с погребицы в погреб, была нами, начисто забыта. Никто не тревожил нас в этой глухой, никому не нужной деревне. Мы не расставались. Когда Ирине хотелось покурить у жерла печи – всегда просила посидеть с ней рядом. Однажды, присела ко мне на колени, обняла, смотрела задумчиво на тлеющие угли, тихо произнесла: «Знаешь… курить брошу. Пить тоже… когда захочу иметь ребёнка».
Однако, нужно завершить цель мой поездки. Показал Ирине телеграмму от егеря и попросил подождать меня в Горке три дня. Мы условились: она не будет много курить, не побежит к подруге в Ивановку в халатике и носках и поутру, я уйду не прощаясь…
Утром, не успел дойти до поскотины, увидел: Ирина бежит вослед… в халатике, ярко-розовых носках и тапочках.
Подбежала, схватила за руку. «Не могу тебя просто так отпустить»! – говорила, скрывая волнение, но этого не получалось. По глазам видно – плакала, перед тем как пуститься вдогонку.
«Не говори ничего»! – сказал я.
Взявшись за руки, вернулись обратно.
И ещё был День Любви, ночь и короткое утро!
Успокоил Ирину, как мог и, утром ушёл.
Виолетта.
Не повезло с медведем, так и не вышел на овса. Наверное, не о нём думалось на лабазе: в длинную, холодную ночь.
На третий день распрощался с егерем и к вечеру был в Горке. Перелез через поскотину в том месте, где висел лоскут от халата Ирины.
Почувствовал неладное… увидев батожок подпирающий дверь. По скрипучим деревянным ступенькам поднялся и вбежал в комнату. Серой и сиротливой показалась она. Не лежал на краю стола кожаный костюм Ирины с небрежно брошенным на него газовым платком, новенькие кроссовки не сушились на припечке.
На спальном мешке, аккуратно сложенном на лавке увидел знакомый носовой платочек, которым когда-то обрабатывал царапину на бедре, на нём надпись губной помадой: «Не забывай»!
Опустившись на лавку, сидел в тупой опустошенности до темноты; не снимая обувь, прилёг, хорошенько «приложился» к фляжке и скоротал ночь.
Картофеля на погребице оказалось не так уж и много. Поутру, управился с ним, опустил в подвал и – ушёл.
* * *
Пролетел год. По своим охотничьим делам снова прибыл в далёкий северный городок. Пришёл в Правление. Рядом находилось ещё одно здание, на входных воротах во двор красовалась вывеска: Детский сад «Берёзка». Пробежала шальная мысль: «Ирина – повар из детского садика! Могла здесь меня видеть. Логично».
Оставил в Правлении рюкзак и ружьё. Вошёл во двор детского сада, раздумывая, с чего начать поиски. Предвкушая, но, ещё не веря во встречу с Ириной.
Но случилось нечто такое, что упростило и облегчило все мои начавшиеся поиски. Меня, буквально, взяла под руку, молодая женщина. Пристально рассматривая, сбивчиво заговорила:
- Случайно из окна увидела… я знаю Вас… в прошлом году с Ириной покурить выходили, стояли в скверике, под деревьями – вон там! – указала рукой в сторону деревьев – Вы «охотников своих» дожидались. Запомнила Вас. Ира многое рассказала… Вспоминала часто… Ждала…
- Ждала!.. И адресочек не оставила…
- Она спешила очень… В сельсовет ивановский родители позвонили: с бабушкой худо. Почтальон к ней в Горку пошла, предупредила. Ира думала – знаете, в каком садике работает… («Берёзка»)
- Вы подруга Ирины, в общежитии в одной комнате проживаете? Она рассказывала…
- Проживали когда-то… Хотите Иру увидеть?
- На работе она?
- Пойдёмте.
Вышли со двора на улицу.
- Видите, вон там, начинается частный сектор… У двора стоит большой грузовик. Дойдёте до машины и заходите во двор. Она там живёт. На грузовике – муж работает… Замуж вышла, недавно…
Подруга Ирины вызывающе, с хитрющей улыбкой посматривала на меня.
«Шельма»! – подумал я, однако поблагодарил и пошёл.
Подойдя к грузовику, увидел мужа Ирины с огромным гаечным ключом в руках.
Заходить к Ирине перехотелось. Развернулся восвояси.
У детского сада меня поджидали.
- Что же Вы, постеснялись зайти? – подруга Ирины подала мне небольшой, сложенный пополам листочек.
- Передумал. А это что? – спросил, сунув листочек в карман.
- Там мой адрес и телефон. Заходите в гости.
- И Ваш муж встретит меня с гаечным ключом?
- Мужа нет… я смогу пригласить Иру и вы поговорите.
- Непременно зайду – как только выберу время.
Добравшись до своей охотничьей избушки в лесу, выпил «с устатку» сто грамм и заглянул в печь. В ней находились дрова готовые к розжигу. Вместе со спичками из кармана извлёкся листочек. На нём, аккуратным почерком написано: «Виолетта».
«Имя!.. – подумал я – С трудно выговариваемым «коленцем» в конце. Похоже на посвист рябчика».
Сунул листочек меж дранок берёзовой коры и разжёг дрова…
Сергей Николаев
2004