рассказы забайкальского писателя и охотника Алексея Егорова
Ледяное сердце Рассказ
Алексей Егоров
Малиновое солнце в морозной дымке клонилось к закату. Занесённое глубоким снегом поле отливало розовым цветом. Прошлогодняя, не скошенная трава, пробивавшаяся местами из-под наста, покрыта крупными кристаллами инея. На простор пади из дремучей тайги выехало три подводы. Лошади трусцой направились к деревне, волоча розвальни, груженные мешками с пушниной и мясом, лениво понукаемые возчиками. На головной подводе покачиваясь, курит трубку Захар Фёдорович Притупов, сорокалетний промысловик, среднего роста, плотного телосложения, как говорится: «Ладно скроен – крепко сшит». Верхняя пуговица полушубка расстегнута, окладистая заиндевелая борода прикрывает грудь. Из-под лохматой шапки выбивается непокорная прядь русых волос. Серые с поволокой глаза зорко всматриваются в даль…
… Несколько лет назад в деревню по распределению окончания института, приехала молоденькая врач-терапевт Ольга Андреевна Зубова. Захар отродясь не встречал такой красавицы: стройная, белокурая, с осинной талией и высокой грудью. У Зверобоя (такое прозвище среди сельчан носил Притупов) перехватило дух: «Познакомлюсь, обязательно познакомлюсь. Хватит холостековать!». Ради такого мероприятия Захар «приболел». Пришел на прием в медпункт, как и положено больному, с оханьем и покашливанием.
— Что Вас беспокоит?— спросила врач, прослушивая дыхание пациента.— Дыхание ровное, сердцебиение в норме, температуры нет.
— Меня давно мучает недуг, доктор, но, думаю, с вами мы его одолеем.
—Какой недуг?
— Холостяцкая, серая жизнь! Как Вас зовут?
— Ольга!— Она покраснела, отвела взгляд большущих синих глаз, и зачем-то начала записывать что-то на блокнотном листочке.
— А я - Захар! Может сходим сегодня в клуб?! Фильм хороший привезли…
— Сходим.
Знакомство состоялось, как Захар и не думал: гладко да хорошо. Через месяц сыграли свадьбу. Мать Ольги, Екатерина Васильевна, не одобряла выбор дочери, но едва познакомилась с будущим зятем и сватьей, изменила взглядам:
— Вот за него, дочь, и держись! Что старше на 12 лет – ничего. Мужчина видный, душевный и ума-разума уже набрался. Ни какой-нибудь обормот.
Соседушки судачили: «Зверобой-то женился! В жены-то городску взял, а она, чуть ни в двое моложе яво.». Захар хмурился и рукой махнул: «Пусть языки чешут! Любви все возрасты покорны!». Прожив семейной, счастливой жизнью лето, Притупов оставил,,молодуху,, и на два месяца заехал на промысел. Вернулся под Новый Год.
Ольга выбежала встречать мужа за ограду в легкой куцевейке. Наспех накинутая шаль скатилась с головы, обнажая длинные золотистые локоны.
— Захар!
— Олюшка!— Охотник прижал жену к груди.— Беги скорее в дом. Простудишься ведь.
Захар распряг лошадь и вошел в жарко протопленную баню: «Уже и париться можно. Молодец, Оля!». В избе тоже тепло, чисто, уютно и ужин готовый на столе.
— Когда ж ты всё успеваешь делать?— Удивленно спросил он.
—Днем. За домом следить наша, бабская, доля.
— Умочка ты моя!— Притупов нежно обнял Олю за плечи и горячо поцеловал в пунцовые губы.
— Сядь, поешь, любвеобильный ты мой! Голодный, небось?
— Чайку хлебну, а уж после баньки поем, выпью и ишо КОЕ-ЧТО…— Захар хитровато подмигнул жене.
—А вот «кое-что» подождет!— Покраснев до кончиков ушей, отстранилась Оля.
— Это ишо почему?— Захар с наигранной обидой и наглостью попёр, как говорится, нахрапом, ловя в распростёртые объятия, молодую, веселую жёнушку. Ольга проворно выскользнула из рук Притупова, с легкостью кабарги отбежала к печке, повернулась к мужу в вполоборота и распахнула полы куцевейки. Зверобой сразу же обратил внимание на округлившийся живот.
— Врачи запрещают!— Выпалила Ольга, подразнив Захара языком, а потом, будто извиняясь, спросила: «Сможешь потерпеть… до апреля?»
—Конечно, родная!— Воскликнул он, подхватив девушку на руки, закружил по комнате.— Сынка будет!
Восторга будущий отец не скрывал, радовался, как ребёнок. Оле забавно было смотреть на раздурившегося, тридцатишестилетнего детинушку…
…С тех пор прошло всего каких-то четыре года, а кажется, что целая вечность. Захар затянулся трубкой, выпустил густой клуб дыма и в памяти кинолентой промелькнули события первых лет семейной жизни…
…За ужином он с интересом рассказывал о промысловом быте, сценах охоты. Олю сразу же, будто подменили: молчала и хмурилась. Не до слушав краснобая, удалилась в комнату. Притупов почувствовал какую-то вину перед женой, хрупкой, городской девчонкой. Он тихо подошел к ней со спины, обнял за талию, целуя лёгким прикосновением губ голову, спросил:
— Оленька, ты обижаешься, что оставил тебя одну, а сам уехал в тайгу, да?
— Я думала, что ты добрый, хороший, чуткий, а оказалось…— голос её дрогнул,—…оказалось: ты злой, жестокий. У тебя в груди нет сердца – лёд! Холодный лёд! Ты убиваешь беззащитных зверушек и испытываешь удовольствие. Еще мне про такое рассказываешь…
Захар вздохнул, вышел на крыльцо, закурил. Спорить с супругой он не стал: «Дохлый номер доказывать «зеленым», что ты «не верблюд». Что толку объяснять глупой бабе: охота и убийство – вещи далёкие друг от друга. А-а! Будь, что будет! Жизнь сама расставит точки над «и». Удовлетворенный таким выводом, Зверобой вернулся в дом. Об охоте разговоров больше не заводил…
… Притупов выбил пепел из трубки, засыпал новую порцию ароматного табаку, раскурил. От глубокой затяжки перехватило горло, на глазах выступили слёзы. Прокашлявшись, Захар вытер их тыльной стороной кулака, поправил карабин «Лось», лежащий на коленьях и углубился в дальнейшие воспоминания…
…Как он и предполагал: «Время покажет», так и получилось. В марте родилась дочурка Наташка. Папаша от счастья прибывал на «седьмом небе». Ребенок рос спокойным, не крикливым, а к пятимесячному возрасту грудному молоку предпочел кашу. К двум годам с Натальей особых хлопот вообще не стало. С внучкой обожала нянчиться бабушка, Прасковья Петровна, мать Захара. Чета Притуповых лето проводила в любви да согласии, но после промыслового сезона Ольга опять дулась и обвиняла мужа в жестокости, кровожадности. Как-то августовским вечером глава семейства засобирался в тайгу по ягоды.
—Захар, возьми Олю с собой. Чо девке дома-то маяться, а с Наталкой я побуду.— Стала просить Прасковья Петровна сына.
—Оля, пойдешь со мной?— спросил он. Жена согласно кивнула головой.
Ягодники покинули деревню до восхода солнца. Тайга их встретила осенней прохладой. Свежий воздух, ароматы трав, горьковатый запах хвои бодрили и навивали ностальгические чувства. Густой мох стелился бархатистым, мягким ковром, проминался под ногами, делая шаги совершенно бесшумными. Падь осталась за спиной, тропа повела круто в гору. Мшаник сменился твёрдой почвой, усыпанной опавшей прошлогодней хвоей. То тут, то там попадались грибы: бурые маслята, светло-коричневые моховики, красноголовые сыроежки. Ольга будто преобразилась, забрасывая мужа вопросами о травах. Зверобой терпеливо, с улыбкой объяснял:
—Это черноголовник или кровохлёбка. Помогает при расстройстве живота и хорошее кровоостанавливающее действие имеет… Чистотел: при язвах, но он ядовит. Его надо уметь приготовить. Это—бадан… Это—золотой корень…
Ольга, как ребенок, захлопала в ладоши от восторга, увидев огромный мухомор:
— Захар, ты только посмотри, какой красавец!
Она хотела, было его сорвать, но Захар остановил:
— Не надо срывать этот гриб, Олюшка. Он полезный.
— Он же ядовитый?!
—Да, но сохатые, изюбри и другие звери им лечатся, так что пусть себе дальше растет.
Притупова посмотрела не доверчиво на мужа, но гриб оставила в покое. Легкий ветерок нанес запах разлагающейся плоти. Зверобой решил проверить, что ж так может смердить?! Он прочесал молодой осинник на старой гари и позвал жену:
—Оля, иди-ка сюда… Глянь…
В россыпи темнел лежащий сохатый. Не вооруженным глазом было видно, что зверя убили люди, но не ради пропитания: вся туша сохранила первоначальный вид. Браконьеры вырезали только губы и язык.
— Вот это, Олюшка, сделали настоящие кровожады и живодеры.— На глазах Захара блеснули слезы.— Такого зверя загубили, гады. Деликатесов им захотелось, сволочам.
Ольга недоуменно глядела на мужа не понимая, чем он расстроен: сам стреляет зверей?!
… Минул год. Захар решил пригласить супругу на солонцы. Как ни странно, но она согласилась составить ему компанию. Девушку удивил вид солонцов: в распадке, среди каменистой россыпи, находились солончаки. Мало верилось, что косули приходят сюда пополнять организм натрием. Округлой формы, похожие на грязные, подсыхающие деревенские лужи, «соля» выглядели далеко не аппетитно, а Захар говорит, что зверьё приходит лизать «эту грязь» за много километров?! Чудно! Метрах в тридцати-сорока на раскидистой, высоченной сосне—строение из жердей.
— Это лабаз, а вон там, под сопочкой, коченок*. Видишь сруб?
— Как избушка…
—Пойдем к табору, а на закате сядем караулить. Следы свежие есть…
День промелькнул не заметно с разговорами и шутками. Солнце спряталось за хребты, оставляя в небе розоватое марево заката. Охотники сели в коченок. Захар приспособил фонарь к стволу ружья. Один провод прикрутил к пальцу, второй – к спусковому крючку. Только палец коснётся спуска, цепь замыкается и яркий луч прорежет таёжную темень, освещая солонцы. Тёплая, летняя ночь. Земля, прогретая солнцем, источала ароматы трав, прелой листвы. В сумерках стали донимать комары. Оля даже не представляла, что их может быть так много, опустила накомарник. Захар знаками объяснил: «Сиди тихо. Не шевелись.». Время тянулось мучительно долго. Не привычная к охоте Ольга стала «клевать носом», но волнение мужа передалось ей, как по команде. Лишь открыла глаза и под лучом фонаря увидела косулю. Свет погас, а выстрела не последовало. Захар продолжал сидеть так же не подвижно. Женщина вскоре опять впала во власть Морфея, пробудилась же от выстрела. Гул эхом прокатился по ночной тайге.
— В кого стрелял? – спросила она, ошалело таращась на мужа.
— Пошли, посмотришь! – У солонцов, уткнувшись в мох, лежал гуран с изящными, шестиконцовыми рожками.
— Захар, а почему тогда не стал стрелять?
—То были самки! Погубишь мать – погибнут дети!
—А этот?
—Козёл.
В подсознании Ольги родились сомнения о грехах, в которых она постоянно обвиняла мужа, но последние негативные взгляды на работу Притупова развеялись окончательно, когда всей семьёй приехали к матери в гости. Екатерина Васильевна Зубова собрала стол к приезду зятя, дочери и внучки, и пригласила давнего друга покойного мужа, Александра Владимировича Кочуру. К удивлению Зверобоя, Кочура работал директором городского зоопарка. За трапезой вдоволь наговорились про животный мир тайги. На последок Александр Владимирович сказал:
—Захар Фёдорович, мне потребуется ваша помощь. Могу рассчитывать?
— С удовольствием помогу!
—Тогда приходите утром в зоопарк. Скажите, что ко мне и вас пропустят.
— Хорошо!
Утром семья Притуповых посетила городской уголок дикой природы. Ольга с Наташей пошли рассматривать зверей, а мужчины уединились в беседке. Проходя мимо, Оля краем уха уловила обрывок разговора: «…не могу, Александр Владимирович.»— сказал Захар.
—————————————————————————————————————
Коченок*— сооружение, изготовленное по форме сруба, в котором охотник на солонцах караулит зверя.
—Но ведь вы охотник. Вам и карты в руки!
— Именно поэтому и не могу. Я охотник, но не убийца.
— Так ведь и Машка – зверь. Поможете?
—Нет! Извините…— Захар пожал руку Кочуре, подошел к жене.— Пойдем, Олюшка. Устал я что-то.
—Ты ему отказал? – спросила супруга. Притупов кивнул.
— Почему?
—А ты знаешь, о чём просил меня НАЧАЛЬНИК сего заведения?
—Нет.— Ольга вопросительно посмотрела в глаза Захара.
— Медведицу в вольере пристрелить.
—Зачем?
— Много их, видите ли! Больше лимита.— Охотник сплюнул.
—Тебе это трудно сделать?— С сарказмом отметила Оля.
—Трудно! Пойми, родная, одно дело добывать зверя в тайге, когда он может спастись бегством или нападением, другое – стрелять беззащитное животное вне воли. Разницу чувствуешь?
Оля как-то по-особенному взглянула на мужа, улыбнулась.
— Прости меня, Захарушка, что все эти годы канючила тебя, обвиняя в жестокосердии, а самого главного – душу твою понять не хотела.
Они поцеловались и в обнимку направились к выходу, любуясь Наташкой, беззаботно, в припрыжку бегущей по аллее. На ее белокурой голове раскачивался большой розовый бант. С этой минуты Ольга ощутила себя самой счастливой на свете, ведь только у нее есть такой сильный муж-охотник с доброй душой и горячим, любящим сердцем…
…Захар улыбнулся, держа в зубах потухшую трубку. Падь расступилась и вдали показалась деревня. Он из многих домиков увидел тот, в котором ждут с нетерпением возвращения папы и мужа, в котором с недавних пор стали гордиться его не легкой профессией – охотника-промысловика. В окнах горит свет, из трубы седыми кудрями валит дым. Лишь подвода поравнялась с калиткой, Зверобой зычным басом гаркнул: «Эй вы, сонные тетери! Открывай медведю двери!». В мгновение ока оказался в тесных объятиях семьи. Захар колол жену и дочурку бородой, густо пропахшей дымом костров, морозом, хвоёй, сам же вдыхал полной грудью уже позабывшийся хлебно-молочный аромат «милых девчонок», повторяя: «Как же я скучал!».
После бани и ужина Притупов развязал рюкзак:
— Доча, тебе Ванька-заяц подарок просил передать. На вот!— Он достал белоснежную, мягонькую заячью муфточку.— Чтоб у Наташки не мёрзли ладошки. А это – от Михайлы Потапыча!— Поставил на стол вырезанного из кедрового корня забавного медвежонка. Наташка прыгала возле папы, от восторга хлопая в ладоши. Оля умиленно смотрела на их возню.
— А мамочке нашей белочка отправила вот что!— Захар накинул на шею растерявшейся жене, невесомый, пушистый шарфик, сшитый из беличьих хвостов. Она смущенно покраснела: «Спасибо, любимый!».
— Папа, папа, а бабушке Паше что?!
— А бабушке старичок-лесовичок послал кусок серы жевать и унты.
— А где они?
— В сенях.
— Почему?
—Их, Наташа, в избу нельзя заносить—мех облезет.
—Почему?
—Потому, Почемучка, что они из кабарожьего камуса* сделаны, а кабарга тепло шибко не любит. Ей прохладу надо.— Прасковья Петровна с благодарностью смотрела на сына: «И меня, старую, не обошел вниманием Захар.»
До глубокой ночи суетились по избе Притуповы, ведь проводы охотников и их возвращение из тайги – важное событие, настоящий праздник. Мужчина испокон веков—охотник, добытчик. Как приятно таёжнику сознавать солидарность родных людей, их теплоту и поддержку! Как же бывает ему больно и обидно, когда любимые сердца покрыты льдом равнодушия, не понимания, а их уста молвят холодно-колкое: «Убийца». (Строки для размышления.)
———————————————————————————————————— камус* — шкура с мехом, снятая с ног оленевидных выше копыт
