ружо
(рассказ – быль)
1
- Слышь, Василий, на днях по случаю я старинное ружо прикупил. Дельное ружо. Стволина на четверть длинше, чем у нонешних ружьёв. За восемьдесят шагов мошника сымает. Ей Богу так.
- Да ладно, Тузик, за восемьдесят шагов глухаря…. Нет, тут ты Тузик, шибко загнул. Факт, загнул на холодную.
-Так, Василей, запоминай. Ишо раз Тузиком назовёшь – в нюхалку схлопотаешь. До смерти не зашибу, но ушибу памятно. Не погляжу, шо в племяшах ходишь – ушибу всё едино. Понял?
-Ну ладно, дядька, понял я, понял. Урезонись. Туз, Тузик…Да не одна ли хреновина. Тузик, оно и к душе льнёт как-то ласкательнее. Да…
-Нет, Василей, не одна хреновина. Тузик, вона, у конуры чипью гремит. А Туз, вот он я.
Супротив тебя сижу. Блюди различие. Я те не псина чепная, а Туз. Понял? Притом, ишо, твой родный дядька. И про ружо не гну. Тодельное ружо. Факта, тодельное, ронкое ружо.
- Ты, Василий, с дядькой своим, разговор уважительнее веди – встрял в разговор Андрей,
родный отец Василия, который доводился старшим братом Тузу, от роду наречённым Николаем – в роду нашем пустобрехов отродяся не водилось. Разумей это. Слово с делом, в нашей родне, всегда в дружбе жили и в разные стороны не шатились. Вникни и памятуй сей факт…
Разговор велся за праздничным столом, накрытым по случаю Первого Мая и получки
выданной к празднику. За столом сидели три брата – Андрей - старший из братьев, Иван – середняк и младшой –Николай, по кличке Туз, которую он сам себе приклеил, и Васили
сын старшего из братьев – Андрея. Все они работали в лесохимии. Андрей и Туз были
лучшими вздымщиками участка, делающих по два и более сезонных плана по добыче
сосновой живицы. Иван числился сборщиком. В его обязанность входил сбор
добытой братьями живицы и затаривание её в бочки. Василий состоял в должности мастера участка на котором трудились братья. Выходило, что мастерский участок, возглавляемый Василием, был на половину семейным и считался одним из лучших в лесохимии….
Жили братья Берсенёвы на хуторе Пеженга, расположенном на живописном берегу одноимённой речки - Пеженги. Других жителей на хуторе уже давно не проживало, а потому в народе его часто называли Берсенёв хутор. Дом Андрея стоял в самом начале поселения, в котором он проживал с женой Александрой и сыном Василием. Супротив его дома, через дорогу стоял добротный пятистенок, не давно поставленный братьями, в котором проживал Николай – по кличке – Туз с матерью, которая и блюла дом и вела хозяйство.
Средняк Иван жил в другом конце хутора. Семья его была многодетной – жена и пятеро детишек ютилось за его спиной. Жилось ему труднее, чем братьям, которые понимали это, и чем могли, помогали брату тянуть семью. Отмечены братья были завидным трудолюбием, ни каких работ не чурались, но уж если гуляли, то гуляли широко, с размахом гуляли и дружно…
- Туз, а ведь с сегодняшнего дня охота открыта. Чуешь? Вот твоё ружьё сегодня и спытаем - ронкое оно, али нет? Идёт?
- Идёт, Василей – согласился Туз – идём к Иссаровскому болоту, ток там сильный, мошников десятка два с гаком поёт. Окромя поющих о прошлой весне керкунов с десяток было. Ноне и те будут петь. Так ведь, Андрей? – обратился Коля-Туз к брату
Андрею, с которым он прошлой весной охотился на иссаровском току.
- Да, ток там дельный, сильный ток, - согласился Андрей - потому как мы его с Николой ни кому не сказываем. Токовище енто, нашенское, семейное токовище. Чужаков туды допущать нельзя, особливо городских, энти враз ток порушат. Мы с Николой это токовише вот уже больше десятка лет посещаем. Храним его. Больше четырёх петухов за вёсну не бьём, потому ток ишшо и жив и множится. Немного помолчав, Андрей добавил:
- Вы, робята, идитё втроём, а я домовничать останусь. Скотину обряжу, да и за хозяйством пригляд нужон. Да и старуха моя нонче прихворнула чой-то. Одну не оставишь… На том и порешили.
До Иссаровскога болота путь не близок. Вёрст семь чёртом мерянных – не меньше, потому мужики долго не мешкая покинули застолье и стали собираться в путь. Иван был охотником неражим, потому ружья своего не имел, да и ни к чему оно ему было, так как на охоту он ходил больше за компанию. Ему в обязанность вменялось таскать пестерь с провиантом и добытую дичь. На этом его функция, как охотника, завершалась.
Василий, не в пример своим дядьям, был малым флегматичным, но чуть хитроватым. Если он знал, что взято изрядно водки в запас, то своего ружья на охоту не брал, а сейчас он видел, как Туз положил брату Ивану в пестерь четыре пузыря водки. По опыту прошлых охот, знал Василий, что дядьки пока всю водку не уничтожат, то о токе и думать забудут, а уничтожив весь запас под чистую – заснут и проспят всю охоту. А он, Васька, возьмёт ружьё Туза, и пока дядьки дрыхнут, сбегает на токовище и возьмёт пару мошников. Но ватное, стёганое одеяло всегда брал с собой. Придя на табор, Василий выпивал с Тузом и Иваном пару стопок водки, плотно закусывал и завернувшись в тёплое одеяло укладывался где ни будь в сторонке спать. Начало тока он ни когда не просыпал.
Коля-Туз охотником был справным и, надо сказать, весьма удачливым. По осени он со своим кобелём по кличке Тузик брал куницу, выдру и прочего зверя. На ходовую охоту он всегда уходил тверёзым и с собой спиртного на такие охоты, требующие больших физических нагрузок и недюжинной выносливости, ни когда не брал. Другое дело глухариная охота на току. Тут Туз расслаблялся по полной и ни когда не жалел, что проспал ток и не отстрелял глухаря. К этой птице он всегда имел уважительное, трепетное отношение и стрелял по ней только в случае крайней необходимости.
2
Путь к Иссаровскому болоту, где находился глухариный ток, проходил по двум подсочным участкам, на которых трудились брать я – старшой Андрей и младшой – Туз.
Дойдя до первого участка, на котором работал Андрей, Туз приказал Ивану остановиться и достать из пестеря выпивку и закуску. Стоит заметить, что младший из братьев всегда главенствовал над старшими и своим племянником, если дело касалось охоты и всего, что с нею связано. Иван послушно снял с плеч пестерь, достал из него закуску, бутылку водки и разложил всё это на придорожном, широком пне. По жизни Туз был человеком не многословным, сдержанным, лишнего слова не обронит где непопадя. Но изрядно выпивши любил порассуждать за жизнь и похвастаться своими охотничьими успехами, впрочем, успехами заслуженными, а не вымышленными. Вот и сейчас распив на троих бутылку водки и закусив, Туз обратился к своему племяннику:
- Вот ты Василей, опять решил всех обмануть – свово ружа не взял. На моё надёжу держишь. На сей раз не выйдет. Мово ружа не возьмёшь. Ценное ружо. Ронкое и с дальнобоем. Зверя пулей за сто пиисят шагов, птицу - за сотню сыму. Веришь? Потому в чужие руки не дам, и не думай. Понял? - И обращаясь к брату приказал – Иван наливай. Ружо обмыть надобно, чтобы дольше служило верой и правдой. С таким боем ружо в редкости.
Иван послушно разлил початую бутылку по кружкам и мужики, чокнувшись, выпили.
Закусив салом с солёным огурцом, Василий обращаясь к Тузу заговорил:
- Вот ты Туз, всё хвастаешь – ружьё.., ружьё,… ронкое…, дальнобой, а взаправды так оно может в мой кепарь за полста шагов не попадёт. Не проверено.
- Чево? За полста шагов? В кепарь – возмутился Туз. Да с полста шагов в клочь твой кепарь разнесёт. Иван, скажи! А? – обратился Туз к уже плохо соображающему Ивану, рассчитывая на его поддержку.
- Н..е…е, н…е…епопадёш..ш – заплетающимся языком еле выдавил из себя Иван – в мой зад с пятидесятка не угодишь, в кепь и не думай.
- Так, Иван – вскипел Туз не ожидавший услышать от брата такое - и ты туды же. Ну, ладно. Вот теперь и проверим – попаду, али не попаду тебе в зад. А, ну, брат – скомандовал обиженный таким недоверием Туз –скидай портки и становись раком на пень.
Охмурённый зельем, плохо соображающий Иван, привыкший во всём подчинятся младшему брату, кое как поднялся с земли и шатаясь, не твёрдой походкой подошёл к пню и согнувшись пополам, опёрся на него руками. Всё это он проделал молча, явно не соображая, что ему уготовано.
- Иван, спущай порты на подколенья, чтоб было видать куды целить – приказал Туз брату, - что Иван безропотно и исполнил.
- Так, Василий , - продолжал командовать, обиженный недоверием и подогретый водкой, Туз – валяй отмери полста шагов и сделай на дороге мету от коль стрелить.
Василий подошёл к пню, у которого на коленках, положив руки на пень и уронив на них голову, с опущенными на подколенья портами, стоял Иван и отмерив полста широких шагов провёл носком сапога заметную черту на дороге.
- Слышь, Туз – обратился Василий к своему дядьке, - а какой дробью стрельнешь ?
- Какой…, какой…, - задумавшись слегка ответил Туз, - а нолём, дымарём снаря -жоным и стрельну. Я завсегда глухаря энтим снаряжением сшибаю.
Слегка пошатываясь, Туз подошёл к черте, взвёл курок одноствола и раскачиваясь из стороны в сторону, взад и в перёд стал выцеливать голый зад Ивана.
- Э…э…эй, Туз! Погодь, не стреляй! А вдруг и в заправды попадёшь? Ивану мудя от- стрелишь – греха не оберёшься. Ты что ли робят ему строгать будешь? Вот то-то.
Туз послушно опустил ружьё согласившись с доводом племяша, а Василий не спешно подошёл к сосне, на которой висели металлические приёмники – воронки, снял одну и направился к сонно похрапывающему, Ивану. Уместив Иваново добро в воронку, он тщательно закрепил её ему между ног и убедившись, что воронка не свалится, валовито направился к Тузу, поджидающего племяша у мерной черты. Подойдя к нему Василий произнёс обращаясь к дядьке:
-Слышь, Туз! Ты говоришь што глухаря этим зарядом с восьмидесяти шагов сымешь, а тут всего с полста. Ванькин зад с глухаря в размере будет. Вот давай с восьмидесяти шагов и стрельни. Если прилетит пара дробинов Ивану в зад, тогда поверю, что и глухаря с такого расстояния сымешь. Идёт?
- Идёт - согласился Туз – Валяй, Василей, добавь ишшо тридцать шагов. Я и так уверенный, - моё ружо не смизает. Факт.
Василий отсчитал от первой меты ещё тридцать шагов и провёл сапогом новую черту.
-Вот от сель и стрельни – указывая на черту на дороге – сказал Василий дядьке. Туз подошёл к означенной на дороге новой черте, поднял к плечу ружьё и пошатываясь из
стороны в сторону, стал тщательно выцеливать голый зад среднего брата.
Раскатистое эхо выстрела всколыхнуло дремлющую тишину соснового бора. Облако дыма вырвавшееся из ствола, скрыло цель, по которой стрелял Туз. От пня, у которого Иван
изображал цель, донёсся отчаянный визг.
- Слышь!!!, Слышь!!!, Василий – радостно закричал Туз- а Ванька-то верещит! Знать дробь в цель легла! Говорил тебе, тодельное ружо, а ты не верил. Факт – тодельное ружо! Пойдём. глянем, сколь дробинов в цели уместилось.
Василий с Тузом не спеша направились к пню, около которого завалившись на бочину, и уже не скуля, а чуть постанывая, лежал Иван. Туз, обследовав зад Ивана, слегка потухшим голосом изрёк: - Хм.ы.ы. Всего одна драбина в цель пришла. Видно заряд не правильный. Факт, не правильный. Глухаря только обранит. Не ладно это. Факт, не ладно.
В это время Василий нагнулся к пню, у которого лежал дядька, поднял с земли воронку, которая спасла от дроби Ванькино «добро».
- Слышь, Туз! Если бы не приёмник, не знаю, что бы и было. Остался бы Ванька без наследства. Вот и пришлось бы тебе обслуживать Иванову бабу. Факт. Она баба пылкая.
Ей без мужика ни как не можно.
Увидев две вмятины в воронке, Туз просветлел лицом.
- Вишь, Василий! Говорил тебе, ш.шо ронкое ружо, а ты не верил. Теперь убедился – не брехал я. Три дробины в цели. Говорил тебе – с восьмидесяти метров глухарь мёртво бит будет, а ты с пятидесяти в кепь не попаду. Убедился теперь, шшо я не гнул, а правду говорил . Факт, правду!
- Согласен, ружьё дельное, с хорошим боем. И осыпь кучная. Факт - дельное ружьё.
Повезло тебе, Туз, с ним, - и немного помолчав, глядя на Ивана, обращаясь к Тузу, спросил – а чего с Иваном делать? Дробину-то из зада изымать надо, чтобы кровь не заразилась.
- Да. Василий, надо изымать дробину, чтобы худа не было. Доставай из пестеря водку, дезинфекцию проведём.
Туз достал свой, остро отточенный охотничий нож, тщательно протёр его тряпкой, обильно смоченной водкой и приказал Василию :
– Ты, племяш, переверни Ивана на пузу в верха задом и садись ему на спину, а я буду выковыривать дробину, только держи крепче, чтобы не брыкался.
Василий исполнил всё в точности, как и просил его Туз – уместился Ивану на спину, коленками прижав руки дядьки к земле, а Туз уселся Ивану на ноги, смочил обильно зад водкой и начал ножом извлекать дробину из задницы брата. От боли Иван очухался, завизжал, как порося по ножом, и взбрыкнулся так, что Василий скатился со спины дядьки на землю, но Туз ноги брата удержал и не дал Ивану подняться.
- Слышь, Туз, - поднимаясь с земли, обратился Василий к дядьке – Так нам с Ванькой не сладить. Анастезея нужна.
- Какая такая анастезея ? – не понял Туз.
- Какая, какая… А вот такая! Когда дохтура операцию делают, то больного в бесчувствие наркозой приводят. Режут его, а он ни чего и не чувствует.
- Ну и што,? А где бы я тебе эту самую наркозу взял? Да и я тебе не дохтур. А дробину достать надо, как хош. Давай иш..ш..о раза попробуем, ты только держи шибче.
- Не, Туз, так не получится. Иван мужик в могуте, силён, как чёрт, хоть и пьян- не дасся. Факт, не дасся. Говорю тебе – анастезея нужна.
- Да где я тебе возьму тутока эту самую анастезею? Давай держи крепче, иш.. ш..о раза попробуем.
Вторая попытка, как и первая, успеха не возымела, хотя Туз, перед тем, как начать операцию, выпоил Ивану пол кружки водки, которую тот выпил словно воду и сразу затих. Но стоило только ножу коснуться раны, как Иван сразу же начал дёргаться.
- Нет, Василий, придётся брата в больницу тащить. Нам не сладить с ним. Силён, чёрт.
Не осилить нам его.
- Справимся, дядька. Мы сами ему анастезею сделаем. – успокоил Туза Василий.
- Это, как так, сделаем? – удивлённо и с недоверием спросил Туз племянника.
- А просто. Я как-то читал в одной книге, что раньше, когда ещё наркозу не знали, людей перед операцией в бесчувствие приводили ударом деревянного молотка по загривку. Человек временно терял сознание, а ему в это время делали операцию, ну, а если он вдруг начинал приходить в себя, его снова деревягой по затылку трескали.
- А ты, Василий, случаем не выдумываешь? – усомнился Туз.
- Честно, Туз, не выдумываю. Сам подумай, о ту пору ведь наркозу ищо не знали, а молоток деревянный, вот он, завсегда в то время был у дохтура под рукой – успокоил Василий дядьку, – а вот тебе и наркоза и анастезея – продолжал Василий,подымая с земли обломок соснового сука толщиной в пологлобли и в полметра длинной и показывая его Тузу, добавил – вместо деревянного молотка вокурат сойдёт.
- А коли так, то ладно, Василий. Вот ты ему эту самую наркозу с анастезеей и сделаешь.
Только, мотри, не зашиби в усмерть. Лупани по затылку в меру, штобы только до беспамятства, а не досмерти, а я живо дробину выковырну, коли Иван не будет дёргаться.
- Не боись, Туз. Лупану вокурат, жив будет, не помрёт.
Коля – Туз снова уселся брату на ноги, взял в руки нож обтерев его тряпкой, смоченной водкой, отхлебнул прямо из горла сам и протянул бутылку Василию.
- Вляй, Василий, глони для смелости. Да мотри не промахнись и не перегни лишку.
- Не, не буду – отказался Василий - не боись до смерти не зашибу, жив будет .
Василий встал около головы Ивана на колени, занёс сук и хряпнул им по голове дядьки.
Иван дёрнулся, но тут же затих, словно ко сну отошёл. На затылке у бедолаги вздулась шишка, величиной с куриное яйцо, но боли он уже не почувствовал, как не почувствовал и то, как Туз концом ножа выковырнул ему из задницы дробину, после чего обильно полил на рану водкой.
- Василий – обратился Туз к племяннику – принеси приёмник с живицей. Живица, она лучшее лекарство для заживления ран. Проверено.
Василий принёс приёмник с медово – янтарной жидкостью и протянул её Тузу.
Туз обильно смазал рану брата живицей. Затем, набрав с сучьев старой сосны сухого мха и тщательно растерев его в ладонях, присыпал рану, сверху наложил тряпицу, оторванную от Ивановой рубахи.
- Ну вот, Василий, теперь рана живо затянется. На третёй день, думаю, Иван и сидеть смогёт.
3.
Майский, сосновый бор нежился в предутренней, томной прохладе. Кроны
сосен, обрызганные позолотой восходящего солнца, купались в океане
безбрежного, безоблачного неба. Умиротворяющую тишину пробуждающегося леса нарушало лишь треньканье проснувшихся птах, да мирное похрапывание братьев. У жаркого, догорающего костра на пихтовом лапнике под стенкой устроенной между двумя деревьями, защищающей от ветра и удерживающей тепло, спали Туз и Иван.
Со стороны тока к костру подошёл Василий – племяш братьев. Повесив на сук трёх «петухов» в стороне от костра, он осторожно положил ружьё и патронташ под стенку за спиной Туза, туда где он и взял его у спящего дядьки. Налив из висящего над пожогом чайника круто настоянного на чаге и брусничном листе чая в алюминиевую, прокопченную до нельзя, кружку, Василий с наслаждением выпил его и завернувшись в стёганное, ватное одеяло, пристроился с боку, не вдалеке от костра на сухом, весеннем вытае и провалился в спокойный сон умилённого жизнью человека.
