Гришка-медвежатник
Когда Гришке стукнуло двадцать пять, он решил-таки позвать Елену замуж. Она, конечно больше из принципа, потянула с ответом, помучила Гришку, отчего тот даже собирался запить и уйти в лес жить отшельником. Но вот в один промозглый октябрьский день, когда солнце уже начало бессовестно издеваться над нашими чувствами, а дождь, вторя светиле, поливал нас холодной, порой колючей водой, Гришка и Елена сыграли свадьбу в просторной школьной столовой.
Погуляли-то мы хорошо, я бы даже сказал, традиционно бурно: пара разбитых окон и сломанные столы, думаю, послужили веским доказательством! Однако в плане охотничьем женитьба Гришке на пользу не пошла, ибо его новоявленная женушка напрочь запретила великану связываться с нами – «алкоголиками и тунеядцами». Поэтому, сколько бы мы ни звали нашего семейного товарища, он ни в какую не собирался противоречить своей жене-мегере и продолжал выполнять все ее неразумные капризы.
Но ведь на все найдется управа! И даже такой неиссякаемый источник Вселенского зла как Елена не была застрахована от летнего отпуска. Укатив с шумными (но, чего уж там, красивыми) подругами в Геленджик, она оставила мужа без какого-либо присмотра, а мы с Егором, воспользовавшись добротой и безотказностью Гришки, завербовали его тут же и утянули с собой на охоту в таежный царственный лес.
Июльский полдень был безветренным и невыносимо жарким, и к вечеру мы уже еле волокли ноги по раскаленной, потрескавшейся дороге, сплошь изъезженной тракторами. Иногда слабый ветер касался наших раскрасневшихся щек, но воздух был настолько горячим, что от подобных прикосновений нам делалось если не дурно, то как-то не по себе. Казалось, что все живое томилось и изнемогало от гнетущей духоты, и не было никаких сил, чтобы хоть как-то ей сопротивляться.
Природа нашего края могла свести с ума любого, даже самого привередливого ценителя прекрасного: бескрайние поля с высокой травой, что при сильном ветре напоминает морские волны, игриво бегущие друг за другом, пушистые кроны сосен, завораживающие и пугающие одновременно, непревзойденная стать тонкоствольных берез, похожих на скромных девиц, ожидающих, что их вот-вот пригласят на танец. Знаю, что не смогу перечислить всего того чуда, окружавшего нас, ибо настолько оно невероятно и величественно, поэтому перейду к описанию события, забыть которое никто из нас троих не в состоянии и по сей день.
Не смотря на то что время бежало неумолимо быстро, и по всей логике вещей уже должен был наступить прохладный безоблачный вечер, солнце продолжало испытывать наше терпение и палило с такой устрашающей силой, что липкий пот неиссякаемыми потоками скатывался по нашим осунувшимся спинам. Но то обстоятельство, что в рюкзаках лежали глухари и рябчики, а у Гришки их было, как всегда, с запасом на три зимы (что поделать, иногда этот гад бывает чертовски метким!), подбадривало нас, и время от времени наши лица озаряла искренняя улыбка ничем не заменимого удовольствия от состоявшейся охоты.
Егор травил в своей бесцеремонной манере охотничьи байки, главным героем которых якобы являлся он сам.
Примечание: ну вот за кого он нас принимает, а? Охотимся мы все время вместе, а ничего подобного из рассказанного Егором с нами никогда не происходило!
Но мы-то знали, что наш товарищ слегка увлекся, однако прерывать его монолог ни у меня, ни у Гришки не было сил. Время от времени мы даже находили шутки Егора в какой-то степени удачными и пытались придать своему смеху более-менее искреннее звучание.
До деревни оставалось около пяти километров, как вдруг Гришка остановился, словно невидимая стрела вонзилась ему прямо в лоб. Он вскинул правую руку над головой (конечно же ударив голову и чуть не выронив ружье) и произнес несколько слов на своем зверином языке, непонятном простым смертным вроде нас с Егором. Егор сдержанно засмеялся, прикрыв смуглое лицо ладонями, а после и вовсе присел – ну не мог он спокойно реагировать на Гришкины причуды. Я же остановился постепенно, признаюсь, больше для того, чтобы придать себе высокомерно-непринужденный вид, будто в деле охоты превосходил моих сотоварищей.
– Надо же! – неожиданно внятно крикнул Гришка, и это, честное слово, привело меня в еще большее изумление.
– Что ты там увидел? – истерично посмеиваясь, спросил Егор. – Никак след самого дракона, а, Грегор?!
– Да сам ты след дракона, сукин ты сын, – пробубнил наш внимательный друг и радостно подпрыгнул на месте (а я тем временем представил, как после Гришкиного приземления пошла волна, сметая все на своем пути). – Медвежьи следы, парни, медвежьи!
– Чего?! – в раз выпалили мы с Егором и, побросав свои рюкзаки прямо в остатки грязной лужицы, подбежали к Гришке.
– И правда, – Егор так открыл рот, словно хотел поймать какую-нибудь гигантскую тропическую бабочку.
– Надо же, – хотя, признаюсь, я выглядел ничуть не лучше Егора, – медвежьи... Совсем свежие... Что делать-то?
Мы с Егором уставились на Гришку, который с самым что ни есть озадаченным видом рассматривал следы и как-то уж больно напыщенно почесывал затылок.
– Думаю, надо сделать так: вон за теми кустами дорога резко поворачивает вправо, да?
– Ну и? – я почувствовал, как в моем уставшем теле понемногу кровь вновь начинает закипать, возвращая охотничий азарт.
– Устроим засидку на этом повороте, сидеть буду я. А вы идите прямо по дороге, выгоните медведей на меня. Ну все, не будем терять время. Я пошел.
И ни сказав нам больше ни слова, наш наблюдательный друг снял ружье с предохранителя и скрылся за поворотом.
Нам ничего не оставалось, как выполнять Гришкин план. К тому же охотничий азарт достиг своего апогея, и мы были готовы рвать на себе волосы (и не только!), лишь бы заполучить столь нежданно-негаданно свалившийся на нас трофей.
И вот мы молча шли по узкой дороге, держа ружья наготове, ибо нет ничего страшнее, чем внезапно появившийся перед тобой медведь (я, конечно, пытался прогнать эти мысли, но из-за своей натуры, склонной к разведению паники, сделать это, как вы понимаете, мне не удавалось).
Прошло около пятнадцати минут. Мы уже приближались к Гришке и сквозь торчащие во все стороны ветки могли разглядеть его напряженно-спокойное лицо, как вдруг метрах в двадцати от нас на дорогу вывалились, словно маленькие пушистые комочки, два бурых медвежонка. Я моментально остановился, собственно, как и Егор. Оба мы прекрасно понимали, что следом за медвежатами из густых зарослей сосен выберется и их мамаша (свирепая и жаждущая мести – не без этого!).
Как только мысль о предстоящей встрече с медведицей ураганным вихрем пронеслась в моей голове, послышалось сердитое ворчание, задвигались неистово кусты и прочее, прочее, прочее. В общем, пара секунд – и перед нами стоял озлобленный зверь, рычащий и настроенный, как мне показалось, далеко не самым дружелюбным образом. Да, я помню, как она «кричала» нам что-то по-медвежьи, и это что-то было непонятным, однако сумело привести нас в состояние полнейшего оцепенения. Хотя спустя замешательство Егор уже взбирался на дерево, сломленное недавним штормовым ветром, а с него (ибо этот путь показался ему не таким уж и спасительным) перепрыгнул на одиноко торчащий ствол и уселся на нем, как на стуле. Два с лишним метра над землей придали Егору решимости, и он даже попытался улыбнуться, хотя получилось лишь выпучить глаза и слегка приоткрыть рот.
Я смотрел на все происходящее невидящими глазами и через пелену каких-то непонятных звуков и образов слышал свой срывающийся голос:
– Гришка, стреляй! Стреляй!
Но, лежа в кустах на колючих ветках и потея от страха, я так и не услышал выстрела. Гришка по какой-то лишь ему известной причине вел себя неестественно тихо и скромно, отчего невозможно было понять, продолжает ли он до сих пор сидеть в засидке или же давным-давно дал деру.
Медведица, видимо, совсем не ожидала от нас подобной реакции. Судя по ее недоуменному взгляду, она надеялась устроить кровопролитное сражение, однако мы – трусливые представители рода человеческого – нарушили все ее планы. Саркастически отнесясь к нашему глупому поступку, медведица прибрала детишек и, волоча свою огромную тушу, словно бы ничего и не произошло, перешла дорогу и скрылась за пышной листвой.
Я не мог подняться с земли сразу, ибо мне требовалось немало времени, чтобы перевести дыхание и успокоить свои расшалившиеся нервишки. Выйдя из своего «надежного» укрытия, я увидел Гришку, взирающего на нас с Егором с высоты своего богатырского роста. Взгляд у него был тревожно-пытливый, как будто это могло помочь ему прочесть наши мысли, но на красивых губах то и дело появлялась сочувственная, даже больше ироническая улыбка.
Мы с Егором подошли к Гришке как-то неуверенно, словно нашкодившие в садике детки: головы опустили, потупили взгляд, да и сказать ничего толком не могли – то ли Гришку боялись, то ли все еще медведицу.
Гришку бояться, наверное, стоило: волосы у него были взъерошены, как будто мгновением ранее он получил не хилый электрический разряд, глаза были выпучены, из-за чего вера в безумие их хозяина с каждой секундой только укреплялась.
– Ну и? – спросил Егор наигранно вызывающим голосом.
– Что «Ну и»-то? – задыхаясь, спросил Гришка в ответ.
– Ты чего не стрелял? Тебе, вон, Митя заорался просто!
– Дак это… – Гришка смешно наморщил лоб. – Медведица же на меня не нападала.
Егор подбежал к ближайшей сосне, одиноко томящейся без нашего внимания, и начал биться головой о ее корявый ствол.
– Ну Гришка-медвежатник! – завопил он спустя какое-то время и в припадке хохота сполз по стволу на землю.
Гришка махнул на нас рукой и, тихо посмеиваясь и подергивая плечами, поспешно направился в деревню, куда на утро должна была вернуться его ненаглядная.
27 февраля – 3 марта 2013 года.
