Палаточные охотники
Юрий Лабутин
Идея хоть на пару дней попасть на утиную охоту, да не куда-нибудь, а на саму речку Кенкеме, созрела давно. И не далеко вроде речка, час езды по хорошей дороге. Так то, по хорошей. А эта, и не поймешь какая. И грунтовой-то назвать нельзя. Болотины, объезды. Летом, как сушь постоит – кати себе, мягче, чем по асфальту. Но только до дождей, тут уж лучше пообождать. А весной - что девка ветреная. Пропустишь день, другой, пригреет солнышко земличку и расслабнет она, и не твердая колея под ногами, а тесто блинное, не то, что машину, телегу едва выдерживает.
Я сижу в кабинете Геннадия, бывшего редактора солидной газеты, пытаюсь и не могу себе представить эту “блинную” дорогу.
- Веришь, - заводится он, - почти сутки выбирались однажды. Наважились так, что и насыпь большака на виду уже, а сил нет! Рядом заночевали.
- А добыли-то много?
- Добыли? Порядочно постреляли. Ну, утки было-о …, до сих пор перед глазами летят.
Облокотившись о письменный стол, он картинно прикрывает виски растопыренными пальцами и, видимо, вспоминая, покачивает головой.
Такие разговоры велись не раз, но дальше их дело не шло. А тут зашел по весне, в кабинете рядом с ним Николай, наблюдатель научной станции. Посмеивается. Высоченный такой, видел его и раньше, но не думал, что и он имеет отношение к нашему племени охотников.
- Так едем или не едем? – в упор выпалил Геннадий.
- А на чем? – автоматически спрашиваю.
- УАЗ на ходу. Для четверых как раз.
“Ага, - думаю, - значит и Гришу, друга моего имеет в виду”.
- А шофер? – Спохватился я.
- Так вот он, перед тобой. Представляю: бывший таксист, шофер первого класса.
- А дорога? – въедливо спрашиваю я. - Дорожка-то может и блинной быть? – “Вот тебе, сам про блины рассказывал”.
- С таким орлом, - смотрит на Николая, - не доедем, так доплывем.
- Или долетим… - принимает вызов Николай. - Так что, трубим сбор?
Дорога сверх ожидания оказалась сносной, даже на прогалинах оттаяла незначительно. Машина шла почти без пробуксовки. И мы радовались, что все хорошо так складывается. Над нами кружили коршуны, луни, сарычи, с вершин лиственниц кричали черные вороны. Где-то на полпути, на вспаханном с осени поле, в образовавшихся лужах воды кормились чирки и даже крякаши, некоторые довольно близко.
- Есть предложение, - вымолвил самый разумный из нас, Гриша, сотрудник охотничьего института. Машина продолжала идти, но все примолкли, ждали.
- Утки много, на зорьке и побольше будет. Может, остановимся, скрадки поставим, костерок разведем, - сказал он вкрадчиво.
- От добра добра не ищут, - хохотнул Коля, - голосуем?
- Вы что, - забеспокоился Геннадий, – это, по-вашему, утки? Вот там будут утки! И, кроме того – красота не земная, речка не хлорированная. А название-то, какое – Кен-ке-ме! А здесь еще навозом пахнет, и трактор вот-вот объявится.
Это уж журналистское воображение Геннадия разыгралось.
Вопрос был решен в одностороннем порядке, но единогласно.
- Я что, - согласился Гриша, - свобода мысли. А вообще-то Кенкеме, это звучит. Ягод там по осени …
И мы продолжаем путь, представляя, что вот скоро доедем до этой сказочной речки, оставившей неизгладимый след в душе Геннадия Арсентьевича. Обозначенная следами машин дорога начала теряться, раздваиваться, пока не вывела на большую поляну с рединами леса и ерником. Поляну эту и пересекала речка Кенкеме – не широкая, извилиcтая, не набравшая еще своей вешней силы, а потому пока мелководная и омутная. За речкой поблескивали лывы снежной воды, заболоченные озерца и даже полоски зарослей тростника.
Оставив машину на сухом берегу и надеясь еще на вечернюю зорьку, мы подготовили и положили у берега резиновую лодку, установили палатку, чайник на костерок – ну какая охота без чая – как начал накрапывать дождь.
- Ох, уж эти вороны, накаркали все же … - Геннадий всматривается в облачное небо. – Ничего, быстро начался, быстро пройдет.
Наскоро перекусив, решили немного пройтись и освоиться с местностью, а может и добыть что-нибудь.
- Идите, идите, - машет рукой Николай, - когда мы с Гришей, вооружившись, нетерпеливо ждали у речки. – Я ужин приготовлю, фирменный.
- А я помогу ему. – Это уже Геннадий. – Нельзя друга оставлять в лесу одного.
Переглянулись мы с Гришей и пошли вдоль по речке туда, где, казалось, долина расходится пошире и озерок побольше. И хоть моросил дождь, чирки нет-нет, да и поднимались с речных заводей и некоторые совсем близко – вот мы, берите, пожалуйста. И мы взяли четырех, и повернули к палатке, где ожидал нас фирменный ужин.
Всю надежду на успешную охоту возложили на утро.
А дождь вроде бы и не переставал, убаюкивал монотонно. Вот и брезент посветлел, вставать бы надо. И бекасы токуют вовсю, чокают на кочках, делают виражи над палаткой. Я их не вижу, но хорошо представляю. Один из них набрал высоту, распушил хвост и, падая, издает блеящий звук – это обыкновенный бекас. А это азиатский. Звук другой, шумящий, наподобие реактивного самолета. А так, по виду и не отличить в воздухе.
Встаю осторожненько, завариваю чай. Пора поднимать. Открыл палатку – такой безмятежный, такой сладкий утренний сон, что и будить жалко.
- Гриша, - обратился к более близкому мне человеку, – Гриша, вставай. Проспали зорьку-то. Чай готов.
Гриша открыл глаза, не решаясь, что-то сказать
- Да какая охота, - говорит после некоторого колебания, - дождь хлещет. Вымокнем только.
Дождь, между прочим, не хлестал, а только покапывал и что-то наподобие разводий на небе появилось. Гриша, видимо, не решил еще, стоит ли вставать.
- Коля, а ты? – Судя потому, как он затаился, он слышал разговор, но молчал.
- А я что, из особого теста, что ли сделан? В такую сырь … лучше днем походим.
Оставался редактор, главный заводила этой охоты.
Тоже затаился.
- Ладно, с вами все в порядке, Геннадия будить не буду.
- Да нет, - донеслось из спального мешка, - я не сплю. Слышишь, бекасы разошлись – к солнышку.
- Значит идем? Ой, как надоел кабинет тебе, наверно. А тут сказочная страна – Кенкеме.
- Ты не понял главного … - снова донеслось из мешка.
Спальный мешок зашевелился, в разрез показался сначала небольшой слегка вздернутый нос, затем лицо, помятое после сна. Высунулась рука, пошарила у изголовья и понесла к лицу очки. Бросил на меня взгляд.
- Так ты уже одет? Ну, я так быстро не могу. Нет, не пойду.
- А как же насчет главного? – спрашиваю.
- На твой прямой вопрос отвечаю прямо: первое – кабинет не так уж плох во время дождя; второе – мы больше палаточные охотники.
От неожиданности ответа все замолчали сначала, а потом дружный утренний хохот разогнал бы всю местную дичь, не огради его хоть и тонкими, но все же стенками палатки. Хорошее настроение передалось и мне. “Ну-ну, лежите, дрыхните, а я вот сейчас пойду …”
Дождь, между прочим, совсем прекратился, если не считать маленьких, мелких зарядов. С востока пробилось солнце, лучи его коснулись поляны и заскользили дальше, дальше, высвечивая каждое деревце, каждую капельку дождя на траве. “А ведь прав был Геннадий – райская речка Кенкеме. А они спят…, путь спят”. От свежести утра сердце, казалось, вырывается из груди и несет куда-то вперед, к тому заливчику за стеной тростника. А это что? Над открытой поляной прямо на меня заходит селезень шилохвости. “Спокойно, спокойно, вот так”. Забрасываю селезня на веревочке за спину и радостно направляюсь к камышу, за которым открывается болото. Небольшие плесики меж травяных островков. “Пойду-ка на ту сторону, поближе к лагерю”. Сначала ружье в руках держал, наизготовку, а потом по-солдатски на плечо положил. К чему готовиться? Кругом все видно. Один островок почему-то привлек внимание. Ах, вот оно что: травинки так переплелись между собой, что под ветерком как живые шевелятся. “Другой подумал бы гусь. Но я то знаю. Какой уж тут гусь, хоть бы чирка бог послал”. И близко уже подошел. “Другой бы и выстрелил, может быть”. А из травы-то и впрямь гусь вылетает, да низом так по болоту. Изготовился торопливо, вперед вынес ствол, еще немного. Куда уж попал дробовой заряд, не знаю, а гусь все летит над болотом. “Упустил, значит. Ах, да, мелкая дробь”. И сердце, как колокол, аж к горлу куда-то подкатило. Упустил.
Гусь сделал еще несколько взмахов крыльями, пошел на посадку и упал.
Перезаряжаю на ходу ружье, бегу, боясь, что гусь тоже побежит или поплывет. И падаю, наподобие гуся, но вижу – лежит он, не двигается. Вода заливает резиновые сапоги, холодными струйками проникает к ногам через носки. Рука по локоть в воде, другая – держит ружье.
Поднял гуся – тяжеленький. Лапы желтые, у вершины черного клюва желто-оранжевая перевязка. Гуменник! Как он оказался здесь?
Вышел на бугорок, отжал штаны, носки, посидел на солнышке. Собрался уж идти к лагерю, но что это? “Урут, урут, урут …” - мелодично доносится с поляны, поближе к речке. Прислушался – мородушки. Веселая утка мороду*. Не успеет сесть и сразу же выдает себя голосом. А тут прямо-таки концерт устроили. Подхожу осторожно – и озера-то нет, заполненная водой яма на равнине, а на ней дюжина уток - плещутся, разговаривают. Выждал немного, что бы поближе сплылись.
Связка уток потяжелела. Идти было приятно и легко. “Вот удивлю сейчас”. Выстрелов-то их я не слышал.
За поворотом тропинки дымок сизоватый, легкий; а вон и палатка просвечивается через деревья. Мужички мои мирно так сидят за скатеркой, разостланной на жухлой прошлогодней травке, чаек попивают и, судя по всему, не только чаек. За светской беседой забыли, что есть еще я, голодный и мокрый. “Ах, так, - зашевелился во мне бесенок, - ладно же” Повесил связку за толстую лиственницу.
- Пришел, - заметил Николай, вопросительно оглядывая меня. Повернулись и другие.
- Мы так и думали, пустой. – Продолжил он. – Переодевайся да за стол. Ноги не жалко, а сапоги зазря топтал.
Гриша поставил подогревать чайник на угли.
- Это почему же зазря? – провоцирую я. – А хотите, вчерашнюю добычу Вам, нынешнюю мне?
Смотрят недоверчиво. Колеблются.
- Ну что, Гриша, - принял игру Геннадий, - рискнем?
- Рискнем.
- Коля?
- Так ведь голым домой приедет. Жена в следующий раз на охоту не пустит. Но если хочет, я за.
- Решено, - говорю я, - мне и свежатины хватит.
Снимаю с сучка связку уток. Молчание заполнило поляну, слышно, как вода течет в Кенкеме. А я достаю еще и гуменника. Молчание затянулось, аж самому неудобно стало.
- Ладно, добрый сегодня я. Это вам. – Кладу уток у скатерки. – А уж гуменника-то, не взыщите, себе возьму.
- Где это ты…, - пытается спросить Николай.
- Вопросы потом, - прерывает его Геннадий. – К столу охотника. А то еще умрет от голода при таком-то обилии еды.
Возвращались засветло. Дорога была еще вполне проходимой, на пашне опять перелетали чирки, в небе парил коршун. По южным склонам бугров высвечивали шапки золотисто-желтых подснежников.
- Да, - вздохнул неожиданно Геннадий, - утки утками, а гуменник, это уже настоящая добыча.
Мороду – местное название чирка-клоктуна
