Будоражащий запах весеннего селезня
В современном нервном течении событий по вопросам открытия весенней охоты, когда простой охотник совершенно бесправен и унижен, когда даже закрытие сезона можно было бы произвести по-людски, без подлога результатов опроса мнения охотников, без прогибания спины перед вышестоящим руководством, и тупого, дилетантского "не пущать", всё чаще вспоминаются события полувековой давности первой моей весенней охоты. Тогда отцу достаточно было заплатить взносы в охотобщество, и, кажется, небольшую госпошлину, дождаться сроков начала весеннего сезона, и все - можно было охотиться.... И я, совершенно зеленый, но с пылким охотничьим сердцем, тогда побывал на своей первой утиной охоте. Я не помню своей первой добытой утки, но вот первая охота по уткам запомнилась на всю жизнь...
***********************************************************************
В конце первого класса, весной 1963г, я в нетерпении ждал открытия охоты по уткам. Доставшееся после смерти деда в январе того же года одноствольная курковка ИЖ-5 24 калибра была уже мной успешно испытана по сорокам, и, менее успешно - на заячьей охоте. На той охоте отец добыл беляка, а я...а я стрелял, как безумный, сгоряча едва успевая перезаряжать длинное, не по росту ружье, но в бегущих косых попасть не смог. Зато запах сгоревшего дымаря, сизой струйкой вившийся из патронника, с той поры для меня приятнее всех других, и тревожит мою душу...
Наконец-то прилетели дикие утки, хотя речки и ручьи едва вскрылись наполовину. Вечно занятый отец, видно дольше уже не мог терпеть моего нытья, и в одно из воскресений, едва забрезжил рассвет, мы были на деревенском пруду. Я, как полноправный участник охоты, волок длиннющую одностволку. Мою детскую телогрейку опоясывал старинный патронташ с пряжкой в виде двуглавого (дореволюционного) орла. Мы ползли с отцом старательно, благо утром небольшой мороз сковал оставшийся снег, и он нас держал. От азарта я учащенно сопел, и отец пару раз мне делал замечания. Когда до селезней оставалось метров 60, сзади раздался голос деревенской бабки Матрены:
- А чё это вы тут ползете? На уток чё-ли охотитесь?-
От неожиданности я вскочил, да и селезни взлетели. От злости я готов был разорвать бабку, которая рано утром искала не пришедших вечером своих домашних уток.... Ругнувшись на бабку, отец, закинув курковую двустволку ТОЗ-БМ 16к, направился на другой прудок, в полукилометре от первого. Я, расстроенный, последовал за ним. Тот, второй пруд, был значительно меньше, и находился недалеко от колхозной конюшни (конного двора). Понятно, что там уток беспокоили чаще. Однако, они тут всё же постоянно присаживались.
Усадив меня у самой широкой части разлива, отец пошел выше по течению, где было только русло ручья, метра четыре шириной. Сжимая побелевшими пальцами ружьё, я молил бога, чтобы утки прилетели именно ко мне. Но уже вставало солнце, и уток теперь не предвиделось. Проклиная бабку Матрену, я неожиданно услышал выстрел со стороны отца. А затем и его крик о том, чтобы я шел к нему. Пойдя метров 100, я увидел отца на другой стороне ручья. Он показывал на воду. Там медленным течением сносило в пруд громадного крякового селезня. Самое главное, он был у моего берега, и его потихоньку тянуло под истонченную кромку льда. Позабыв все на свете, я ринулся к селезню, через снег и ветки ивы, не слушая отца, чтобы я был осторожнее. Какая там осторожность! Селезень, настоящий селезень с зеленой головой и дымчатым струйчатым рисунком, мог попасть под лёд! Никакой домашний селезень не шел в сравнение с дичью!
Встав на кромку льда, я кое-как дотянулся двумя пальцами до "косички"-завитушки хвоста....Хрясь!!... Лед подо мной обломился, и я весь скрылся под водой! Плавать я умел с шести лет, но сейчас я был в теплой одежде, сапогах, да и вода ледяная! Кое-как добултыхавшись до отца, я с плачем вылез на лед с его стороны.... в руках у меня был селезень, а вот ружья не было, я его утопил.... Как можно быстрее мы прошли метров 100 и оказались в "офисе" конюхов. Избушка была довольно большой, но не очень теплой. Быстро отжав мою одежду, отец посадил меня на русскую печь, которой обогревалась избушка. Побелевший, он, вероятно прикинул, ЧТО могло бы быть... Помочь в воде мне он не смог бы - у него не было левой ноги, потерял на фронте... а протез, скорее, был лишней тяжестью...Оставив меня с конюхами, он, взяв длинную кочергу, пошел "блеснить" моё ружьё... и ведь вытащил за ремень!
Потом мы долго сушили одежду, заранее, как два благородных жулика, договорившись о том, что не скажем матери об этом приключении. А я все нюхал селезня, прижав его к лицу. И этот запах одурманивал меня, отодвигая на второй план весеннее купание, и волнуя меня больше всего на свете! И, потом, по дороге домой, я нес его сам, причем не за ноги или шею, а прижимая к себе, ощущая исходящий от него запах. И не хотел, чтобы мы дошли быстро, все хотел продлить эти волшебные минуты....
Только не знали мы с отцом того, что колхозники, приходившие за лошадьми, давно уже рассказали матери, что мы "утонули". Поскольку мать выдавала им со склада фураж для коров, они вперед всех ее увидели, все стало явным .... Мы-то этого не знали и были посрамлены дважды - когда попались на вранье, и когда получали "по полной"... Но запах весеннего изумрудного селезня помню до сих пор...
