Про него
Он закрывал желтые глаза, вспоминая, когда старая мать-копалуха водила их дружный выводок купаться в песке, позолоченном июньским солнцем. Он вспоминал, когда в первый раз разбежался на пригорке у болота, расправив дымчатые крылья, и взлетел, задыхаясь от восторга чувством полета и невесомости. Он помнил свою первую весну любви, когда сидел на суку старой сосны «молчуном», слушая скирканье старых петухов, боясь опуститься на землю – покрасоваться перед пестрыми подругами. Если бы он умел считать прожитые года, он бы знал, что эта осень была уже седьмым по счету выходом на песчаную лесовозную дорогу в поисках мелких белых камушков, которые, как подсказывал птичий инстинкт, были необходимы в предстоящей суровой зиме. Рано утром он не спеша выходил из болота и мерной поступью хозяина птичьего мира ступал по твердой от заморозка земле, оставляя чуть заметные следы вооруженных крепкими когтями лап. Нередко, в августе он встречал невиданных двуногих, которые, нагибаясь, собирали его любимое лакомство – ягоду, что густо усыпала его родное болото. С шумом поднимаясь в воздух, он слышал удивленные голоса людей, что провожали взглядом его полет. Он знал в бору каждую ветку, каждый пригорок, где величественно прогуливался, вытянув массивную шею и прислушиваясь к звукам осенней тайги. Нередко слышал он непонятный гром, после которого он часто находил следы крови и мягкие перья своих собратьев, недоумевая, что за зверь не оставил ни клочка от молодых птиц. Однажды, налетев на молодого и неопытного охотника, он вновь услышал странный гром и почувствовал, как крепкие свинцовые дробинки впились под перо, оцарапав кожу. С тех пор он стал избегать непонятных его разуму «явлений», что чаще и чаще стали встречаться в тайге.
И все же, он был здесь хозяином, что признавали все, от шустрой длинноклювой кедровки до его молодых краснобровых соплеменников. Каждое раннее морозное утро октября он выводил взматеревших мошников и копалух на дорогу, возвышаясь на голову над всеми и чутко следя вокруг, оберегая остальных, делающих столь необходимый запас мелкой гальки в своих желудках.
Нарастающий шум мотора заставил насторожиться таёжного исполина и дать сигнал предупреждения об опасности остальным.
Не доезжая ста метров, перед стоящими на дороге птицами взвизгнула тормозами «таблетка».
- Саня, ствол! Ствол! Где магазин?! – разгорячено, зашептал сидевший впереди человек в брезентовой куртке.
- Держи! Держи! – подавая карабин, в азарте шептал Саня
С гулом поднялись в воздух тяжелые птицы, нарисовав разочарование на лице сидевших в Уазике.
Тронувшись, машина проползла еще двести метров, резко затормозив, нарушив торжественную тишину утра скрипом колодок.
- Гляди! – произнес сидевший за рулем – самый здоровый-то вон, на сосну сел – указав на темнеющего в кроне сосны петуха.
- Давай, как раз с моей стороны – произнес водитель, высовывая из окна оружие.
«Клэнг»!!! – разорвал молчание «Барс»…
Он видел, как человек, высунувшись из окна, направил в его сторону что-то длинное, и смутно почуяв опасность, вытянул шею. Пуля содрала кору вековой сосны в паре сантиметров от его пестрой груди, заставив подняться в воздух и лететь прочь, скрываясь за деревьями от стальной коробки на дороге, несущей смерть.
Перелетев через болото, он шумно опустился на сухой гриве, и зашагал вперед. Потом, будто вспомнив о чем то, снова поднялся в воздух и удобно устроился на желтеющей красавице – лиственнице.
Наверное, он снова вспоминал свое беззаботное птичье детство, вспоминал вкус брусники, которая вот-вот будет укрыта белой пеленой и закисающего осиного листа. Закрывая желтые глаза, он задремал, подставив широкую грудь северному ветру и невесть откуда взявшемуся мелкому снегу. Скоро, совсем скоро наступит белое безмолвие, заставив его перейти на грубую сосновую хвою. Будет снова открыта зимняя лесная повесть, где первыми оставят свои строки вездесущие мыши, на которых будут охотиться вороные соболи, старательно обходя капканы охотников. Он обязательно переживет и эту зиму, какой бы суровой она не была.
А ветер шевелил его темные перья, завывая в кронах деревьев, убаюкивая тугопёрого великана…
Наверное, хотя нет – совсем точно, он думал свою птичью думу, уходя мыслями в давно минувшие дни.
Встрепенувшись, он снова затих, переступив на ветке, и вновь прикрыл свои желтые глаза.
Он знал, что обязательно наступит весна…
Лично для меня, было бы в высшей степени превосходно, если убрать диалог людей, от..Не доезжая..до...включая ,,Клэнг,,.
Я. несколько раз прочитал,именно без диалога.
Спасибо...,я вновь был у себя на Родине рождения.
У глухаря глаза карие, а не желтые. Дымчатая у него шея, а крылья - коричневые. Ну и в июне они еще не купаются в песке. У них в это время перья то еще толком не выросли. Только ближе к августу начинают они порхалища устраивать.