Зона отчуждения. Часть 3
Ближе к ночи похолодало и Вилор решил протопить печь. Выгреб золу, принес из дровяника бересты на растопку, аккуратно уложив на колосники полешки, чиркнул спичкой. В окне мелькнула чья-то тень, в дверь постучали. На пороге стоял Тимоха.
– Проходи,– обрадовался он нежданному гостю.
– Шо, паря, ковтнем за мое здоровье? – Тимоха поставил на стол поллитровку и, доставая из карманов вяленую плотву, добавил: – Рыбку сам поймал, сам приготовил.
Тимоха говорил тихо, слегка шепелявя и почти не открывая рот – будто живой робот с шевелящими губами. Он снял куртку и шапку присел к столу, поразив своей худобой. Перед Вилором сидел мальчишка, с натянутой кожей на осунувшемся скуластом лице. Трудно было поверить, что это – специалист высшей пробы по наганиванию на стрелков диких зверей. И только сеть глубоких морщин, взгляд не детских глаз, просвечивающиеся через кожу синие жилы на руках, седина выдавали в нем немолодого мужика.
– Тебе-то можно? Плохо не будет? – с участием спросил Вилор.
– Ты шо, паря, не боись, мне от этого не бывает плохо.
Выпили по рюмашке, закусили. Разлили еще. Вилор смотрел в глаза Тимохи, наполненные какой-то внутренней болью, и чувствовал, что он пришел неспроста и молчит до поры.
– Знаешь, какой у Бабарыко бизнес? – наконец спросил Тимоха.
– Догадываюсь.
– Кабанов, лосей в зоне бьют, у себя-то ниче не осталось, мясо развозят по ресторанам… Ты чахохбили из свинячьего хрена и яйцев пожилого вепря ел?.. Меня Бабарыко угощал, – Тимоха хотел засмеяться, но поперхнулся, закашлял, – Шютка, не бери в голову. А если серьезно… цепочка у них отработана, комар носа не подточит. Крышуют люди из МВД. Но я тебе этого не говорил.
– Лошади Пржевальского… тоже его работа?
– Про лошадей не скажу, не знаю. Скорее мажоры, ради адреналина беснуются… А насчет постов, наивный ты, паря, у них все схвачено... В зоне кто браконьерничает?.. Свои, я два раза тайники находил с битыми лосями, кабанами для отгрузки… приезжие с ксивами, но тем мясо не надо, те утверждаются. Кабаны, косули людей не боятся, подходят вплотную, стреляй – не хочу. Я в последний раз чуть концы не отдал, думаешь, я один в зону ходил? Как нибудь расскажу, как все было … а эта сволочь с приезжими пьянствовал, делов им до меня…
– Деньги то получал?
– Ну, получал… а куда деваться? – Упоминание о деньгах звучало для Тимохи как приговор с нехорошей формулировкой. Вилор знал, что у него трое детей, больная мать, жена, затурканная работой по дому, Тимохиными выкрутасами, видел ее в магазине – выглядит совсем старухой. На егерскую зарплату трудно прокормить такую семью.
– Больше меня в зону калачом не заманят. Налей еще …
Откровение Тимохи для Вилора оказалось полной неожиданностью. Он ощутил к нему прилив нежных чувств, захотелось обнять, крепко пожать руку. « Вот ведь, размочила вода лежачий камень на душе, а я про него такое ...», – думал он о Тимохе, последних событиях в охотхозяйстве, ощущая при этом свою беспомощность: «Ну, убедился… а что дальше? кто остановит этот беспредел?..»
Он вспомнил как, ездили с Бабарыко по просьбе Ковальчука, отстрелять кабана для научных целей, в зоне работали зоологи из Швеции, местных егерей тогда по какой-то странности сократили. Там, в зоне отчуждения, и столкнулся с одним чиновником, с кем познакомил их Самохвалов. Тот вышел из джипа, закурил, и явно кого-то поджидал. Повстречайся они в городе, да еще в камуфляжной одежде, наверняка бы, сделал вид, что не знает, но тогда знакомец расцвел в улыбке, протянул руку:
– А что вы здесь делаете?
– Мы то?.. – растерялся Вилор, не ожидая прямого вопроса, – да вот кабана отстреляли, на анализы, – а вы тут зачем? – набравшись смелости, спросил он.
– А мы браконьеров отлавливать… – «камуфляжный костюм» по-дружески рассмеялся, потом добавил, – на рейд приехали.
– Так, может, вместе, як то кажуть, гуртом и батьку.
– Нет, нет, спасибо, справимся сами.
В нескольких метрах от джипа, стоял крытый тентом грузовичок, в котором сидели несколько человек, одетые в охотничьи куртки, теплые сапоги, держа в руках мощные карабины. Кто эти люди? Зачем здесь?..
Дни, свободные от охоты, проходили в повседневных хлопотах. До обеда развозили на кормушки корм, ремонтировали вышки, особого догляда требовали лабазы, сооруженные в сосновых массивах. По вечерам выезжали в рейды, нередко задерживаясь в угодьях далеко за полночь. Заходя в прохолонувшую хату, Вилор первым делом затапливал печь, мылся, пил горячий чай, потом ложился в кровать.
Сон долго не приходил: «Отчего человек так устроен? – думал он, – то, что ему нравиться, что любит, без чего жизнь становится неполноценной, унылой – крушит, уничтожает. «Бога забыли, отсюда все напасти…» – слышался ему голос деда Якова из далекого детства. Времена изменились, все льнут к церкви, но почему не спешит вселиться в сознание людей божие намерение – делать все в этой жизни благочестиво, по-божески? Ведь нет ничего случайного, все имеет определенный смысл… может причина в том, что большинство людей живут ради удовлетворения своих биологических потребностей, видя цель жизни в деньгах. Это они проклятые затмили все: любовь, дружбу, мечты, надежды… Чем тогда люди отличаются от животных?
«Наш мужик амбивалентен по своей сути, в нем столько намешано, от праведности до греховности…» – вспоминал он слова Самохвалова. «Кем намешано? И отчего на чаше весов греховности больше? Ведь если ее больше – человек обречен… ладно бы еще поровну. Как могло случиться, что зона отчуждения вокруг Чернобыля, где радиация для животных оказалась менее опасной, чем человек, превратилась в зону промышленного браконьерства? Орудуют здесь кровожадные браконьеры, подобные Бабарыко, расстреливая из карабинов кабанов, лосей, добивая топорами очумелых от страха косуль, попавших в вырытые ими же ямы, плюют на все и всех ради одного – денег. Не в головах ли этих людей чернобыльская мутация? Не они ли превратили тридцатикилометровую зону отчуждения в зону отчуждения человеческих отношений, длину и ширину которой невозможно измерить?..» – на многие вопросы Вилор не находил ответов.
Метались в печке языки пламени, в темноте блики перемещались через дверные расщелины вглубь комнаты, танцуя на стене, внося в пустую избу присутствие жизни. Он прислушивался к шуршанию мышей под полом, ворочался, наконец, засыпал.
Отношения с директором не складывались. Помимо выездов на дежурство, других егерских дел, тот определил Вилора ответственным на строительстве дома охотника. Строители-шабашники, как назло, работали и в выходные дни, когда шли охоты, – и это было для него самой большой несправедливостью.
– Стройка не менее важна, – говорил Бабарыко, – не нравиться, пиши заявление, я никого не держу.
В тот день ранним утром Вилор поехал на УАЗике в райцентр за цементом, по дороге собираясь забрать строителей, но не дождался: был какой-то праздник и мужики загуляли. Обратно возвращался через лес, в надежде не только сократить дорогу, желаннее было поучаствовать в заеонных охотах на кабана – с вечера Бабарыко давал последние распоряжения Тимохе и Урванцеву, куда завезти мангал, дрова.
Вилор уже проехал массив Череднянского леса, выехал на угор, заглушил машину – прислушаться и осмотреться. Над отрешенным, тихим лесом, протянувшимся до самого края урочища, нависли тяжелые снеговые тучи. Он открыл дверцу и взял бинокль, в зарослях кустарника увидел голову лосихи – та смотрела в окуляры бинокля, прядала ушами, и не двигалась с места. Чуть поодаль от нее из ложбины подался вперед громадный рогач. Вилор перевел бинокль выше и обомлел: в сторону притаившихся лосей ехал джип. Вот он остановился, из машины вышли с ружьями несколько человек. «Браконьеры! Неужели будут обкладывать?..» – пронеслось в голове.
Охота на лосей была под запретом, поголовье их в последние годы настолько сократилось, что заговорили о Красной книге. После дискуссий и споров охотоведов, управленцев, ученых, с книгой решили повременить, боясь тем самым оставить лося без догляда в охотничьих угодьях, но выдачу лицензий приостановили.
Вилор продолжал водить биноклем, и отыскал вдруг на дне урочища охотника, осторожно скрадывающего лосей. Ветер дул в противоположную сторону и был на руку тому, до лосей оставалось метров двести. «Черт, а этот, откуда взялся?.. Обернись! Посмотри направо!.. сейчас тебя будут убивать», – посылал Вилор мысленные сигналы лосихе, но та застыла, словно статуя на постаменте, лишь изредка косилась в сторону приближающейся опасности. Он перевел бинокль, долго не мог его найти охотника, наконец, высветился верх фигуры, тот стоял скрытый в ивняке, карабин с оптическим прицелом был прижат к круглому мясистому лицу, чем-то похожее на бабарыкинское, и тоже водил прицелом, отыскивая лосиху. « Неужели будет стрелять?.. »
Сухой выстрел нарушил тишину зимнего леса. Вилор не видел, как дернулось туша лосихи, как выскочил из лощины громадный исполин рогач, и помчался к орешниковым зарослям. Он запрыгнул в кабину на секунду раньше, чем ударил первый выстрел. Пока нервно поворачивал ключом зажигания, давил на газ, в ушах отдавалось уханье. Мотор завелся, еще не спустившись по склону, он увидел нескольких охотников, стоявших у джипа, и понял, что дело сделано.
Старый УАЗ быстро набирал скорость, машину кидало из стороны в сторону, Вилор различал лица, стоящих у джипа. Охотники в камуфляжных костюмах, будто боевой десант, сброшенный с неба, жестикулировали руками, смеялись, обсуждая стрельбу по лосям. Крайний мужчина, разрядил свой карабин, обернулся к Бабарыко:
– Семен Семеныч, а это еще что за явление Христа народу. Говорили же… без егерей! – и указал на несущийся под уклон угора егерский УАЗ.
– В машину! – зарычал Бабарыко и первым схватился за дверцу джипа.
Секунду никто не мог понять, зачем так срочно садиться в джип. Но почувствовав в голосе Бабарыко тревогу, начали вскакивать в заведенный джип, закрывая на ходу дверцы.
–Кто? Какого черта? Открой заднюю дверь! Застрелить эту падлу! – раздавались в кабине джипа нервные голоса. Бабарыко ушел в себя, и, казалось, никого не слышит:
–Подымишься наверх, у осины – резко вправо, вниз! Ты понял?.. он дороги не знает…– орал Бабарыко на ухо водителю.
Маленький УАЗик-пирожок приближался к тяжелой лакированной громадине. Казалось, еще немного и тарана не избежать. Поверху угора дорога резко поворачивала вправо. Вилор нажал на тормоз, машину, набравшую высокую скорость, затащило в бок, и на всей скорости она врезалась в дерево. От удара передняя дверца открылась, Вилора выбросило из кабины на несколько метров. Перевертываясь, УАЗик продолжал падать вниз, в сторону удаляющегося джипа.
Вилор попытался подняться, острая боль пронзила тело, он пошевелил пальцами ног, но не почувствовал их, сделал вторую попытку, и уже почти встал на одеревеневшие ноги, но тут же рухнул навзничь…
Над степью плыли нагроможденья белых облаков. Жирной чертой обозначилась канава, заросшая бурьяном, пролегающая от деревни до погоста, с деревянными крестами... Вдоль канавы медленно идут взрослый и подросток – сгорбленный отец, в коричневой в клеточку рубахе, старший брат с добрыми смеющимися глазами. Брат помогает отцу тянуть тачку, нагруженную с верхом травой: пыреем, лебедой, травой-чернобылем для их коровы Зорьки.
Пропало куда-то увиденное, Вилору уже мерещится, будто лежит он у куста орешника, а рядом стоит лосиха и тянет горбоносую голову к ветке жухлых листьев, вот зацепила крепкими зубами, прижала обвислую губу, тряхнув головой, и пережевывает сухой, горький корм, глядя доверчивыми глазами.
Он не слышал, как подъехал джип с Бабарыко. Следом остановилась другая машина, из нее вышли несколько охотников с ружьями, карабинами. Мордатый мужчина, который застрелил лосиху, с любопытством посматривал на Вилора, бросая вороватый взгляд на перевернутый УАЗик. Недалеко от егеря торчало стволами в снег его ружье, а рядом патронташ, металлическая пряжка была вдавлена чьей-то ногой в подтаявшую землю.
– Ну шо, малахольный, допрыгался?.. Лосиху застрелил, разбил машину. Эх ты, дурило картонное, напугать хотел… Кого? Нас!.. Статью себе заработал… – кричал Бабарыко.
Вилор пытался приподняться:
– Я убил лосиху? – в горле захрипело, – что ты несешь?!
– А кто?.. Я? Ты конечно! И тебе придется отвечать, свидетели есть. – Бабарыко, не скрывая злорадства, заговорил о каком-то возмездии, что Бог не фраер – все видит, что Самохвалов не вытащит его из дерьма, не будет он подставляться ради какого-то егеря, что таких, как Вилентьев надо…
Последних слов директора Вилор не слышал. Он потерял сознание.
Над урочищем дул северный ветер, повалил густой снег, запорашивая лес, траву, перевернутый верх дном, сплющенный Уазик, требуху освежеванной лосихи. И долго слышалось в сметанном мареве приглушенное карканье возбужденных ворон.
В начале весны районный суд приговорил Вилора Вилентьева к одному году лишения свободы. Условно.
* З. о. – запрещенная для свободного доступа территория, подвергшаяся интенсивному загрязнению долгоживущими радионуклидами вследствие аварии на Чернобыльской атомной электростанции.
* Самоселами в Чернобыльской зоне зовут тех, кто не смог прижиться в чужих краях и вернулся в свои дома
Человек - это звучит гордо, как сказал Сатин словами Горького. Человек - это ничтожество, скажу я. Дно, оно везде дно. И какая бы запрещённая зона она не была. Человек сам себе создаёт зону. В ней он и проживает.
