У отрогов Сихотэ-Алиня
Я получил отпуск в январе за прошедший год.
Что делать зимой? Поехать в дом отдыха? Нет!… Это не в моей натуре! И мне пришли в голову мысль: «Дай-ка я съезжу в тайгу, поброжу за кабанами».
Разузнал у знакомого лесника куда лучше поехать, попросил в ближайшем колхозе подводу и отправился к отрогам Сихотэ-Алиня.
Узкая дорога, занесенная снегом, на которой еле читался контур старой лыжни, была сжата с обеих сторон подступившими кустами. Она привела меня к конечной цели. Здесь стояла маленькая охотничья избушка. Она была сильно замусорена и закопчена. С ее стен и потолка бахромой свисала сажа.
Первый день я посвятил уборке помещения: подмел пол; полки для продовольствия и стену, около топчана, покрыл газетами. Создал, так сказать, домашний уюг. Выметенные обрывки кожи и клочья кабаньей шерсти свидетельствовали о добычливой охоте побывавших здесь до меня людей.
Вокруг избушки много старых звериных троп и свежих следов: «Зверь есть!» — раздумываю я.
С этими мыслями я провел первую ночь — тихую, таинственную, наполненную волнующим душу ожиданием.
На следующий день я вышел в тайгу. Местность была мне совершенно незнакома. Но охотник должен быть предприимчивым и сообразительным, уметь ориентироваться по таким признакам, которых другой и не заметит. Я обнаружил профиль старых троп. Они еле угадывались под слоем снега. Проложены они были по южным скатам пологих хребтов, поросших разнолесьем, но преимущественно кедром и дубом. Это были основные охотничьи пути. Здесь проходили охотники в декабре месяце, когда снега еще было мало. Иногда от троп в сторону уходили свежие затесы на деревьях и я, ориентируясь по ним, шел и изучал причину их появления.
Через три дня я уже так хорошо знал окружающую местность, словно давно охотился здесь. Выходил я из барака задолго до рассвета и возвращался в сумерках.
За день исхаживал много мест и, естественно, сильно уставал. Но был бодр и счастлив. С каждым днем у меня приобретался опыт, и в голове возникали новые планы.
Но успеха в охоте не было. Стояла ясная, тихая погода, характерная для этих мест. Морозы доходили до 45°. В неподвижном воздухе далеко слышался треск срывавшихся с деревьев сучков и стук неутомимого дятла. На ногах у меня были ботинки с войлочной подошвой. Я ходил еле слышной, стелющейся походкой. Мне удавалось находить совершенно «теплые» следы. Я начинал преследование упорно и настойчиво, со всеми предосторожностями, учитывая хороший слух и тонкое обоняние кабана. И это нелегко. Шутка ли сказать— целый день не курить! Порою мне казалось, что вот-вот настигну зверя. Лежки были настолько свежи, что влага в них, оставленная на сучьях, и помет не успели еще замерзнуть. Но, увы! Следы меня заводили в такую чащобу, сквозь которую невозможно было продраться.
Настольный лазерный гравер!lp.sharplase.ruАмериканское качество по уникальной цене. Торопитесь - цены снижены!600+довольных клиентовГарантия 3 годаВ наличииОбразцы бесплатноАдрес и телефонСкрыть рекламу:Не интересуюсь этой темойТовар куплен или услуга найденаНарушает закон или спамМешает просмотру контентаСпасибо, объявление скрыто.Фрезерно-гравировальные станкиmulticut.ruВысокое качество раскроя и гравировки лист материалов. Долговечность. Обращайтесь!О компанииПрайс-листЛизингКонтактыАдрес и телефонСкрыть рекламу:Не интересуюсь этой темойТовар куплен или услуга найденаНарушает закон или спамМешает просмотру контентаСпасибо, объявление скрыто.Яндекс.Директ
Взяв как-то с утра свежий, не более получасовой давности, след, я решил идти по нему до конца. Он вел меня по крутым хребтам, по глубоким распадкам, забирался в чащу, сквозь которую нельзя было пройти. Я обходил эти места, пересекал след и настойчиво продолжал преследование. Временами таежную тишину нарушали кедровки резким, похожим на трещотку, голосом. Эти неусыпные разведчицы тайги-своим криком одинаково служат и человеку и зверю. Человеку они напоминают о появлении зверя, а зверю о появлении человека. Тот и другой знают значение этого крика и становятся осторожнее.
Поднявшись на один из хребтов, я остановился в нерешительности. След уходил опять в глубокую лощину, -а солнце было уже низко. Потеряв надежду настичь зверя, я хотел повернуть обратно, но в это время услышал знакомую руладу кедровки в направлении следа. Но не успела птица умолкнуть, как лес огласился гулким вздохом. Я опустился на колено и увидел кабана, мелькавшего среди поросли пихтача. Он уходил с шумом, напоминавшим удары в удаляющийся барабан. Вдогонку ему я успел выстрелить два раза. У меня была почти полная уверенность, что выпущенные мною пули не настигли зверя, но я не утерпел и пошёл за ним. Когда я, наконец. понял что дальнейшее преследование бесполезно, из лесу уже исчезли последние солнечные блики и наступила сумрачная тишина.
Взяв направление в сторону тропы, ведущей к избушке, я пошел напрямик. Увлекшись преследованием зверя, я не рассчитал время, необходимое на обратный путь, и о расстоянии до зимовья имел приблизительное представление. А между тем ночь быстро надвигалась и в глубоких распадках, сжатых с трех сторон хребтами, лежала непроницаемая синева. От быстрого шага, насколько позволял глубокий снег, одежда моя стала мокрой от пота, обмотки на ногах покрылись слоем ледяных шариков. Продолжая путь по прямой, уже в полной темноте я забрался в заросли молодого пихтача.
Они встали передо мной темной стеной, на которой выделялись серые пятна снежных подушек. Вытянув руки, чтобы защитить лицо, я раздвигал пихтовый лапник и наугад продвигался вперед. Иногда на голову падали большие снежные комья, под тяжестью которых я приседал к земле. Закрутившись в поросли, я потерял направление и не знал куда идти. Сквозь небольшие окна над головой виднелось глубокое небо с россыпью мелких звезд, по которым нельзя было ориентироваться.
По густому лапнику пихтача я пытался «нащупать» север. Выбиваясь из сил, я продвигался вперед, под снежным душем.
Наконец, заросли кончились. Я ощутил, что иду на подъем и каким-то особым, свойственным охотнику чувством догадывался о близости тропы. И, действительно, вскоре я вышел на что-то твердое и при свете спички узнал следы своих ботинок. В два часа ночи я добрался, наконец, до избушки.
С каждым днем мой оптимизм помаленьку спадал. И дома меня вспоминают, наверно, недобрым словом и ждут — срок мой уже кончился, ведь я обещал жене вернуться через семь дней.
И тут передо мной всплывала ироническая улыбка жены, а в ушах звенело знакомое: «Ну-у, я так и знала. Как всегда — время и ноги убьешь, а толк-то какой?».
Вечером, сидя в одной рубашке, в теплой и уютной избушке (не охотник, очевидно, подумает: «Какой уж там уют…?») за кружкой крепкого чая, я начинал обобщать свою тактику и приходил к выводу, что без собак успеха не будет. Но почему же не может мне подвернуться зверь случайно? Ведь бывает же так часто?
Я вспоминал охотничью пословицу, неоднократно слышанную от отца: «Охотника девятый день кормит».
Счастливый случай не приходил…
В конце девятого дня за мной приехала подвода. В переданном мне письме, жена писала: «Мой милый, приезжай скорей домой. Мы все с нетерпением ждем тебя. «Охотника девятый день кормит», — твой любимый аргумент при всех неудачах на сей раз применён полностью—сегодня ровно девять дней!»…
- А что сказал председатель колхоза? -спросил я у приехавшего.
- Он разрешил задержать подводу на один-два дня, если понадобится. Теперь время в колхозе не горячее.
Значит председатель не изменил своему слову. Как хорошо иметь дело с охотником! А мне сейчас очень нужно было дополнительное время. Только сегодня я обнаружил еще одну охотничью избушку, стоявшую от этой в шести километрах.
Там было много свежих кабаньих следов. Ну как можно было уехать!
…Задолго до рассвета я вышел на вчерашние следы. Сегодня их появилось ёще больше. Кабаны, казалось, издеваясь надо мной, ходили по моим следам, но на глаза не попадались.
Вот и десятый день прошел, придется возвращаться домой…
На обратном пути из-под ног вылетел рябчик и сел на ближнее дерево. Потому что был уже вечер и рассчитывать на встречу со зверем было нельзя, я выстрелил. К тому же хотелось угостить и колхозника дичью — пусть знает, что находится в гостях у охотника.
Я подбежал к трепещущемуся рябчику, нагнулся и в это время услышал сзади себя треск сучьев и знакомое сопение. Привычное волнение мурашками разлилось по всему телу. Я обернулся. Выше меня по скату, параллельно тропе, лежала толстая валежина. За ней кто-то метался из стороны в сторону,— я видел только выпуклую часть спины. Не было сомнений, что это — кабан. Он искал выхода из валежника. Сбитый с толку эхом, он мчался прямо на меня и перед попавшимся препятствием замешкался. Я тоже, нагнувшись, бежал по тропе, следя за черным горбом. Затем зверь перемахнул через дерево и чуть не сшиб меня с ног. Я отскочил в сторону и выстрелил. Секач, вытянувшись, стремительно мчался. Маленькие уши торчали вверх, хрипящая длинная морда была вытянута вперед, сзади поднимался снежный вихрь. Еще мгновение — и он скрылся из виду.
Я стоял озадаченный. Все произошло так неожиданно и стремительно, что сейчас трудно восстановить в памяти, как я действовал — осознанно или механически выпалил… в белый свет? Выходил такой случай, и вот на тебе. Меня тянуло пойти по следу зверя, но судя по тому, как он уверенно бежал, идти было бесполезно Все же я пошел. Дойдя до того места, где он сделал последний прыжок, я увидел кровь на снегу. След здесь резко изменился. Это были уже не саженные прыжки, а широкая борозда. На ней чернели сгустки крови. Похоже, что секач катился под гору.
Я прошел еще несколько шагов и увидел темную тушу. Зверь лежал. Почуяв меня, он сделал попытку вскочить, но тут же свалился. Я сделал уверенный выстрел.
В лесу уже было сумрачно. Захватив с собой печень, я не чувствуя под ногами земли, помчался в барак.
- Вот, пожал-ста!—запыхавшись произнес я и положил на стол темно-коричневые слитки, успевшие уже замерзнуть.
Утром мы взяли лошадь и волоком притащили трофей к избушке. У секача я нашел ту рану, которую нанес ему, стреляя вдогонку. Пуля перебила ему половину позвоночника, а остальное доделал быстрый бег кабана.
…Через несколько часов я довольный мчался домой.
А. Иванов.
