За козерогами
Узкая тропинка, пробитая конскими копытами, вьется по берегу Аспары — небольшой горной речки. Долина ее то сужается так, что гранитные стены с обеих сторон, как в тиски сжимают поток, то расширяется, давая простор заросшим арчой склонам. Аспара шумит, скачет на позеленевшие от водорослей каменные глыбы, крутит сине-зеленые водовороты, брызжет на низко склоненный над водой кустарник.
Мы поднимаемся вверх, к водоразделу, чтобы попытать счастья за горными козлами — тэка-ми, которых довольно много в этих местах. Около часа назад делали остановку в юрте у колхозных пастухов, пригнавших сюда табуны на джейляу — летнее пастбище. После кумыса у моего спутника — киргиза Аскера отличное настроение. Полуприкрыв глаза и покачиваясь в седле, он поет красивую песню о тое — веселом празднике на слова акына Токтогула — певца бескрайних просторов Киргизии. Кстати сказать, Аскер не только страстный охотник, но и большой любитель народных песен и поклонник Токтогула.
Солнце еще высоко, а цель нашей поездки уже близка. Впереди, кажется совсем недалеко, белеет нерастаявший за лето снег, а еще дальше сверкают ледниковые цирки с темными пятнами скал между ними. Арча на склонах становится низкой и редкой, а выше, на боковых водоразделах громоздится хаос камней — место дневных лежек тэке.
Но вот и приток Аспары, спадающий вниз не^-большим красивым водопадом. Отсюда нам надо сворачивать влево и подниматься вверх по склону. Слезаем с лошадей, Аскер как-то хитроумно переплетает ремни своей и моей винтовок, перекидывает их через седло, берет повод в руку — и подъем начался.
Идти нелегко. Ноги скользят по жесткой осенней траве, лошади недовольно и испуганно фыркают и с натугой лезут по крутому склону. Кое-где желтеют отвалы сурчиных нор и откуда-то издалека доносится их резкий, пронзительный свист.
Так проходит час, два. Но вот и начало скал. Дальше лошади не пройдут и поэтому, сняв седла и спутав им ноги, оставляем их на небольшой ровной лужайке.
«Рано пришли,— со вздохом говорит Аскер,— часа два-три ждать надо». И действительно, пришли мы рано. Добыть чуткого и осторожного козла в скалах трудно; надо ждать вечера, когда они спустятся вниз на луга из своих скалистых убежищ, и уже тогда пытаться подойти к ним на верный выстрел. Но сидеть и ждать при нашем нетерпении слишком мучительно, и поэтому, быстро наметив план действий, мы с Аскером расходимся в разные стороны, чтобы до вечера побродить по склонам.
Осторожно ступает нога по предательской осыпи, но все же время от времени какой-нибудь камень с шумом катится вниз, тогда ноги сами сгибаются, пытаясь сохранить равновесие, а слух настороженно ловит шорох ожившей осыпи.
Из соседнего сая (сай — по-киргизски овраг, ущелье, небольшая горная долина) доносится свист потревоженного сурка и затем громкий булькающий крик улара. Интересно, кто их там потревожил?
Из-за гребня осторожно просматриваю в бинокль склоны и дно. Перед глазами проплывают желтая трава, камни, низкие кустики арчи, отвалы земли у редких на этой высоте сурчиных нор. Никого не видно, и загадка так и остается нерешенной.
Незаметно и быстро летит время, и вот уже красный диск солнца сел на противоположный гребень, и одна сторона долины покрывается мягкой, густой синей тенью, прорезанной внизу белой лентой пенистой Аспары.
Вот, наконец, и долинка Ашутора, пологим клином спускающаяся к Аспаре. В ее верховьях острым конусом высится темная Кара-Кия. В лучах заходящего солнца снег кажется розовым на освещенном склоне и синеет, как колотый сахар на теневом. Легкие порывы ветра доносят со дна долины шум воды. Теперь надо осмотреться. Притаившись за выступом, просматриваю каменистые склоны и зеленое дно долины. От долгого усилия начинают слезиться глаза. Воображение услужливо придает камням форму лежащего зверя, а напряженное до боли зрение даже заставляет их «двигаться» — поворачивать «голову», переходить с места на место. Но в противовес нетерпению, заставляющему в простых камнях видеть желаемое, какое-то подсознательное чувство говорит, что это не настоящее. Когда будет настоящее, а не призрачное стадо, сердце сразу скажет об этом, и тогда уже не будет места сомнению. Все это давно известно по опыту и не раз пережито, но все же заманчивое «а вдруг…» заставляет несколько раз рассматривать одни и те же группы камней, привлекшие внимание своей необычной формой.
Осторожно перехожу метров на четыреста выше по склону долины, и вновь повторяется то же самое, снова переход и снова разочарование. Заметно темнеет. Синяя тень уже покрывает всю долину, и только вершина впереди все еще розовеет в последних лучах заходящего солнца. Шум воды снизу становится громче. На дне долины, над водой, появляются пятна тумана и передвигаются потихоньку, как какие-то фантастические белые животные, выползающие в сумерки на простор зеленых лужаек. Кажется, пора двигаться к лагерю, но упрямство и надежда— неотъемлемые черты каждого охотника, держат крепко и двигают дальше, от камня к камню, давая силу и упругость усталым ногам. И недаром! На дне долины, на вершине небольшого холмика вдруг ясно возник силует козла с настороженно поднятой головой и четко видными саблевидными рогами. Тэке! Это в первое мгновение, а потом уже видно несколько коричневато-желтых пятен, которые тихо передвигаются у подножья холмика. Стоящий на вершине опустил голову и, видимо, тоже начал щипать траву. Значит, они меня не заметили, и это главное. Мысль стала упорно работать: как к ним подобраться. Осторожный козел по ветру за сотни метров почует запах человека, и тогда все стадо умчится в скалы, оставив охотника ни с чем. Но сейчас легкий ветерок по-прежнему тянет из долины, и тончайшее обоняние козла бессильно подсказать ему, что совсем недалеко притаился его страшный враг — человек. Пока я раздумывал, верхний козерог спустился с холма, и все стадо постепенно скрылось за ним. Решение созрело мгновенно. Надо быстро и по возможности бесшумно скатиться вниз по спуску и попробовать подойти под прикрытием того же холмика, за которым они пасутся.
Спешу вниз, руками придерживаю готовые свалиться камни: только бы не загреметь! Теперь по дну к холму. Риск большой! Стоит только одному из них подняться на верхушку, и тогда после короткого свиста, сигнала опасности, все стадо, осыпая камни, кинется по склону от меня. Шум воды заглушает шаги, но кажется, что хруст гальки слышен за километр. Ближе и ближе. Сто метров… сорок… и вот остается только всползти на подъем. Ползу на верх, вжимаясь в пахучую траву, осторожно ощупывая каждый камень. Вот из-за того обломка можно будет, пожалуй, стрелять. Щелкает предохранитель. Для верного выстрела надо отдышаться и успокоить стучащее сердце. Минуту, а может быть, и больше лежу спокойно.
И вдруг с той стороны послышались какие-то неясные звуки, затем шорох покатившегося вниз камешка, и над травой выросла голова с огромными закинутыми на спину рогами. Козел не видел меня. Но потом, наверное почувствовав мой взгляд, медленно повернул голову. Глаза наши встретились, и я, как мне показалось, заметил в них вдруг возникшее почти человеческое выражение напряженного внимания и недоумения. Наверное его смущала моя неподвижность, и он не мог понять кто я: враг или просто камень? И именно в это время ствол винтовки непроизвольно и чуть заметно качнулся, и в то же мгновение он резко свистнул, как мне показалось не разжимая рта, из которого торчали закушенные и забытые травинки, метнулся в сторону и исчез. Подхватив винтовку, я в два прыжка вскочил на вершину. Внизу, метрах в пятидесяти, вытянувшись цепочкой, убегало стадо. Передвинуть прицельную планку, опуститься на колено, сдвинуть предохранитель было делом мгновения. Щелкнул выстрел. Вначале как будто ничего не изменилось, и стадо по-прежнему бежало плотной желтой цепочкой, но затем передний вдруг метнулся, как-то неожиданно и стремительно кувыркнулся через голову и упал, неловко повернув набок великолепные рога.
Остальные, отбежав несколько шагов, остановились все как по команде, глянули на меня и кинулись вновь, уже не оглядываясь.
Многим, наверное, будет непонятно, как мог человек вплотную подобраться к стаду таких зверей, как козероги, известных своей осторожностью и превосходно развитыми органами чувств. Причиной этому, вероятно, послужило то, что тэки в этом районе Киргизского хребта сравнительно мало преследуются человеком, а главный же враг их — барс — охотится преимущественно в скалах, где подстерегает свою добычу. Не ожидая нападения с этой стороны долины, сторожевой на несколько минут покинул свой пост, что и стоило ему жизни.
А.А. Шахов. 
