Хорь
Среди произведений Аксакова (частенько поминаемого Кандагачем), есть пара рассказов о ловле мелких зверьков, колонков, хорьков, горностаев и прочих куньих. Я не буду повторять слова классика о ночных волнениях в ожидании удачи, после постановки капканов, но это имело место, великие писатели зря бумагу не переводили.
Собственно капканным промыслом («трапперством», так называл это занятие мой хороший знакомый), я почти не занимался, ленив. Быть привязанным к одному маршруту как то претит душе бродяги, толи дело, ходить куда глаза глядят, прислушиваясь не залает ли собака. Паре-тройке капканчиков всегда находилось место в моем рюкзаке, бывало пригождались.
Так вот о хорьках.
Тот год запомнился обилием мышей. Я конечно не проводил учет грызунов, да и статистики такой не слышал, просто подойдя в сентябре к пруду, я был поражен невиданной, ни до, ни после картиной. Вся поверхность не маленького водоема была усеяна какими-то точками. При ближайшем рассмотрении, эти вкрапления на водной глади оказались разбухшими мышами, по какой-то не ведомой причине совершившие массовый суицид, иначе не назовешь. Тоже самое наблюдалось и на других окрестных водоемах. Будто какой-то сказочный крысолов завел полевок в воду, играя на своей дудочке. Вообще то, не так давно показывали необъяснимые случаи гибели множества птиц где то в Америке, Италии. Возможно и у зверья есть свой «кукловод», определяющий их судьбу.
Я же думаю, просто их много развелось, отчасти это подтверждали регулярные встречи с хорьками, в то время их тоже оказалось больше обычного.
Ранним утром, в полной темноте, не доезжая пруда, я увидел в придорожной траве пару светящихся глаз. Не берусь достоверно описать спектр их свечения. Какая то смесь рубина с изумрудом, невероятно красивый оттенок, с переливами.
Не долго думая, я расчехлил ружье, и выстрелил. Крупный хорь стал моей добычей. В тайге хорьки мелковаты, степные же напротив, крупные и упитанные, отъедаются на сусликах и мышах.
Это была мой первый хорек.
Следующего я взял уже с лайкой. Без особой надежды на успех, бродя в близлежащем околке, я обрадованно рванул на лай кобеля, тот попусту никогда не тявкал. На опушке, рядом с убранным полем, Буран лапами лениво скреб землю и побрехивал забитой землей пастью. Нора. Типичная сусличья, вертикальный колодец. Делаю топориком канавку, примыкающую к отверстию норки, ставлю капкан и накрываю все это доской, которую подобрал неподалеку.
Это был самый крупный хорь, из всех мной виденных. Размером с не крупного кота, кругломордый и злобный, он шипел и кидался, цепочка капкана казалось его не сдержит. Угомонился он лишь после того как я выпустил из багажника, рвущегося кобеля.
Таким же манером я ставил капкан и зимой, раскапывая лыжей снег до земли, порой полуметровой толщины.
Лесной же хорек из под собаки обычно прячется в каком ни будь наземном укрытии, дуплистой валежине или расщелине. Этим он отличается от колонка, который попросту взбирается на высокие пихты и кедры, в степи на тополя и березы. Финал то собственно одинаков, в случае с валежиной я прорубал отверстие посредине, ставил внутрь капкан и накрыв чем ни будь дырку ждал, иногда стуча топором по дереву. Хорек влетал почти сразу. Если же зверек прятался в норе, капкан оставался на ночь.
В общем то у всей этой мышеедной братии не было шанса на спасение, когда со мной был Буран, если какая то особо ушлая белка и могла сбить его с толку, то эти зверьки со специфическим запахом - никогда.
Хотя был один случай. Как известно нет правил без исключения - а исключение лишь подтверждает правило.
Февральским днем, на беговых лыжах, с палками в руках я прогуливался вдоль согры, сплошь заросшей тальником , калиной и другим кустарником. Такие вылазки я делал часто, и сам разомнешься, и собак прогуляешь.
Позднезимний наст отлично держал собак, да и я на узеньких лыжах периодически делал рывки, менял классический ход на коньковый, изображая из себя спортсмена.
Привлеченный собачьим лаем, я скатился с чистого поля в прогал кустарника. Буран, подобно мышкующей лисице, с разбега подпрыгивал и пытался пробить наст, при этом облаивая подснежного сидельца. Это у него не получалось, одно дело в ноябре, таким образом вытаскивать тетеревиных подранков из под рыхлого снега, сейчас же крепость наста не давала ему такой возможности. Кобель это осознавал и злился. Бестолковая сучка стояла в стороне и наблюдала, изредка гавкая.
Неожиданно на этой арене появился новый фигурант, до этого остававшийся не видимым.
Как то бесшумно, по змеиному, из плотного снега появилась голова хорька, высунувшаяся по шею.
В какую-то долю секунды он оценил обстановку и исчез. Вовремя, в то же мгновение в это место с ревом прыгнул кобель и очень быстро закопался в снег по самый хвост.
Через какое-то время, поняв всю бесплодность своих усилий, да и ловкость скрывшегося по заранее готовым путям отступления хорька, Буран сменил тактику. Сделав небольшой круг и не найдя выхода, (то что зверек удрал, для него было очевидно), опытный кобель заложил другой, метров двадцать радиусом.
Найдя выходной след, Буран ломанулся следом, я за ним, правда с гораздо меньшей скоростью, продираясь сквозь заросли.
Через километр, след привел к окраине деревни, эта приречная согра не просто примыкала, а проходила посреди села, люди всегда селились близ воды.
Кобель лаял и копал снег неподалеку от крайнего дома. Это оказалась брошенная и разрушенная усадьба, подвалы и погреба которой послужили хорьку настолько надежным убежищем, лучше которого трудно представить. Множество ходов-выходов исключили всякую постановку капканов, за ними я бы обязательно сгонял, имея хоть малейшую надежду на успех. А так… пустая затея.
Если судить по правде, собака сработала правильно, то что зверек остался в шкурке - это моя недоработка.