Как добывали рыбу для фронта
С конца 30-х годов прошлого века, в центральных районах Якутии стояла страшная засуха. Особенно пострадал Чурапчинский район - от саранчи на полях не осталось ни одной зеленой травки, на полях - ни одного колоска. Начался жесточайший голод. Началась Великая отечественная война.
В связи с тяжелым продовольственным положением в стране и на фронте ЦК ВКП (б) и СМ СССР приняли в 1942 г. постановление «О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и Дальнего Востока». На основании этого документа было принято постановление бюро обкома ВКП (б) «О мероприятиях по колхозам Чурапчинского района», согласно которому население 41 колхоза этого района было переселено в Кобяйский, Жиганский и Булунский районы для, с одной стороны, якобы, спасения от голодной смерти, а с другой стороны, для участия в выполнении резко повышенных планов по рыбодобыче. Однако это скороспелое и не до конца продуманное решение Якутского обкома, не подкрепленное необходимыми организационными мерами, явилось главной, на наш взгляд, субъективной причиной разыгравшейся трагедии, приведшей к огромным неоправданным жертвам среди чурапчинских переселенцев.
В постановлении указывалось, что к переселению подлежат все работающие и члены их семей, независимо от возраста. Каждый переселенец должен взять с собой груза небольше 16 кг., включая продукты. Руководство республики обещало не призывать в армию мужчин переселенцев. Создавать нормальные жилищные условия работы, здравоохранения. В постановлении также говорилось каждый переселенец будет ежемесячно получать по 16 кг. хлеба. Отдельным пунктом указывалось об усилении трудовой дисциплины согласно закону военного времени.
Сразу отметим почти все пункты постановления игнорировались. Наиболее здоровых мужчин призывали в армию, колхозники не встретили обещанных условий жилья и медицинского обслуживания, продовольствия. Об этом будет сказано ниже.
Несмотря на принятые решения по организации большого и ответственного дела по переселению 41 колхоза, 1655 хозяйств, 4988 человек, в том числе 990 детей, процесс переселения превратился для переселенцев в настоящее бедствие, так как, начиная с пристани Нижний Бестях, организация дела находилась на самом низком уровне, что приводило к большим страданиям и потерям среди неподготовленного для таких переездов населения и домашнего скота. По неполным сведениям, в Нижнем Бестяхе и в пути следования до мест назначения умерло около 30 человек и было потеряно 150 голов скота. Расселившись в трех северных районах, чурапчинцы-переселенцы, плохо встреченные на местах, с большими трудностями и потерями провели первую зимовку на новых местах.
Бытовые условия переселенцев были чрезвычайно тяжелыми: жили они в старых балаганах или наскоро построенных избушках скученно и без малейших удобств. Наиболее острой проблемой для чурапчинцев была продовольственная, ввиду выделения карточек только для работающих на производстве. Вместе обещанного по 16 кг. хлеба, выдавали по 3-5 кг. В месяц, немножко рыбы, а масло ложками. Кроме этого, им не хватало одежды, обуви и других предметов домашнего обихода. В результате тяжелых условий проживания на новых местах, тяжелого труда, голода и болезней, как явствует из материалов П.Н. Попова, с 1 октября 1942 г. по 1944 г. из 854 хозяйств осталось 680 хозяйств, из 2453 прибывших чурапчинцев 1184 навечно остались на3 Кобяйской земле. В 1942 г. у чурапчинских переселенцев было 1039 голов крупного рогатого скота и лошадей, а в 1944 г. их осталось 259.
Местное население само голодало и не могло оказать существенной помощи. На 1 января 1943 г. в Кобяйском районе 57,4% населения не имело скота. Трудодень колхозников составляла от 1 до 1 руб. 80 коп., когда как буханка белого хлеба стоило 6 руб. Население в основном питалось второсортной рыбой. В годы войны рождаемость в Кобяйском районе сократилось почти 2,5 раза, а смертность превышало 3 раза. Население, в том числе переселенцы болели тифом, паротитом, туберкулезом, дизентерией и т.д. медицинская помощь была мизерной, отсутствовали медикаменты.
В результате самоотверженного труда, незнакомые техникой подледного лова рыбы, а также без надлежащей помощи со стороны Кобяйского рыбзавода и руководства района в IVквартале 1942 г. сдали 702 ц. По отчетам колхоза из наслега Толой рыбаки Е.В. Сивцев, И.М. Попов, А.К. Попов план выполняли 167-196%. Кроме этой колхоз сдал в фонд обороны деньгами 44667 рублей, в облигациях – 31400 рублей, для строительства танковой колонны собрал 6681 рубль, а для строительства эскадрильи самолетов – 6763 рубля. По вине дирекции Кобяйского рыбзавода чурапчинцы не смогли получить зарплату за сданные 25 тонн рыбы, что стало одной из причин голодания переселенцев. Доведенные до последней степени чурапчинцы продавали золотые, серебряные изделия, посуды, меховые изделия за миску муки или несколько карасей. Люди ели подошвы обуви, ремни, ягель, заболонь и т.д. Нельзя без содрогания читать дневник десятилетней девочки из колхоза «Коммунизм» Майи Аргуновой, который стал обвинительным актом партийно-советского руководства республики.
Итак, мы приводим выдержки из ее дневника: «Выехали из Чурапчы 1 сентября 1942 г. и через 5 дней добрались до Нижнего Бестяха. С собой гнали скот, разрешали с собой взять вещей только 16 кг., включая съестные припасы». Им сказали, что на месте пребывания все приготовлено. «На Нижнем Бестяхе в ожидании парохода находились до 13 сентября. 12 сентября умер брат Нюргун, заболел брат Егор. Получили «похоронку» на отца. 16 сентября прибыли в местности Сулар». Не нашли жилья, никто нас не встретил. «Первым делом похоронили умерших». Только на 7-й день их встретил С.П. Шарин – председатель сельсовета. Оказывается он не был предупрежден о предстоящем прибытии переселенцев. Кое-как обстроились. Взрослых погнали на рыбалку, дети сучили нити, чинили сети, шили из кулей штаны.
«… 3 января 1943 года. У нас совсем кончились продукты, нет ни грамма муки и рыбы. Деду совсем плохо, скончался ночью. Перед смертью сказал «Хотя мы все смертны и когда-нибудь все умрем, но так обидно, когда умираем преждевременно в самом расцвете сил из-за разгильдяйства плохой организации где-то в глуши… расставшись с любимой Чурапчой…» и 20 февраля 1943 года. Сегодня приехал бригадир Николай, привез немного муки и рыбы, которых отправили братья, сэкономив из своих скудных пайков…»
«25 февраля 1943 года. Сегодня в нашу юрту пришел Дима с сестрой и братом. У них все умерли…»
«10 марта 1943 года. Недавно умерла наша ангел-хранительница бабушка. Братья Алексей и Михаил умерли сразу за бабушкой. Нас теперь в семье остались только трое: я, старший брат Николай и мама…»
«20 марта 1943 года. Брат Николай уехал на войну. 8 апреля 1943 года. Сегодня умерли двое маленьких сирот. Они лежали тесно, прижавшись друг другу, их не могли разъединить, так и закопали».
«3 мая 1943 года. Умерла мама. Бросив семью убежали в Чурапчу председатель и бригадир…»
«18 мая 1943 года. Умерли все, осталась я одна. Писать уже не нет сил…»
Ее, едва живую, нашли рыбаки. Она в руках держала портрет Сталина. Девочку накормили, поев немного, она, собрав последние силы, написала «любимому вождю И.В. Сталину с просьбой вернуть все колхозы обратно в Чурапчу». Ей не суждено было вернуться в родное село, она умерла, и похоронили ее там же на неприветливой Кобяйской земле. В этой трагедии погибло много людей от голода и болезней.
Дневник Майи Аргуновой по содержанию похож на дневник Ленинградской Тани Савичевой. Таня умерла в блокадном Ленинграде. А Майя умерла, находясь за десятки тысяч километров за фронтом из-за преступной халатности партийно-советского руководства республики и района.
Насильственность и ошибочность чурапчинского переселения официально на республиканском уровне была признана только в 1991 г. По вине республиканского руководства, членов бюро обкома ВКП (б) и наркомаземледелия в 1942 г. тысячи чурапчинцев были обречены на смерть, голод, болезни и на невосполнимые утраты. Этот исторический урок должен послужить предупреждением и напоминанием всем, ныне живущим, о губительности непродуманных и жестоких решений для судеб целого большого района и всей республики.
Воспоминания переселенцев и местных жителей о трагической судьбе чурапчинцев в Кобяйском районе в годы ВОВ
Воспоминание Григорьевой Матрёны Алексеевны, жительницы с Мукучи, 85 лет: В годы войны я с матерью жила в участке Тонуулаах, мать работала поварихой. Я с двумя мальчиками из Чурапчи училась в школе, которая находилась в Окучу, мальчиков звали Яковлев Проня и Ньургун (забыла фамилию). Отца у меня не было, он ушёл от нас ещё далеко до войны, поэтому мы с матерью жили очень бедно. Когда начали голодать, мать шла пешком в Орто Борогон к родственникам за едой. Когда мать кормили, она не кушая, клала хоть какую еду в мешочек и приносила их мне, но они быстро кончались...
В Бадьане в балаганах: Тэккээ, Ньылтака, сына Массаанайя – жили чурапчинские переселенцы. В первую зиму и они, и мы не голодали. К весне 1943 года началась голодовка, четверых чурапчинцев отправили в тюрьму за то, что они от голода забили свою корову. Говорили, что на них донёс их же земляк, наверное, оттого, что боялся: всё равно рано или поздно узнают об этом...
На одного работающего человека давали по 3 кг. муки, с приездом переселенцев эту норму сократили до половины. Нас было с соседями четверо, редко делали лепешку. Другим помочь не могли, так как сами жили очень бедно, но не помню, чтобы кто-то умер от голода…»
Воспоминание Лаврова Семёна Ивановича, 84 лет, ветерана ВОВ, чурапчинского переселенца, ныне жителя с Тыайа Кобяйского улуса: Наша длинная и трагическая дорога на северные улусы началась в 1942 году 19 сентября. Нас погрузили на пароход «Киров» до отказа, мест свободных почти не было. Перед отплытием нам вручили письмо, где было написано где, какой колхоз должен был выгрузиться. Долго плыли и однажды увидели на берегу много домов на высоком горе, на берегу никого не было, но слышен был с берега шум какой-то станции. Это было рано утром, поэтому все спали. Но мы обрадовались, что нас руководители свыше не обманули и стали будить своих земляков. Но почему-то наш пароход не причалил к берегу, а пустил на дно якорь, спустил лодку на воду и капитан отправил одного самого шустрого человека на берег узнать, куда точно приплыли. Когда он возвратился, оказалось, что мы переплыли указанное нам место, это был рабочий посёлок Сангар. Хотя мы ещё не знали, какие испытания нам уготованы судьбой впереди, мы очень огорчились. Пароход, сняв якорь, поплыл в обратную сторону, через некоторое время ночью пароход высадил нас на пустой берег, мы выгрузились только к утру, когда уже светало. Поэтому только когда стало светло, мы увидели, что нас высадили на пустой берег... Надеясь, что нас скоро заберут, мы весь день просидели под кустарниками и переночевали под открытым небом.
На завтра мы выбрали от каждого колхоза по одному представителю, чтобы они нашли ближайший населённый пункт или хотя бы дорогу. Представителями были избраны: из колхоза «Ворошилов» – Семён Мохначевский; из колхоза «Тірµт» – Николай Смирников; из «Кыґыл Систэн» – Николай Собакин и я – из колхоза «Андреев». Незнающие местность мы, проходив вдоль и поперёк довольно, большое расстояние, вернулись к своим поздно вечером так никакого наслега и не найдя. Мы оказались под открытым небом на незнакомом чужом берегу... Поняв наше безвыходное положение, мы решили вырыть глубокие ямы для землянок, на дно положили ветки, прикрыли их. В них спали старики, женщины и дети, а более молодые и мужчины коротали время и днём и ночью вокруг костра... Со временем кончилась еда, одежда вся промокла, началась угроза голода и болезней. Однажды утром увидели недалеко от нас у белой палатки одного человека. Оказалось, что это был рыбак из Сангара. Он сказал, что отсюда в 25 км-х находится колхоз, и согласился сопроводить нас до этой местности. Мы, представители, надев свою лучшую одежду, решили пойти с ним, но он засмеялся и посоветовал нам одеться попроще, но мы не сняли свою одежду. Целый день шли мы через грязь и слякоть за этим человеком, и с ног до головы обрызгали себя грязью... К вечеру мы увидели на противоположном берегу дома и стали кричать, чтобы нас перевели через реку, долго кричали. Наконец к нам приплыл на лодке один старик и перевёз нас всех по одному на жилой берег. Он отвёл нас в контору, где был только один сторож, который сказал, что начальники выехали на участки. Мы попросились заночевать в конторе, как только легли спать, в контору вошёл высокий, худощавый мужчина – это был председатель местного Совета Семён Петрович Шарин. Мы рассказали ему подробно, откуда мы прибыли и почему, о наших проблемах... Он внимательно выслушал нас и очень удивился нашему приезду, искренне пожалел нас. Тут мы поняли, что нас никто здесь не ждал!..
На завтра вечером мы организовали собрание и решили распределить колхозы по разным наслегам. Колхозы «Андреев» и «Т?р?т» определили в тто, а колхоз «Ворошилов» присоединили к колхозу «Энгельс», колхоз «Кыґыл Сис» – к колхозу «Киров». Наш колхоз из Хоптого в количестве 159 человек был распределён по участкам: Мэнкэрэ, Тонолл, Хонго, Дьаакып іті±і, Атыыр сулуйбут, Ыныыр Ыйаабыт и Хохдоо ттого. В местности Хохдоо іті±ібыл построен чурапчинцами большой хотон на 100 голов скота, а в местности Ыныыр-Ыйаабыкка – контору. Из-за нехватки сена для скота мы вышли в октябре на подлёдный сенокос и накосили 60 тонн сена, сверх этого местные жители отдали нам свои излишки сена… В эту суровую зиму от болезни и голода умерло 29 человек.
19 ноября меня забрал с собой, чтобы научить, местный житель Дмитрий Иванович Степанов. Потом меня назначили бригадиром в колхоз «Са?а олох». Таким образом, Кобяйский район стал моей второй Родиной.
В 1943 году меня из Кобяйского района, нарушая распоряжение Обкома партии, забрали на войну.
Воспоминание Н.С. Пермякова, заслуженный зоотехник РСФСР, кандидат сельскохозяйственных наук в книге «Трагедия Чурапчи» вспоминает: « До сих пор не могу забыть тяжёлые и суровые годы чурапчинского переселения… Природа каждого района сильно отличается, по-своему неповторима, так издавна Чурапчинкий район отличается своими маленькими и средними озёрами, просторными пастбищами, сухой погодой. Население района в основном занималось животноводством; разводило крупный рогатый скот и лошадей. А Кобяйский район удивил нас полными полноводными озёрами, густым лесным массивом, сыростью. Население района занималось зимой и летом рыболовством… У чурапчинцев не было навыков и опыта по ловле рыбы, да и одежды для рыболовства и снастей у них не было. Перед переселением на северные районы и после него всех молодых и работоспособных мужчин призвали на войну. Остались почти одни старики, женщины и дети, откуда они могли наловить рыб, но были вынуждены осваивать новую работу. Сейчас думаю, что надо было переселять на северные районы не всех подряд с мала до стариков, а только работоспособных и сильных мужчин, чем отправлять их на войну!...В этом заключается основная ошибка чурапчинского переселения. Тогда пользы для фронта было бы больше и существеннее, чурапчинской трагедии можно было избежать полностью».
Воспоминание Г.Д. Ефимова, ветерана войны и труда, чурапчинского переселенца: «Местные жители о приезде переселенцев не были предупреждены заранее. Согласно протоколу № 32 от 3 сентября 1942 г. был составлен список переселенцев из 12 колхозов и распределены места их высадки. Но картина прибытия переселенцев по указанным местам оказалась совсем иной… Только к первому снегу в Таас-Тумусе, Бакыре и Хатырык-Хомо высадились на незнакомые пустые берега, обещанных сверху встреч не было. 18 колхозов с 913 хозяйствами, с численностью 2593 человек, с 1157 рогатым скотом, 545 лошадьми одним махом заполнили населённые пункты! Местные жители были просто ошарашены и удивлены, когда в одно утро увидели большое количество людей и скота!...То-то была суматоха!...
Второй и основной причиной начала голода чурапчинцев и местных жителей стало то, что чурапчинцы прибыли очень поздно, когда полноводные озёра с ещё тонкими льдами закрыли дорогу для обещанных сверху лимитов продуктов для переселенцев. Для местных жителей, которые сами жили на скудных продуктовых нормах, с приездом чурапчинцев нормы были сокращены до минимума. Началась всеобщая голодовка, обещанной сверху рыб было очень мало… Несколько слов скажу об отношениях местных жителей с переселенцами. Хотя им было итак трудно местные жители старались делиться с чурапчинцами чем только могли! Многие из них взяли в свои балаганы семьи переселенцев, отдали им пустующие дома, 7 опытных рыбаков взяли по несколько чурапчинцев на обучение премудростям рыбной ловли…»
Лучшие комментарии по рейтингу
Он просто дал свободу людям душить друг друга, а те и рады стараться...
Вот что страшно, а не личность у власти с ее культом.
И, честно говоря, люди с тех пор мало изменились.
Посмотрите на события в мире.
Не радостно как-то за будущее.
Прошлое надо помнить!
Спасибо за этот блог.
И те, у кого волею судеб оказался в руках наган, а на жопе кожаное галифе, были просто счастливы! :(
Включая вождя.
Упыри получили полную свободу.
А среди нас сейчас сколько упырей, если в процентном отношении?
Я вот вижу падение нравственности, общее и плачевное снижение уровня образованности, отсутствие высоких ценностей в обществе.
При неудержимом падении реального сектора экономики.
Одни воздушные замки и мыльные пузыри.
И рапортуем о непременном улучшении и прямо завтра процветании... вот вот уже совсем недолго осталось...
Тем же не закончим вскоре?
