Марья Ивановна (Сень горькой звезды. А.П. Захаров)
Эта глава не имеет ни чего общего с охотой или природой. В ней рассказывается о моей бабушке Марии Ивановне Разбойниковой. Я благодарен Аркадию Петровичу, что он увековечил ее в своей повести и теперь мои дети и внуки будут знать и помнить о ней.
Я просто хотел показать небольшой отрезок из её жизни.
......
Марья Ивановна смолоду ни особой статью, ни привлекательностью не отличалась. Худая, рослая, лицо скуластое, глазищи черные и взгляд пронзительный.
Может, из-за внешности, а скорей всего из-за бедности замуж ей повезло выйти в возрасте, в народе определяемом словом "переспелка". Достался Марье мужик хозяйственный и усталый, но безвредный, молчаливый и добрый. Она нарожала Ивану пятерых, и хотя и не сразу, но в конце концов, за хлопотами да заботами, зажили, как говорится, ладом.
Старшие парни незаметно как в женихов вымахали и один за другим на службу призвались. Девки, известное дело, тоже разлетелись, кто замуж, кто учиться. Марья с Иваном вдвоем остались. Можно бы и для себя пожить, да вдруг на беду война. Из колхоза всех здоровых мужиков под метелку подчистили, все тяготы на стариков и баб. А фронту все равно рыбу подай. Делать нечего, от мала до велика все в невода впряглись. Жарко ли, студено ли, дождь ли, снег ли - все одно рыбачить надо. Видать, застудился Иван на подледной путине, прихватил ревматизм, сердце стало пошаливать. Вдобавок с фронта вести неутешительные. Похоронки не миновали и Иванову семью: из троих сыновей лишь один вернулся, калекой. Да и тот осел в городе: с одной ногой в колхозе не много напашешь. Год от года все больше Иван стал прихварывать, хотя и храбрился: "Я еще ничего, еще могу". Известно: тело дрябнет, а душа молодится. Но, как ни храбрись, годы свое возьмут. Подобрали они и Ивана: он умер запрошлый год.
А Марья? С ней-то что? С тех пор, как проводила она своего Ивана в последний путь и осталась одна вековать, пришлось ей хлебнуть лиха. С детства не боялась Марья любой работы: печь ли хлебы, шить ли, косить ли, дрова ли пилить - все у нее в руках спорилось, да с шуткой, да с присказкой, с песней. Все успевала Марья, соседи лишь дивовались: "Что за пламя в ней теплится? Ни свет ни заря на ногах, вся в заботах, но дело кипит, работа ладится". Всю войну с мужиками на равных рыбачила. После Победы вручили ей медаль "За доблестный труд в Великой Отечественной войне". Положила ее Марья подальше в коробочку, вместе с медалью "Мать-героиня", до праздника. Такие праздники, чтоб в медалях выходить, не часто случаются, а с тех пор как Иван погиб - и подавно не до них.
Однако соседи Марье без мужика обнищать не дали: на Севере добро долго помнят - поддержали в трудное время, кто сеном, кто конем, кто дровишек дал, кто рыбы подкинул. И за Марьей долги не пропадают. Случится ли страда какая, что непременно всем на колхозную работу являться надо, так куда малышей девать? К Марье. Она и досмотрит, и кашей накормит, и нос утрет, и все остальное. Целый детсад на дому. И все сыты, здоровы и делом заняты: кто в носу колупает, кто кошку за хвост тащит, кто исподтишка пакостит. Бабка на всех управу находит и, как водится, может и отшлепать проказника, но, глядишь, назавтра он во всю прыть снова бежит к бабке Марье в ее детсад.
В колхозном правлении смекнули, что польза от детсада большая, и порешили построить его специально, чтобы занимался там с ребятишками воспитатель, кормила повариха и присматривал фельдшер. Решили - сделали. Выстроили детсад, и осталась Марья снова не у дел и без трудодней. Не в доярки же идти. В ее-то годы лишь бы со своей скотиной да с огородом управиться. Недолго поотдыхала Марья, как случилась новая незадача: в пекарне у печи свод обвалился и хлебы стало негде печь. Положим, почти в каждой избе русская печь имеется и любая хозяйка знает, как хлеб испечь. Знать-то знает, да не каждая хорошо умеет. А если в каждом доме хозяйка поутру хлебы печь примется, кто же на колхозную работу пойдет? Правленцы решили Марью Ивановну к хлебному делу привлечь. У нее в дому печь огромная, хозяин сам ее ложил, чтоб кости греть. Марья стряпуха известная. Какие она пироги, кулебяки, расстегаи заворачивает! Пышные, воздушные, во рту тают. А какие хлебы! Когда Марья зимой их печет, хлебный дух растекается по деревне, напоминая об обеде ребятне и мешая работать на стройке плотникам. Даже лошади, учуяв хлебный запах, бодрее тянут тяжелые волокуши, прядут ушами и нетерпеливо фыркают. Дровами Марью обеспечили, муку завезли, и пекла она хлебы на всю округу, пока вызванный из Вартовска печник не одолел, с грехом и водкой пополам, растреклятую печь в пекарне и она не задымила трубой.
Ненадолго Марья осталась без дела........
..........После сокращения усадеб поселок, и до того странный, стал и вовсе несуразным. У одного за огородом оказалась коровья стайка, у другого дом, у третьего баня. За счет такого передела перед домами образовались лужайки, на которых хитрые поселяне стали хранить и колоть дрова, сваливать сено и использовать для других надобностей, которые раньше выполнялись за оградой. В общем, потеряли немного.
У нашей знакомой бабки Марьи после передела далеко за огородом оказалась банька, как бы выбежавшая на дорогу с предложением к проходящему попариться. Огородная рыхлая почва вокруг баньки быстро заросла лебедой и крапивой, словом, запустела. И с тех пор, как убежала банька из огорода от строгого старухиного надзора, стала она проявлять лукавый характер, не иначе как от чертенят, которые, известное дело, всегда гнездятся в банях. То проходившие с вечорки девчонки услышали доносившиеся из баньки глухие мужские голоса, а вызванные мужики ничего в ней не обнаружили, кроме свежего огарка свечи да пустой бутылки; то ненастной осенней ночью, когда прибывшие на уборочную и промерзшие на ветру две молоденькие бабкины квартирантки прогревали свои озябшие души, забрел и заснул в предбаннике вдребезги пьяный киномеханик, и только бабкина бдительность и решительность в борьбе с "басурманом" спасли бедняжек из банного плена; то... Но лучше не будем забегать вперед и изложим все по порядку.
На ближайшем правлении колхоза решено было всех уполномоченных, проверяющих, а равно любое командированное начальство определять на квартиру к Марье Ивановне, благо дом у нее позволяет, пустых кроватей много, сама она без постоянной работы и сможет доглядеть за командированным. За хлопоты начислять ей по трудодню. С такой резолюцией правленцы согласились, но не согласилась сама Марья, запросившая прибавки в виде свежей рыбы и дров, объясняя просьбу прожорливостью гостей, которых луком и простоквашей не прокормишь, им непременно пирог подавай. Не приведи Господи, случится какому бедовому в бригаду из поселка выехать - обязательно промокнет, возись потом с хворым. Баню приходится держать или сугрев какой... В старухиных словах резон отыскали. Рыбу и дрова обещали доставлять, а про сугрев крепко запомнили.
По весне, накануне посевной, когда следовало ожидать первых проверяющих, собрались в конторе мудрые правленцы. Судили и так и этак и сошлись в одном: нынче кукурузы не избежать -- вынудят сеять, как пить дать. Все газеты лишь о том и трубят. Попробовать, конечно, можно, да пашни свободной нет: овсом засеяна. Овес для коней ежегодно сеют, и добрый овес родится, жалко посев губить.
Никита , вся грудь в медалях, слегка утешил. Не сказать, чтобы Никита прилежным хозяином слыл, но хитрец и выдумщик бы-г известный. Вот за эти качества да представительный вид на боевые заслуги ввели его люди в правление. Этот самый Никита и предложил обходной маневр:
- Доверьте мне. я за колхоз грудью встану, своего здоровья не пожалею...
Никита внушительно зазвенел медалями. Медали впечатляли, и овес было жалко.
Для соблюдения "военной тайны" посторонних из конторы удалили и правление заседало за закрытыми дверьми. Что там говорилось, можно лишь догадываться, одно бесспорно: из пекарни к Марье Ивановне завезли три мешка солоду, мешок сахару и две алюминиевые фляги. Никита лично сдал груз бабусе и долго потом шептался с ней на кухне. Старуха хитро улыбалась и заверяла Никиту:
- Паря, все будет ладом. Раз вы решили мне трудодни писать, будьте спокойны... А ты, Никитушка, меня одну с ними не бросай, не дай Бог, характерный попадется, как я с ними управлюсь. Да и компания нужна, а ты вон какой красавец...
Никита согласно кивал головой: такой поворот его как раз и устраивал.
Забора вокруг Марьиного дома нет - есть ограда из жердей. В поселке у всех такие. Вместо калитки через ограду пое,кены доски с перекладинами, как у пароходного трапа,- перелаз. Свинье и корове не перебраться, а от собак все равно не спасешься ни за каким забором.
Когда Толя перескочил через ограду Марьиного дома и обогнул угол, он очутился перед крыльцом, на котором, как и следовало ожидать, стоял частый гость бабки в последнее время - Никита. В одной руке гостя пучок зеленого батуна, в другой алюминиевый ковшик, из которого он с шумом тянул через край.
- Ух! Хорошо! В самый раз доспело! - Никита сплеснул со дна гущу и захрустел луком.- На хмелю?
- На хмешо, милок, на хмелю,- затараторила бабка,- я еще и травку одну подбавила, для надежности. Ты, Никитушка, пивом не увлекайся - назавтра у тебя слабость и сонливость наступить может...
- Это ты, мать, зря. Можно сказать, добро извела. Я и так на работу через силу сбираюсь,- поморщился Никита. Кивнув Анатолию, он отдал бабке ковшик и запрощался: - Ну, я пошел.- И удалился нетвердым шагом.
- Проведать пришел? - обрадовалась Толе бабка - Я как раз шаньги пеку - садись, отведай.
Толя только из-за стола, но от Марьиных шанег разве откажешься? Макая горячую шаньгу в топленое масло, он слушает бабкину воркотню:
- Ждем, милок, ждем. Обещал приехать твой товарищ. Уж я внучка год не видала, наверно, еще выше вымахал. Воды в баню еще вчера натаскала, дровишки, береста лежат, подпалить осталось. Не видать парохода-то?
- Не видать.
- Ну, может, к ночи появится. К кедрам-то пойдешь?
- Так ведь все идут.
- И правильно. Негоже отставать. Заодно и дружка встретишь. А я уж не смогу - ноги не несут. В магазин и то изредка соберусь. Ты бы для меня в лавку не сбегал селедки да консервов купить? - Бабка почему-то всегда считала, что городские питаются исключительно консервами и к приезду внука старалась накупить побольше "городовой пищи", вроде "частика в томате" или поржавевшей от старости атлантической селедки, причудами кооперативной торговли заброшенной в рыбный край.
Попроси его бабка дров напилить или воды с реки натаскать, Толя и тогда бы не отказался, а уж в магазин сбегать - так это с удовольствием. Получив сумку и дг тгп, Анатолий терпеливо выслушал бабкины наставления, напоследок глянул на себя в зеркало, пригладил волосы и отправился за покупками.
К магазину вели две дороги: одна мимо бабкиной баньки, через крутой взвоз под берег мимо дома Гордеевых, возле которого неразлучные братаны Колька и Петька гнули на самодельном шаблоне черемуховые дуги для конской упряжи; другая - через кедровую гриву мимо Школьного озера, вниз по тропинке к дому старого ханта Ивана Кыкина, с которым у Анатолия давняя дружба.
Несмотря на то, что дорога через кедровую гриву длиннее, ноги сами повернули туда.
.
.
1936 год. Слева направо.
Иван Михайлович - дед. Аксинья Ивановна - сестра Бабушки. Мария Ивановна - бабушка.
.
.
.
Главы из повести "Сень горькой звезды"
.
.
Лучшие комментарии по рейтингу
