Разговоры с собаками.
.Ребятки ! - говорю я, выходя рано утром во двор. - Кто хочет на прогулку ? Выходи !
Из будки показываются две длинноухие головы - маленькая и большая, с чёрными и жёлтыми глазами, а потом "ребятки", потягиваясь после сна, выбираются наружу и начинают юлить и плясать вокруг меня, так что мне не легко удаётся надеть на них ошейники и распутать поводки. Потом мы идём гулять в парк. Точнее, "ребятки" тащат меня с такой силой, что я начинаю шипеть на них : "Да не спешите же вы так ! Руки оторвёте, охломоны..."
У меня две собаки : дратхаар Джек и русский спаниель Боня, он же Бонифаций. Джек тоже имеет несколько "вторых" имён, главное из которых Джексон. Немец, кстати, откликается на него охотно, чего не скажешь о русском варианте английской птичьей гончей. Всё дело, наверное, в ударении. На слух в словах " Джек" и " Джексон" выделяется гласная "е", а в "Боня" и "Бонифаций" это "о" и "а". Наверное, поэтому маленький ушастый кобелёк на своё второе имя не реагирует никак. Иногда я думаю, что ему для этого просто не хватает ума. Но скорее всего тут я ошибаюсь, потому что во многих вопросах Боня оказывается даже более смышлённым, чем его старший напарник. В житейских вопросах, касаемых еды, отдыха и получения ласок от хозяина, то есть от меня, он явный фаворит. Например, гладить я могу либо только Боню, либо обоих собак одновременно. Если начинать чесать за ухом Джексона, спаниель тут же устраивает истерику, подпрыгивая рядом и стараясь толкнуть дратхаара, или хотя бы наступить тому на лапу. Здоровенному Джеку это совершенно безразлично, но я долго не выдерживаю и тут же начинаю другой рукой гладить Боню, который мгновенно совершает свой коронный номер : падает на спину, подняв лапы кверху, ибо его живот - это зона высшего наслаждения. При этом кобелёк жмурится от удовольствия, не забывая косить чёрным глазом на старшего брата. Я говорю : " Ну какой же ты, Боня, всётаки... Какой же ты...". Какой он именно, я в этом случае определить не могу.
Они очень разные, эти два охотничьих пса, сказать точнее- совершенно разные. Общее у них лишь то, что они оба "лохматые" и вислоухие. И ещё - они оба страстные охотники. Когда я был молод, я легко мог бы поспорить с ними в этом последнем качестве, но теперь... Теперь я умиляюсь их охотничьей страсти и понимаю, что собаки эти даны мне судьбой, может быть, для того, чтобы не давать успокаиваться моей душе под грузом прожитых лет и по-прежнему ощущать себя охотником.
Джек- очень крупный дратхаар, с классической бородой, бровями и усами. У него вообще всё "классическое"- и окрас, и жёсткая шерсть, ижёлтые глаза со сложным выражением : в нём смешались и преданность, и ум, и дурашливость, и угрюмость, и даже печаль...
Боня - мелкий спаниель тоже классического чёрно- белого окраса. Он свободно может пробежать под брюхом стоящего Джека. Шерсть у Бони мягкая, шелковистая, и я поначалу с ужасом представлял, что будет0 когда он на охоте забежит в заросли репейника, коего в наших местах хватает. " Боня, Боня...-говорил я задумчиво, почёсывая кобельку живот, когда он в очередной раз грохнулся передомной на спину. - Что же с тобой будет..."
Оказалось- ничего страшного. Клубки шерсти на ушах, боках, в паху и подмышками спаниельки вместе с намертво завалявшимися в них репьями я после первой же охоты остриг ножницами. Боня потерял часть своего русско-спаниельного кудрявого шарма, но зато цеплять репяхов на себя стал значительно меньше. И главное - относился он к процедуре вычёсывания-выдирания колючек из своей шерсти черезвычайно спокойно и терпеливо. "Ты молодец, Бонифаций,- говорил я ему, орудуя расчёской,- ты просто молодец".
Странно, но степенный и с виду угрюмый немец по имени Джек к этому процессу имел, наоборот, предосудительное отношение. Правда, репяхи вцеплялись в него в основном в более, очевидно, чувствительном месте - в бороду, возле губ, и закатывались так, что у меня опускались руки при их вычёсывании. Джек нередко взвизгивал во время экзекуции, и я недоумевал, почему он до сих пор не откусил мне кисть руки или хотя бы палец. Я говорил ему : "Ну потерпи, Джексон,потерпи, друг. Сейчас вытащим этих ёжиков, расчешем тебе бороду, и будешь ты красавец. Да ?" Дратх вздыхал, словно лошадь, выкатывал жёлтые глаза и иногда мотал головой, от чего я едва не падал с тутаретки.
Зато при обработке собачек противоклещевыми препаратами всё получалось с точностью до наоборот. Я сидел на стуле, а Джек просто стоял, уткнувшись мордой мне в колени, и никаких проблем не возникало, пока я распределял содердимое четырёх пипеток на его холке и спине.
Боня почему-то перед обработкой испытывал панический ужас и старался спрятаться, чаще всего - под машиной в гараже. Выманить его оттуда удавалось только угощением, например котлетой или куском колбасы. Иногда он, проглотив предложенное успевал вновь нырнуть под машину. Изловленного всё же, его приходилось держать на коленях, итут он совершенно, абсолютно недвижимо замирал до конца обработки. Мне, раздвигая пальцами его мягкую густейшую шерсть по хребту, чтобы втереть в кожу капельки препарата, приходилось непрерывно говорить ему успокаивающие слова, чтобы он тут же не рванул у меня из рук.
- Бонифаций, ну чего ты боишся? Это же для твоего блага, это чтобы клещи тебя не кусали и ты не заболел какой-нибудь гадостью типа пмраплазмоза, понимаешь ? Ну неужели это так страшно ? Ты же мой любимый, хороший пёсик. Так что только дёрнись, зараза, я тебя в следующий раз из-под машины багориком доставать буду. Для твоего же блага...
А ещё до того момента, когда мы отправились на охоту втроём - Джеку шёл уже четвёртый год, а Боня чуть не дотягивал до полугода - я терзался думами о том, как вообще будет происходить наша охота. Ведь собаки такие разные! Можно сказать - абсолютно разные по манере и широте поиска, по реакции на затаившуюся дичь. Дратхаар работает со стойкой, спаниель - без таковой. Теоретически сводить этих собак на охоте вместе не было бы разумным. Боня мог запросто мешать Джеку делать стойку, учитывая неугомонность маленького кобелька, которого я нередко про себя называл "блохой", "клопом" или "микробом". А Джек, в свою очередь, учитывая его очень неприятную особенность работать на чистых местах на большом удалении от меня, имел, как мне казалось, все шансы сманить за собой спаниеля, который по своей манере должен был являться как раз именно "подружейной" собакой. Но что я мог сделать? Спаниель появился у меня нежданно - негаданно, совершенно не запланированно, и... так случилось, что мне пришлось просто смириться с его появлением. "А будь что будет..." - на русский лад подумал я. Домочадцы к Боне быстро привыкли, он всем нравился, соседские молодые мамы приводили своих малолетних чад к нашему двору на экскурсии "к Боне", и кобелёк, естественно, остался у нас навсегда.
У этих двух моих друзей было разным всё - даже манера принимать пищу. Из рук какой-нибудь лакомый кусочек Джек брал медленно и аккуратно. Боня хапал пастью так, будто его с рождения не кормили. Раз при этом, цапнув меня за палец и получив кулаком по своему чёрному носу - не сильно, конечно, - с недоумением уставился на меня своими чёрными глазами, не переставая жевать. Дескать: ни черта тебя не поймёшь, хозяин, - еду даёшь, а сам дерёшься... В дальнейшем я так и не отучил его от этой привычки - хапать еду без оглядки. Он хватал и глотал еду, не слушая меня, а я говорил ему:
Ну что ты за человек, Бонифаций? Никакого воспитания... Ты что - голодный у нас? Посмотри - Джек сидит спокойно и еду берёт спокойно, и ест спокойно. А ты хапаешь, словно тебя больше никогда кормить не будут, и глотаешь как удав... Ты медленно жевать вообще умеешь?
Боня перебирал лапами и преданно смотрел мне прямо вглаза, только что не пожимая плечами : ну что, мол, поделаешь - такой вот я.
Точно так же по разному кобели выходили из машины : стоило мне начать открывать дверь богажника, как из под неё вылетал Боня, не обращая на окрики никакого внимания. Джек же сидел в багажном отделении, как сфинкс, ожидая пока я застелю бампер краем плащ-палатки во избежание царапин от когтей и дам ему команду на выход.
Вот смотри, идиот! - ласково говорил я, обращаясь к Боне, который с лаем носился вокруг машины в полном восторге от того, что на мне была охотничья одежда. - Смотри, как ведёт себя умная и воспитанная собака! А ведь я Джека этому не учил! Он сам такой. А ты...
Но "идиот," не слушая, уже метил кусты поотдаль.
Запрыгивали в машину собаки тоже по-разному. Джек по команде мощным прыжком оказывался внутри и сразу замирал с гордо поднятой головой. Ему нравилось быть умной и строго воспитанной собакой. В такие моменты мне казалось, что, умей он говорить по-человечески, то спел бы куплет из "Deutschland, Deutschland uber Alles!"
Боня подбегал слишком близко к машине и прыгал через бампер кроссовера почему-то не прямо в багажное отделение, а наискось, как делают это прыгуны в высоту. Только спортсмены в момент преодоления планки переворачиваются в полёте на спину, а Боня до этого к счастью, не додумался и прыгал как обычно. Иногда разбега и толчка ему не хватало, он соскальзовал с высокого бампера и сваливался вниз. Приэтом он страшно пугался, второй попытки делать ни за что не хотел и в полном смятении забивался под машину и замирал. Приходилось доставать его оттуда и класть в багажник, словно парализованного. В машине он впрочем тут же мгновенно отживал, начинал носиться по багажному отделениб и зачем-то рычать на Джека, который флегматично и с недоумением смотрел на маленького бесноватого пёсика.
- Ну и придурок же ты, Бонифаций...- со смехом говорил я, захлопывая дверь.
На первых охотах Боня практически не спускал глаз со своего старшего товарища и старался от него не отставать. Это было не легко, потому как рослый дратхаар легко махал через заросли ежевики - ажины, как у нас говорят, - ломился в камышах и раздвигал кусты. Боня нёсся за ним, скоро терял из вида и ориентировался по слуху, благо треск от Джека стоял, словно от трактора. Один раз в большом мысу тростника на краю старого сада Боня потерялся, не поспев за несущимся с бешеной скоростью дратхааром, изавыл в глубине зарослей - протяжно, жалобно. На мой зов, правда, вылез довольно быстро и радостно запрыгал вокруг нас с Джеком.
- Что, испугался малыш? -спросил я его. - Страшно одному, да ?
Бонька поднял мордочку и очень внимательно посмотрел мне в глаза. Казалось он говорил : "Так я же маленький ещё..." Однако больше он не терялся никогда, потому что был от природы осторожен.
Комичный случай произошёл с моими собаками на прогулке в нашем парке. Я гулял там с ними каждый день утром, до работы, и они с удовольствием и великой энергией рыскали в траве и под деревьями. Я бросал палки, исобаки наперегонки бросались их искать, а потом предлагали мне бросать ещё и ещё.
Как-то накануне в город приехал передвижной зверинец и расположил свои клетки-вагончики в нашем парке. Среди прочих животных там был лев, и, когда мы с собаками пришли в парк, царь зверей издал свой устрашающий рык. Может быть, этот рык не был устрашающим, а просто утренним или каким-нибудь другим, но этот низкий хрипловатый и объёмный звук раздался в темноте, словно он был из другого мира.
Джек в эту минуту подобрал брошенную мною пустую полиэтиленовую бутылку и, подняв голову, не давая Боньке её отнять, принёс мне. Но тут раскатился львинный рык ! Мои собаки мгновенно неподвижно замерли, а у Джека из пасти выпала бутылка. Он буквально "раскрыл рот от удивления" - ведь он не слышалподобного звука никогда в жизни ! Боня тоже замер, но тут же обежал своего старшего большого брата и стал позади него. На всякий случай. Это получилось так забавно, что я рассмеялся:
- Молодец, Бонифаций - осторожность прежде всего ! Что там за зверь такой - кто его знает, верно ?
Поначалу Боня на охоте даже не делал попыток искать какую-либо дичь, потому что на это у него просто не было времени - надо было как-то поспевать затоварищем-стайером. В чистом поле оба моих великолепных помощника удалялись на столько, насколько удалялся Джек - а Боня без оглядки нёсся следом. Как только дратх прихватывал запах дичи и стойка, как говорится, "назревала", подоспевал весёлый спаниель, обгонял притормозившего Джека и спарывал птицу. От всего этого можно было взбеситься, но я был уже не молод, и, кроме того, был к этому готов.
На привалах я говорил этим жёлтым и чёрным глазам и высунутым языкам:
- Вот что, ребятки. Так дело не пойдёт. Джексон, ты сбавил бы ход, что ли...Бонифаций за тобой не поспевает и носится как безумный, того и гляди глаз себе выколет сучком каким... Ну надо ж как-то осмысленно всё делать. Я не знаю, как, но надо как-то спокойнее. Ты ж не один на охоте. Что ты носишся как дебил... Получается два придурка : один большой, другой маленький. Боня, ты пойми одно : я здесь главный - я, понимаешь ? Я убиваю дичь, только я, а этот придурок, за которым и ты носишься, вытаращив глаза, - он ничего сам не может, без меня он ничего не поймает, ни-че-го, понимаешь ? Джексон сам этого не понимает, он охотится сам по себе, он такой уродился, но, может, хоть ты поймешь, что без меня вы ни-че-го не поймаете ! А, Бонифаций ? Ну, что мне с вами делать ? Не знаю.
Я, действительно, не знал, что. В душе появилась даже какая-то обречённость. Ну, знал же, знал, что не дело это - пускать вместе таких разных собак. Получается, они друг другу просто мешают и друг друга портят Ну и что ? Оставлять кого-то дома, ходить на охоту с ними по отдельности, в субботу с дратхом, в воскресенье со спаниелем ? Нет - нет, я слишком сентиментален, чувствителен и не смогу переносить взгляд оставляемой дома собаки... Сделав так раз, больше не хочу. Ну его к чёрту, пусть будет как будет. Ведь не всё так плохо. Постреливаю всё же, фазанчиков, зайчишек домой приношу...
Однако на второй сезон всё, или почти всё, образовалось, устаканилось, стало на свои места. Я думал, да и сейчас думаю о том, почему это произошло. Скорее всего просто потому, что Боня повзрослел. В начале своего второго сезона он он всё ещё сильно ориентировался на Джека, но стал больше копаться на следах, проявлять самостоятельность. В сентябре чисто, классически сработал свою первую перепёлку.
На поле стерни, поросшем густым мышием, Джек, как это часто бывало и раньше, рыскал метров за полтораста, не обрашая внимания на мой свист, а Боня семенил вокруг меня. В один момент я, потеряв его из виду, оглянулся и увидел, что он, уткнув нос в траву, возбуждённо вертит головой и часто-часто виляет хвостиком. Типичная спаниелячья подводка ! Я успел подумать об этом - и тут же перед мордой кобелька вспорхнул перепел и понёсся низом, переваливаясь с крыла на крыло. Я прекрасно понимал, что эту птицу промазать нельзя, и, ах! как хотелось сбить её на глазах у собачки ! И всё - таки первым выстрелом промазал - перепел как раз вильнул в сторону, и дробь выбила проплешину в жёлтой полянке колосков мышия рядом с ним ; в отчаянии поймал мушкой серенький пропеллер крыльев уже далековато, на пределе для мелкой дроби, выстрелил - и с радостью увидел кувыркнувшуюся в траву птицу. Боня с писклявым восторженным лаем уже нёсся в ту сторону, но видеть птицу ему мешала трава, для которой у него не хватало росточку, он на скорости перепрыгнул примеченный мною стебелёк, возле которого ткнулся перепел, и понёсся дальше, продолжая голосить. Я подбежал к месту падения птицы и сразу увидел её, однако поднимать не стал, а ждал, когда вернётся Боня. Тот прискакал, закрутился, чуя запах дичи, и тут огромное лохматое чудище, хрипя запалённой пастью, прискакало тоже, и я отпихнул его со словами :
- Джексон, пошёл вон, болван ! Свою добычу ищи ! А это Боничка нашёл, пусть он и поднимает !
Я глянул на Боничку и увидел, что у него из пасти торчат концы крыльев и лапки перепела, ипонял, что, учитывая способность собачки поглощать вкусную еду, не всегда утруждая себя её пережевыванием, не исключено, что я вижу этого перепела последнюю секунду. Крикнув как можно более ласково : "Боничка, отдай птичку папе!" - я упал на колени и ухватился пальцами за перепелиные лапки. У меня был большой опыт отбирания дичи у дратхааров, но я сразу понял, что он мне пригодится мало, так как до этого мне ни разу не приходилось отнимать добычу у мелких крокодилов. Боничка просто намертво сжал челюсти и не собирался их раскрывать. Он, видимо, просто не понимал, зачем это вообще нужно делать. Добыча, так соблазнительно пахнувшая, была явно его, тем более у него в пасти - так зачем её отдавать ? Всё же мне удалось как-то выдрать из Боничкиных зубов этого перепела, и, по возможности оправив на нём пёрышки и запихнув обратно его внутренности, я сказал собакам :
- Если бы вы не были безумными животными и наконец смогли понять, чего я хочу от вас, мы смогли бы чудесно, плодотворно охотиться. Ты, Джексон, искал бы вокруг неподолёку - не на другом конце поля, понимаешь? - а неподолёку, делал бы стойки, как пологается нормальной охотничьей собаке, а Бонифаций тоже бы шустрил рядышком со мной, и вместе мы смогли бы достичь таких успехов, что...
Я увлёкся речью и машинально опустил руку с птицей слишком низко. Боня, внимательно слушавший меня, подпрыгнул и выхватил перепела у меня из руки. Диким криком мне удалось парализовать у него глотательный рефлекс, и перепел был спасён для кухни второй раз. Наверное, надо быть с собакой очень строгим. Но не в первый же раз...
- Бонифаций, - сказал я твёрдо. - Дичь в сыром виде есть нельзя, Не веришь - спроси у Джексона.
Я посмотрел и не увидел дратхаара рядом. Так и есть - он прочёсывал мощным галопом соседнее поле. Боня, не мигая, смотрел на мою руку с перепелом. Я вздохнул и положил птицу в карман. Всё-таки это была его первая добыча. Теперь можно было быть уверенным, что охотник из него получится. Интересно проходили у нас охоты по фазану. Птица эта в большинстве случаев держится в камышовых зарослях. Запах фазана сводит с ума собак всех пород, и беспородных тоже.
Я не представлял, как можно свести с ума моего Джека, так как подозревал у него полное отсутствие оного, во всяком случае во время охоты. Потому что пятый сезон этот кобель не мог взять в толк, что дичь добываю только я и без меня его усилия абсолютно бессмысленны. Дратх работал сам по себе, ни для меня, ни для кого и на открытых местах уходил в даль на сотни метров. Однако густые, мощные заросли, в которых большие хвостатые птицы оставляли свои соблазнительные наброды, сдерживали его энергию, и мне нередко удавалось сделать выстрел на нормальной дистанции., Кроме всего Джек был великолепным "нюхачём". Если он шёл вдоль зарослей, не заходя в них и не обращая внимания на мои "посылы", - птицы там не было. Можно было лезть в камыш в этом месте самому и топтаться до изнеможения, но поднять фазана было не возможно - его попросту там не было. Но если дратх лез в тростник сам - надо было готовить ружьё. К тому же кобель, я это не раз замечал, определял наличие птицы на слух, и это было вообще стопроцентной гарантией её присутствия.
На второй сезон по фазану заработал и Боня ! И что интересно - работал он по этой птице с голосом, в отличие от молчаливого Джека, и до того весело было слышать его заливистый щенячий лай, когда он преследовал кур и петухов в зарослях ! А одного фазана-подранка удалось добрать именно и только с помощью Бони. Стрелял я далековато, в угон, по поднятому дратхом петуху, камыш там был высокий и частый, перевитый понизу густющей травой. Джек птицу не вынес (Боня в такую лихомань вообще не полез, а скромно стоял возле меня), поэтому я с досадой решил, что это подранок, и, зная способность фазана бегать с невероятной скоростью, уже смирился с потерей добычи. Однако для очистки совести проломился к примерному месту падения птицы и минут пять безнадёжно искал её, раздвигая резучие стебли руками и всматриваясь в путаницу трав. Джек при своём великолепном чутье не обладал, впрочем, настойчивостью в доборе подранков, быстро бросал искать и ломился дальше. Справедливости ради надо сказать, что в густых зарослях добрать фазана-подранка, у которого повреждено только крыло, а ноги целы, способна далеко не всякая, даже очень хорошая собака. В камышах масса запахов, а фазан умеет чрезвычайно быстро бегать.
В какой-то момент я перестал слышать дратхаара, возле меня был только маленький Боня, который скромно пробирался по моим следам, потому что ему было нелегко в сплошной густой путанице ажины, осоки и ещё чёрт знает какой травы выше его роста. И вдруг я увидел как спаниель заюлил, заискал, тыча мордочкой в траву и напористо юркнул в осоку. Почти сразу же он подал голос. Звонкий, высокий, задорный лай ! Совсем рядом ! И перемещается - значит петух бежит. Я не был уверен, что Боня сможет придавить крупную птицу, и лез по камышу на голос, желая как-то, может быть, помочь ему. Но помог Джек. Он со страшным треском откуда-то со стороны проломился к Боньке - и лай того сразу смолк. Когда я прилез (слово "подошёл" для таких зарослей не применишь) к ним, они мяли крупного петуха, раздувая пыхтящими носами его золотые перья.
- Учись, Джексон! - сказал я, отбирая добычу и любуясь сказочным переливом фазаньего наряда. -Такой маленький Боня поймал такого большого петуха! А всё почему ? Потому что он не понёсся, как помешанный, куда глаза твои вытаращенные глядят, а взял след и спокойно добрал птицу. Вот она была, вот где! А ты куда попёрся?
Джек молчал, жарко дыша открытой пастью с высунутым языком, и поглядывал на меня, показалось, нарочно равнодушно. Возможно, он хотел напомнить мне о тех, других фазанах, которые были взяты лишь благодоря ему, но не знал, как это сказать на человеческом языке.
Были и другие случаи, когда Джек помогалБоне добрать добычу. Очень мелкому от рождения спаниелю элементарно не хватало сил справиться с подраненным русаком, и даже кряковым селезнем или фазаном. А может он был недостаточно злобен и опытен. Но, к счастью, его могучий напарник, подоспев к месту очередной битвы шустрого, легконогого Боньки с поверженной дичиной, у которой тот оказывался раньше, мгновенно решал исход этой битвы в нашу пользу. Приходилось с умилением наблюдать картину, когда Джек, подоспев к брыкающемуся в обнимкой с Боней зайцу, за секунду придушив русака, потом брал его поперёк и нёс ко мне в зубах, высоко подняв голову, а спаниелька подпрыгивал рядом, и посматривал на меня, говоря своим видом : "Вот, это я, это я догнал и остановил, а этот верзила просто помогает нести..."
- Отлично, ребята, вы оба отличные парни! - говорил я им, принимая добычу.
На охоте я удивлялся скорости, с которой бонька несся по полю за удирающим зайцем. Он без труда, почти не отставая от мчащегося русака, пересекал по диагонали поле влажной бороньбы, а это около двух с половиной километров, при этом его задние ноги работали синхронно с частотой пулемётного затвора, а потом лёгким галопом возвращался обратно. И я видел, что дыхание его после этого учащённое, однако совсем не запалённое, как бывает у дратхаара, который после километровой пробежки дышит, - словно загнанный динозавр. И ещё - Джек страшный, невероятный водохлёб, а Бонька, я заметил, воды пьёт немного и, очень редко - жадно.
И ещё я начинаю замечать, что мои собаки на охоте всё больше дополняют друг друга. Не мешают, а именно дополняют. Я ничему их не учил, и всё происходит само собой каким-то естественным образом. Мне остаётся только наблюдать и радоваться. Вмешиваться я не вижу смысла, и у меня нет на это желания. Мне нравится, что мои собаки свободны.
Я, выйдя во двор в пятницу вечером, говорю вылезшим из будки собакам:
- Завтра на охоту, хлопцы, завтра на охоту!
И Джек при слове "охота" приподнимает уши, внимательно смотрит на меня, а потом встаёт на задние лапы и передние кладёт мне на грудь, и тычет усатой мордой в лицо, а Боня, подражая ему, тоже встав на задние лапы, обнимает передними мои колени.
Иногда мне кажетсся, что мои собаки тоже разговаривают со мной. Они делают это каким-то особым образом, не произнося слов. Они не говоря ни слова, не обижаются на меня, не хитрят и не огорчаются. Они устают и радуются вместе со мной. Они очень простые, и я благодаря им понимаю, как же всётаки нам, людям , не хватает простоты. Порой нам удаётся настолько усложнить многое в своей жизни, что самым ценным, но нередко недосягаемым, оказывается именно простота. Поэтому я и люблю своих собак.
Игорь Алёхин
