За клюквой
Из-за леса выглянуло солнце, осветив деревенскую улицу и дома. Петух Петька забияка и драчун, взмахнул крыльями и в момент оказался на заборе. Поудобнее на нем устроился и, подняв украшенную большим красным гребнем голову к солнцу, громко закукарекал, приветствуя начало очередного дня...
- Кукареку! Кукареку! – разнеслось над деревней.
- Ахальник! – заругалась на петушка небольшого роста старушка, вышедшая из сарая, где она только что подоила свою козу. – Чуть подойник из-за тебя на землю не уронила. Убила бы, если б молоко пролила, – старушка ругалась совсем беззлобно.
Улыбнулась. Петух, склонив набок голову, покосился глазом на хозяйку, словно прикидывая, что от нее можно ожидать в этот момент. Захлопал крыльями и опять прокукарекал
Старуха махнула на петуха рукой и пошла к дому.
- Маруся! – позвали ее с улицы. Она обернулась. По виду похожая на хозяйку женщина вошла во двор, аккуратно затворив за собой калитку.
- Настя! Соседушка! – поприветствовала вошедшую хозяйка.
- Здравствуй! – поздоровалась гостья.
- Здравствуй! – ответила баба Маша.
- Ты сегодня чего делать-то собираешься? – сразу, с ходу задала вопрос соседка.
- Пока не думала. Вот только козу подоила, – баба Маша кивнула на подойник с молоком... – После завтрака может Нюську-козу пойду попасу.
- Ты подожди пасти, – не унималась соседка. – Давай лучше на болото сбегаем. Клюковки наберем. Люди там были и сказывали, что ягоды в этом году на болотах немерено. Ой, как много! Одним словом, урожай! Все ягоду берут, а у меня на зиму никаких запасов. – Бабушка Настя умолкла, ожидая ответа.
- И у меня ни ягоды, – согласилась Маруся.
- Вот я и говорю. Соберут же всю.
Хозяйка дома задумалась.
- Дела у меня могут все-таки образоваться. Я еще хотела картоху повыбирать.
- Картошка от тебя никуда не уйдет. Мы с тобой всего-то на пару часиков и отлучимся. По краю болота походим и сразу назад, – уговаривала Настя подругу.
- На краю вряд ли ягоды наберем. Молодые поди там всю клюкву уже пособирали. Они ведь ее на трассу продавать тащат.
- Всю не соберут. Пойдем поглядим. Ты чем болтать, давай лучше собираться и айда. А я пока за корзиной сбегаю. Двинем. Не будет клюквы на краю – сходим в Чертов угол.
Маруся снова задумалась, а Настя стояла и ждала ответа.
- Внучок должен на каникулы из города подъехать, – проговорила баба Маша. – Вдруг ему пирогов с клюквой захочется?
- Обязательно запросит, – Настя закивала головой. – Обязательно.
- А ладно! – согласилась с соседкой хозяйка. – Давай что ли сходим. Только зачем в Чертов угол, может, здесь рядом на моховом болоте посмотрим?
- Лучше сразу в Чертов идти. Там вся ягода. Вчера как раз кума моя, Варька, – со своими туда хаживала. Так два полных ведра за час насобирали. Ягодка к ягодке. Одна к одной, зеленой уже нет. Вся ягодка-кислинка как огонь, красненькая...
- Будь по-твоему, раз так, – согласилась баба Маша и пошла собираться. Соседка побежала к себе. Солнце тем временем высоко взошло над лесом. Подул ветер, и желтые листья росших вдоль деревенской улицы берез золотым дождем закружились над крышами домов...
- Кукареку! Кукареку! – кричали деревенские петухи.
Вскоре старушки вышли за околицу деревни и направились к лесу. Одетые в старенькие, линялые от частой стирки ситцевые платки, одинаковые пиджаки, кофты и юбки, они со стороны могли показаться сестрами-близнецами. Шли они довольно быстро для своих лет, и дать каждой из них по восемьдесят с лишним годов вряд ли бы кто согласился. Маленькие, худы, даже сухие, довольно стройные и очень шустрые баба Маша и баба Настя, держа каждая в руках по корзине для ягод, пересекли деревенскую поскотину и вошли в лес. Шли, беседуя между собой о чем-то своем, деревенском. Не оборачивались. Дорогу на болото они знали хорошо. Туда вела набитая тропа.
Всю свою жизнь, сколько они себя помнили, столько и ходили в лес и, конечно, на болото за ягодой-клюквой. Место, куда направлялись сейчас, деревенские прозвали Чертов угол. Почему Чертов? Случалось, блуждали там люди. Поговаривали, что компас стрелками в том месте такую чехарду начинает выделывать, что становится абсолютно бесполезной железкой для человека, особенно заблудившегося. Короче, место аномальное, а значит, чертово. Однако местные жители всех окрестных деревень все там знали, каждую кочку и, почитай, каждое деревце, и ходить в Чертов угол за ягодой совсем не боялись. Да и урожай клюквы там из года в год бывал отменный. Почему, не знал никто. Мешками народ ягоду домой тащил. Очищали ее от мусора, сушили и несли на большую асфальтовую дорогу, где по осени и продавали. Тем кормились, тем и жили. Это и были в деревне основные заработки, так как других давно не бывало. Кому после развала СССР стали нужны молоко и картошка? Особо никому. Даже мясо покупалось за сущие копейки. Так и выживали.
Старушки шли по лесу. Поначалу тропа петляла между высоких берез и елок. Вскоре перешла в сосновый бор, и бабушки-подружки, радуясь солнечному утру, то и дело останавливались и нагибались, срывали с невысоких кустиков сочные и красные ягоды брусники. Жевали их, наслаждаясь кисло-сладким вкусом.
- Брусена то хороша, – Маруся отправила в рот очередную горсть ягод, только что собранных прямо у лесной тропы. - Росло бы ее тут побольше, можно и за клюквой не бегать.
- Можно, но тут во все времена с брусникой не густо бывает, народ ее и пробегает. Чего зря корячиться? Время потеряешь, а брусники соберешь не более одной литровой банки. Черника тут хороша родится. Прямо ух сколько ее тут этим летом было, – Настя посмотрела по сторонам. – Кажется, как раз я ее тут и собирала. Не поверишь, ведрами.
- А мне не удалось. Как коза заболела, так вся моя черника в лесу и осталась. Еле-еле Нюську выходила. Уколы ей делали, и лекарства порошковые давала, думала, молоко теперь у нее ядовитое будет. Нет, ничего вроде. Кот и я едим и живем. Обошлось.
- А чем она болела-то? – поинтересовалась подруга.
- Кто ж ее знает. Может, траву какую ядовитую сожрала, а может, кто и укусил.
- А ветеринар что сказывал?
- Говорил что-то, да разве я его мудреные выражения запомню? Уколы Нюське колол и лекарства прописал, я еще с трактористом Васькой договаривалась, чтобы он мне те лекарства из районной аптеки привез. Купил, не обманул. Денег я за все это дюже много отдала, целую месячную пенсию. Прямо ужас! Но главное, не зря! Нюська вылечилась и стала живее всех живых. Озорная, прямо помолодела, глядишь, и козленочком меня в скором времени порадует. А может, и двумя.
При упоминании о козлятах баба Маруся улыбнулась беззубым ртом
- Слава Богу, что все обошлось, – порадовалась за подругу-соседку Настя.
Тропа тем временем перешла в заболоченный лес, и бабушки теперь то и дело ступали сапогами в черную торфяную болотную воду, покрывающую тропу то в одном, то в другом месте. Благо глубина луж была небольшая, и старушки, успешно преодолевая водные преграды, продолжали свой путь в глубь клюквенного болота, называемого в народе Чертов угол. Росшие вокруг сосны становились все тоньше в стволах и все ниже. Сказывалось избыточное увлажнение местности. Рос багульник, наполняя окрестный лес характерным запахом. Медленно сгнивая, тут и там валились погибшие от большого количества воды деревья, стволы которых лежали на болотных мхах, словно на мягких перилах. Гибель деревьев приводила к дальнейшему повышению в этих местах грунтовых вод и к расширению площади болота, на которое и приходили за ягодой-клюквой люди...
Вскоре вся местность стала одинаковой. Кругом росли низкорослые сосны, мхи, кустики голубики и еще каких-то трав, которые здесь на болоте бабушки часто встречали и раньше, но не знали, как они называются. Эти влаголюбивые растения, пресытившись в избытке водой, испаряли на солнце в столько влаги, что благодаря этому над болотом стоял влажный воздух и был небольшой туманец.
Старушки прошли еще сотню-другую метров, и постепенно тропа сошла на нет. Как раз в этом месте приходивший сюда народ разбредался по болоту. Клюква росла везде, и, собирая ягодку за ягодкой, люди уходили от тропы все дальше и дальше. Опасно было одно – не заблудиться. В таких местах покрутишься на одном месте, покрутишься, а через некоторое время поднимешь голову, чтобы осмотреться, оторвешь взгляд от ягоды и не знаешь, в какую сторону идти. Сосны, небо и болото, все одинаковые. Остается один ориентир – солнце. Можно, конечно, идти и по компасу. Но если компаса нет и солнце скрыто за облаками, тогда запросто можно и заблудиться. Следы на болотных мхах слабо заметны, а кричать можно сколько хочешь, все равно вряд ли кто услышит. На Руси болота не на один километр. Бывало, люди по нескольку дней кружили в этих местах. А иногда и вовсе к дому не выходили...
Матрена и Настя договорились далеко друг от друга не уходить. Стали брать ягоду. Сорвали по одной, по второй, на моховой полянке нашли сразу с десяток, еще десяток ягод, и вот они уже в километре от места захода на болото. Корзины под ягоды старушки взяли объемные, по паре ведер клюквы без проблем войдет в каждую. И хотя они ягоду рвали споро, но быстро клюквы в корзинах не прибавлялось. Чтобы процесс сбора ускорить, многие местные жители использовали для этого так называемые «комбайны». Такие специальные приспособления, иногда похожие на маленькие саночки, а иногда в виде совков с зубьями по краям. Плохо одно: ягоду такими «комбайнами» рвут прямо с листьями и губят кустики клюквы. Сбор идет быстро, но с болота после этого приходится выносить не только клюкву, но и много постороннего мусора. После чего ягоду необходимо откатать, от листьев и мха очистить и перебрать. Такие приспособления хороши при промышленном сборе ягоды, когда время дорого и денег хочется срубить побольше. Тогда и дерут сборщики клюкву теми «комбайнами». Так рвут, что мох вокруг по деревьям висит. Не жалеют ягодники и оставляют после себя «пустыню». Один вред от таких сборов. Так старушки считали. Руками ягоду брать, тут другое. Тогда ягодка к ягодке ложится. Чистенькая, любо-дорого посмотреть, и кустики клюквенные сохранены. Никогда в старину деревенские «комбайнами» ягоду не драли. Запрещали и до срока спелости собирать. Зеленую, значит. Конечно, многие хотели бы. Клюква, она что тот помидор, в темном месте полежит и дойдет. Дозреет. Но с такой моралью получалось, кто первый на болото прибег, тот и урвал... Не было раньше этого. Люди ждали срока, когда ягодка вызреет. Вот тогда ее и собирали. Не то что сейчас... Так они рассуждали и, наверное, по этой причине их корзины наполнялись ягодой-кислинкой не так споро, как им хотелось. Однако к обеду по ведру ягоды в каждой корзине уже было. Таскать их за собой становилось все тяжелее и тяжелее, и бабушки утомились и присели на поваленную ветром сосенку отдохнуть.
- Маш, какая же я дура! Поспешила и еды не взяла. – Баба Настя подтянула к себе корзинку, до половины наполненную красной спелой ягодой. Провела ладонью по клюкве.
- Все наша спешка, – ответила та. – Прилетела ко мне ни свет ни заря. Взбаламутила. Бежим скорее на болото, бежим. Всю ягоду поберут. Ее и так уже собрали. Без нас. Вон мы сколько отмахали, а корзины не наполнили. Да и людей на болоте не видно и не слышно. Бывало, раньше там и тут орут. Видно, народ сезон уже закончил.
Маруся поглядела по сторонам.
- Насть, а мы с тобой с какой стороны-то зашли? – задала она вопрос. Настя помолчала, подумала, положила в рот несколько кислых ягод и раздавила их деснами и оставшимися зубами. Сразу расхотелось пить, так как клюквенный сок был очень и очень кислый. Настя подержала давленые ягодки во рту. Языком облизала пересохшие губы и, сделав глоток, проглотила сок и ягоды. Поднялась с бревна и, осмотревшись, уверенно махнула рукой в одну из сторон.
- Оттуда!..
- Откуда знаешь? – Маша с недоверием посмотрела на подругу. Та даже обиделась.
- От верблюда! По солнышку определила. Когда мы на болото пришли, оно, родимое, у нас за спинами было. А сейчас вон где светит, – она указала на солнце.
- Туда нам и идти. Компас у меня в голове еще есть. Я с раннего детства никогда не плутала. Чуть что не так, встану, успокоюсь и представлю, как до этого шла по лесу, так вся дорога сразу в голове и выстраивается.
- Так уж и выстраивается...
- А то как же, конечно, вспоминается, – уверяла подругу Настя.
- Ну раз так, тогда давай пойдем. Сразу к дому. Или, может, еще ягоды поберем? Корзины бы неплохо и добрать. – Теперь Маруся взяла горсть ягод, посмотрела на них и лихо отправила в рот. Задвигала губами, пыталась раздавить...
- Кисла, зараза, – выговорила старушка.
- Красна и кисла.
- На то она и клюква. – Баба Настя взяла в руку корзину и пошла по болоту. Через минуту закричала.
- Маша! Мы с тобой две дуры сидим, а здесь вон сколько ягоды растет. Иди скорее сюда. Посмотри!
Крупная ягода-клюква сплошным красным ковром лежала на мху. Словно кто-то собрал ее много на болоте, перенес сюда и разом высыпал в одном месте. Весь мох, кочки, под стволами чахлых сосен, везде была одна сплошная клюква. Обрадовавшись увиденному, старушки принялись ту ягодку собирать. И через час, полтора корзины наполнились. Но уходить не хотелось. Как уйдешь, когда кругом столько еще ягоды осталось. Бери не хочу. И они брали и брали. Опомнились только тогда, когда огромная птица величиной с индюка, живущего у Насти на подворье, правда, более темная по окрасу и более коричневатая по оттенку перьев, с характерным шумом вылетела прямо из-под ног. Напугав до смерти старух, глухарь, часто-часто махая крыльями, летя в половину невысоких деревьев и лавируя между их стволами и сучьями, скрылся из виду.
- Напугал, чертяка, – выругалась Маша. – Я его и не видела. Такая дура огромная, а сидела не шелохнувшись. Мы подошли, а она тут как тут. Треск, хлоп, аж сердце в пятки ушло, – она присела на пенек, держась рукой за грудь.
- И меня эта птица напугала. – к ней подошла Настя и поставила корзину на мох. – Ты это чего? Сердце прихватило? Ты, подруга, это дело брось!
- Отпускает вроде, – успокоила ее баба Маша. – Поначалу сильно защемило, а сейчас полегчало. – Старушка улыбнулась. Морщинистое лицо, съехавший с головы платок, седые волосы и старый, потертый пиджак Марии стали мокрыми от дождя, как только солнце ушло за тучи, непонятно откуда взявшиеся ближе к вечеру. Солнце светило, светило, и на тебе – дождь!
- Маш, а дождик-то давно начался? – Настя посмотрела на небо.
- Не знаю я. Как-то не заметила. – Баба Маша поправила платок, убрав под него седые пряди волос. Затянула на подбородке узел. – Пошли что ли, подруженька, – она встала с пенька.
- Ягоды набрали, теперь бы только донесть. Пора домой. Вечер уже, и мы целый день не емши и не пивши. Скотину пора кормить. Старушки поудобнее перехватили ручки тяжелых корзин, наполненных отборной ягодой, и направились в сторону деревни...
По крайней мере, так им в этот момент казалось...
Путь по болоту теперь давался с большим трудом. Ноги поначалу утопали во мху. Затем сапоги мох прорывали и уходили в воду почти на все голенище. Чтобы их из болота вытащить и сделать очередной шаг, бабушкам приходилось прилагать максимум усилий. Плюс сказывалась накопившаяся за день усталость. Молодые, и те уставали, а тут женщины, которым чуть за восемьдесят. Корзины тоже делали свое дело. Но они шли и шли, превращая болотные метры в километры.
- Маша, давай присядем. Притомилась я что-то, – запросила Настя. Она остановилась, покрутила головой, ища более менее сухое место. Но не было ни островка, ни бревна, одна вода, мох и чахлые сосны. Присесть негде.
Настя вытерла концом платка мокрое от дождя и пота лицо. Стемнело так, что стволы деревьев были неразличимы. Они расплывались, превращаясь в ночи в сплошные черные пятна, вытянутые в длину и немного в ширину.
Черное небо, черные деревья и черное болото испугали старушек. Они поняли, что заблудились.
- Сыграл, видно, с нами чертов угол злую шутку, – выругалась Мария.
- Чертов он и есть чертов. Похоже, нам сегодня придется на болоте ночевать. Пошли хоть какое-то сухое место поищем. Клюковкой поужинаем, к друг другу прижмемся и погреемся.
Настя вместо ответа только грустно улыбнулась и подняла корзину. Старушки шли на ощупь не видя ничего перед собой. Шли, ища место для ночлега.
Дождь тем временем только усилился, и они, так и не найдя ничего подходящего, остались ночевать, сидя на сосновом стволе, который давно полусгнил и был весь покрыт мхом. Тот мох пропитался дождевой водой, хотя и в солнечные дни не всегда высыхал. Сидеть было на нем сыро и оттого холодно.
Бабушки сидели рядом и жевали беззубыми ртами ягоду-кислинку. Смотрели перед собой в темноту...
Настя вдруг улыбнулась.
- Мы, Маша, сидим рядком. Давай, что ли, поговорим ладком.
- Давай. Мне и не в такие передряги приходилось попадать. – Мария бросила в рот несколько ягод.
- Помнишь, подруга, как в войну жили? Как целыми днями есть хотелось? Как любую съедобную травку рвали и жевали? Ничего, тогда выжили. И сейчас не пропадем.
- Помню, конечно, -– ответила Настя. – Хорошо помню. Но мы в те времена детишками были. Кровь горячая била ключом во всех наших жилках. А сейчас костями старыми и не согреться. И кровь не та. Пыхнет раз в году, и все.
- Зато душа у нас молодая. Не у каждой современной грудастой девки есть такая душа. Не грусти. Ночь обязательно закончится, и день обязательно начнется. Может, на наше счастье и даже солнечный.
х х х х х
Сентябрьское утро было дождливым и серым. Ко всему прочему поднялся холодный, пронизывающий ветер, который раскачивал макушки невысоких сосен, отчего с них на мох падали сухие, давно раскрывшиеся шишки. Время от времени от резких порывов ветра дрожал багульник, а по водяным окнам, находившимся между болотными кочками, шла рябь. Вот такой погодой утро встретило бабушек, которые всю ночь так и просидели на сосновом стволе. Они промокли и промерзли, но все же заснули. И сейчас, склонив друг другу на плечи головы они спали. То, что старушки живы, можно было понять по их дыханию, которое еле заметным парком вырывалось изо ртов.
Большой черный ворон закружился над людьми. Громко несколько раз каркнул...
- Кру!... Кру!... – разнеслось над болотом.
Первой глаза открыла Мария. Она сидела, не двигалась и смотрела перед собой. Шевелиться не было сил. Ее тело ныло каждой мышцей, каждой косточкой. Очень хотелось есть. Мокрая одежда противно прилипала к коже и не согревала старушку в это холодное утро.
Зашевелилась Настя. Она оторвала голову от плеча подруги. Выпрямилась.
- Уже утро, – прошептала. – Маша не ответила. Настя нагнулась и зачерпнула из лужи воды. Умыла лицо. Сняв с головы платок, утерлась им. Поправила волосы.
- Куда идти-то?
- Домой, – ответила Мария.
- А где он, дом? – Настя расправила платок, резко его встряхнула и повязала на голову.
- Пойдем, глядишь и выйдем.
Но они продолжали сидеть. Шатание по болоту, практически бессонная ночь, отсутствие еды – все это для двух женщин их возраста оказалось тяжелейшим испытанием. Однако идти нужно, и помощи им ждать неоткуда, старушки это хорошо понимали. А поэтому они кое-как поднялись и пошли дальше. Все было как и вчера. Ноги сначала проваливались в мох, потом утопали в воде. – И так шаг за шагом.
Корзины, наполненные ягодами, стали неподъемной ношей. И при очередном привале бабушки высыпали часть ягод прямо на мох.
- Пусть остаются. Все легче будет идти. Нам теперь главное выйти, – и старушки по очереди перекрестились.
Их сгорбленные фигурки, тащившие корзины то в руках, то на плечах, то на палках, двигались по болоту все медленнее. Дождь не прекращался, солнце из-за туч так и не показалось, а сил у них оставалось все меньше и меньше. Снова над ними закружил черный ворон.
- Кру!.. Кру!.. – кричала птица.
-Кру!.. – ответила ей вторая, появившись над поляной, где на этот раз отдыхали старушки.
- Не по наши ли души кружатся? – Настя внимательно следила за вороньем.
- А по чьи еще? Других православных душ тут нет, – Мария вытерла слезившиеся глаза. Посмотрела вверх. Пара воронов как раз пролетала над ними.
- Кру!.. Кру!.. – кричали большие черные птицы.
- Рано еще. Живы мы пока. Может, нас уже ищут? – сказала Маша и обрадовалась. – Настя! Должны же нас искать. Вторые сутки пошли, как из дома ушли. Некормленая и недоенная Нюська, поди, в хлеву такие концерты дает, что на всю деревню ее меканье разносится. Да и у тебя скотина не кормлена.
- Да какая у меня скотин! Кошка да собака. Хотя Полкан без воды и еды долго не выдержит. Чего-чего, а пожрать он дюже любит. Посидит голодный, газету почитает и выть начнет. Наши деревенские, глядишь, внимание и обратят. Бог даст, люди шум поднимут. Главное, чтобы они поняли, что мы именно на болото пошли, за клюквой.
- Поймут. Куда еще двум дурам из деревни деться? Лучше вспоминай. – Мария посмотрела на подругу.
- Может, видел нас кто, когда мы с тобой к лесу топали?
Настя задумалась. Минуту старушки молчали.
- Вроде нет, – наконец проговорила Настя. – Не припомню я что-то. Как-то быстро мы ушли. И незаметно для всех.
- Это и плохо, – Маша сидела и жевала клюкву, стараясь заглушить голод. Несколько раз зачерпнула из лужи воды и попила.
- Болотную воду лучше не пить, – Настя попыталась ее остановить.
- Да знаю. А что делать? Другой-то нет. А пить охота, – отмахнулась та и спросила, – Может, Господь Бог скажет, в какую сторону нам идти? Попросим! Она подняла к небу лицо, перекрестилась три раза и произнесла:
- Господи, помоги нам! Выведи из чертового угла! – перекрестилась еще раз и добавила, – Домой выведи!..
Весь второй день старушки бродили по болоту, но тропы к дому так и не нашли. День выдался дождливым, холодным, серым и сумрачным. Из еды только клюква и пара перезрелых грибов – подберезовиков, которые удалось обнаружить на небольшой сухой лесной гриве, где старушки решили провести свою вторую ночь на болоте. Еле двигаясь между деревьями, они пытались ломать ветки с тех чахлых елок и сосен, которые росли в этом месте. Сверху на ветки насыпали хвои, разрушив непонятно как оказавшийся здесь муравейник. Наконец улеглись на оборудованную под деревом постель, тесно прижавшись друг к другу. Хотелось согреться, но получалось плохо. Мокрым было все. Земля, деревья, одежда, сколько они ее ни выжимали. Юбки, платки и кофты водой были просто пропитаны. Порадовались только одному, к ночи закончился дождь. С одной стороны, это было хорошо. С неба перестало лить, появились звезды, и следующий день обещал быть солнечным. Хороший должен быть день. Но только не для заблудившихся в этих северных краях двух обессиливших старушек. Вызвездило – к погоде. А хорошая дневная осенняя солнечная погода – это, как правило, ночной заморозок, как никак, конец сентября – начало октября. Так и произошло. Лужи под утро покрылись тонким льдом. Мокрый мох тут же превратился в хрустящую корку, а одежда людей, ночевавших в эту ночь на болоте – в ледяной панцирь...
Наконец взошедшее над деревьями солнце осветило двух подруг, лежавших на сооруженной ими постели-подстилке. Их тела, казалось, за эту ночь стали меньше. Они и так бабушками были не богатырского роста. А сейчас просто рядом, обнявшись, лежали два маленьких человечка, две девочки. Если бы не седые волосы, выбившиеся из съехавших с голов платков. А так дети и дети.
А солнце поднималось все выше и выше. От одежды пошел пар. Солнечные лучи делали свое дело. Грели влажную одежду, та просыхала и парила...
Вскоре старушки зашевелились и приподнялись. Настя кое-как села, а Маруся осталась лежать, только положила голову на руку.
- Солнце, – сказала Настя.
- А на что нам теперь солнце, раз мы не знаем, куда идти, –прошептала Мария.
- Как это не знаем? В первый день оно нам в спину светило. Повернемся к солнцу лицом и пойдем. Вставай.
Настя помогла подруге подняться и встать на ноги. Их заметно шатало. На обеих женщин страшно было смотреть. Лица почернели. Губы растрескались и кровоточили. Сказалась усталость и отсутствие еды. Двое суток на ягоде и двух грибах не протянуть и здоровому молодому человеку. А тут старухи, которые все это время шли и шли по болоту. Настя посмотрела на корзины. Махнула рукой и перешагнула через них. Она и так еле поднялась. Сил хватило только на то, чтобы нагнуться и поднять с земли палку. Оперлась на нее, и стоять стало легче. Поискала глазами еще один посох. Для подруги. А когда нашла, подняла и его. Подала Марии.
- На, держи. И чего мы раньше не догадались? Так идти будет легче.
С сухого островка земли уходить не хотелось. Но делать было нечего, и они снова двинулись в путь. Так начался третий день их болотной жизни.
Шаг, еще шаг, опять шаг. Ничего, вроде разошлись. Корзины бросили, тяжести не несли, тащили только сами себя. Свои тела. Однако это теперь давалось с очень большим трудом. Сотня метров – остановка. Еще сотня – и очередная остановка. Через пару часов такой ходьбы шаги старушек становились все короче, а остановки делались все длиннее. Не раз то одна, то другая спотыкалась, цепляясь ногами за стволы деревьев, сучья и болотные кочки. Падали. Подолгу лежали, чувствуя, как их тела обжигает холодная болотная вода. Отдохнув, начинали хвататься руками за стволы росших рядом сосен. Тянули вверх свои тела. Поначалу вставали на колени, затем, обдирая до крови ладони и пальцы рук, поднимались во весь рост. Какое-то время просто стояли и снова шли и шли.
Проходил час, другой, третий... Все повторялось. В одном месте старушки пересекли что-то наподобие неширокой тропы. Еле заметная в болоте, петляющая между кочек, деревьев и невысоких кустиков багульника, тропа была проложена людьми. Но состояние заблудившихся женщин к тому времени было таково, что этот человеческий след они попросту не заметили. Перешагнули тропинку, уходя от нее все дальше и дальше по зеленому моховому ковру, расстилающемуся на многие километры.
Солнце пошло на закат, и бабушка Маша, упав в который раз, больше подняться не смогла. Она лежала, тихо стонала и плакала, прекрасно понимая, что шансов выйти к дому из этого чертового болота у нее все меньше и меньше. Настя сидела рядом с подругой и уговаривала ее встать, тянула за рукав пиджака. Пыталась поднять из воды своими трясущимися слабыми старушечьими руками. Получалось плохо. Маша падала и падала в болото. Платок у нее давно потерялся, и седые пряди растрепанных волос, перемазанные болотной грязью и облепленные мелкими веточками деревьев и мха, представляли страшное зрелище.
- Машенька! Ну что же ты? Вставай, милая. Давай еще попытаемся пройти. Найдем, может, выход. Тропу! Хотя бы до земли сухой давай доберемся. Тут нам ночь не пережить. – Настя сорвала росшую вокруг клюкву и попыталась покормить подругу. Та, как могла, старалась жевать красные холодные ягоды. Не получалось, и старушка стала глотать их целыми. Кислого клюквенного вкуса она не ощущала. А когда уставала, то опускала лицо в воду и пила. Глоток за глотком. Утолив жажду, Мария перевернулась на спину. Закрыла глаза.
Намучившись, Настя села рядом с ней на кочку. Она прислонилась спиной к сосновому стволу. Ей показалось, что усталость, накопившаяся за эти дни в ее теле, усталость ушла. Голод не чувствовался, стало легко, только слегка кружилась голова. Что-то делать, двигаться расхотелось. Сначала перед ее глазами появилось яркое солнце, потом синее небо, деревня, дом, цветущий сад, лицо давно умершего мужа, лица ее детей, живущих теперь в городе, внуков и... дальше пришло одно сплошное черное пятно...
На улице стемнело. Эта ночь выдалась холоднее всех предыдущих. Звезды так и мерцали на небе. Женщины, одна из которых лежала, а вторая сидела рядом с ней, больше не шевелились. И когда утром мороз усилился, а яркое осеннее солнце осветило белый от инея моховой покров болота, стало ясно, они больше не поднимутся. Их одежда и лица, были белыми и искрились на ярком солнечном свете. Только несколько кроваво-красных ягод клюквы, зажатых между пальцами одной из них, так и остались незамерзшими, потому что еще хранили тепло ее тела.
- Кру!.. Кру!.. – кричали закружившиеся над погибшими вороны.
По этим птицам через несколько часов умерших женщин найдут спасатели. Вынесут их тела из болота и похоронят рядом на деревенском кладбище.
Всю жизнь дружили, вместе пошли за ягодой, вместе им и лежать...
