Глухарь 2
Паром плавно качался на волнах, перевозя на своей запотевшей спине среди прочих машин большой темно-зеленый железный ящик на колесах с Доктором внутри. Белые барашки на волнах, серое небо, планирующие над палубой чайки и любопытные взгляды попутчиков из соседних машин настраивали Доктора, забавляющегося с радиоуправляемыми фароискателями, на предстоящее очень добычливое путешествие по Каракану. Плюнув через борт парома, Доктор со второй попытки закрыл окно санитарки и внимательно оглядел интерьер кабины. На тоннеле, рядом с рычагами управления трансмиссией лежали многочисленные пульты от устройств, способствующих правильному, на взгляд Доктора, передвижению лесовозным колеям ленточного бора. Попов, придумавший способ передачи информации на расстоянии, был посрамлен и мог бы нервно курить в углу, завистливо наблюдая за Доктором, управляющим без проводов лебедкой и крутящимися на 360 градусов фарами.
Буркнув дизелем, тягач, как собака, покорно ткнулся носом в причал. Народ, протискиваясь сквозь набитые впритирку алчным капитаном машины, потянулся через весь паром. Первой отметилась маленькая бабушка с большой сумкой.
- Мужчина, - выдохнув на закрытое стекло, старушка внимательно заглянула в самую глубину мутной души Доктора, - до Ересной довезешь?
Доктор посмотрел в свое тусклое отражение стекла крошечного спидометра на приборной панели. Он так и не привык за последние двадцать лет к этому слову. «Мужчина»… Как, черт возьми, он так быстро мутировал из подростка, дрищ, - которому было самое верное определение, в мужчину? Ну, набрал, положим, 50 килограмм, ну, морщины… Шрамы, там… Операционные швы он в расчет не брал. С кем не бывает… И, положим, друг-хирург, спьяну взявшийся освободить приятеля от рудиментного отростка под названием аппендикс в ночь на 23 февраля много лет назад, не сильно то был и виноват. Ну кто, скажите, ложится «по скорой» перед праздником в дежурную больницу, да еще и к другу дежуранту под градусом? Так что шов был не в счет.
От этих невеселых мыслей добрая бабушка отвлекла Доктора, требовательно постучав кривым ороговевшим пальцем по стеклу.
- Нет, бабуль, я в Чингизы, - спохватился Доктор.
Он и подумать не мог, что это прозвучало как приглашение и в салон, через боковую дверь тут же хлынул народ с вещами.
- До Хмелевки, - заботливо предупредил Доктора мужик в камуфляже и с перегаром, усаживаясь на сумки с вещами.
- В Хмелевке высадишь! – приказала полная женщина в вязанном цветастом платье, усаживаясь на чехол с карабином и ОПТИКОЙ!!!!
- Скажите, - поддавшись всеобщему ажиатажу, в пассажирскую дверь заглянул какой-то дедушка, - Я плохо слышу. Не до Ересной?
В салон продолжали лезть люди, бранясь и ссорясь между собой за места.
Ох..ший Доктор, выключив музыку, вышел из кабины и заглянул в салон. Оттуда, неприветливо косясь, на него смотрело несколько пар настороженных глаз. По опыту общения с хищниками и женщинами, Доктор знал, что команды надо отдавать твердым, хорошо поставленным голосом. При этом, в глаза смотреть нельзя. Хищник (или женщина) должны думать, что повелительное наклонение относится не только к ним. Тогда и их самолюбие не страдало, да и подающий команды оператор тоже в целом оставался цел.
- Да вы ох..уели! – несколько фривольно начал Доктор, поминая настройку и колибровку прицела на карабине, погруженного в плоть чресел полной селянки, но, сразу осекшись, добавил, - Пошли на х..й!
Выражение глаз обитателей металлической утробы кузова, мгновенно сменилось с настороженного на любопытно-оборонительно-ироничное, но в целом, дерзкое.
- До Чингизов же! – как тупому, Доктору повторили из салона.
Уже почти все машины были на берегу, а Доктор все еще вытаскивал за рукав из салона полную женщину. Последним на металлический пол парома выпал чехол с оружием, с трудом отлепившись от потных прелестей деревенской красавицы.
Громыхая колесами по ребристому настилу, Доктор выкатился на берег. Медленно пробираясь сквозь ожидающие своей очереди лесовозы, под ненавидяшими взглядами несостоявшихся пассажиров, Уазик Доктора обреченно нырнул с дороги в лес.
- Теперь можно выпить, - отчетливо затарахтел, перекрывая мотор, внутренний голос.
На пике желания утомленный Доктор вдохнул в себя пятьдесят грамм водки, закурил и огляделся по сторонам.
Каракан был, как всегда, великолепен. Сухое определение «ленточный бор» вызывало ассоциацию с коварными паразитами и ничего общего с красотой, которая окружала Доктора, не имела. Могучие сосны зелеными струнами упирались в небо, пламя берез и осин несколько оттеняла камуфляжной расцветки растительность и опавшая хвоя, мягким ковром стелившаяся под ногами, а кусты черемухи черной паутиной накрывали горизонт.
- Еще? – не успокаивался внутренний голос.
В совокупности сто грамм водки могут нанести непоправимый урон репутации юной девушки, впервые отпросившейся у родителей «переночевать у подруги». Но, как мы помним, Доктор – мужик, поэтому ни эти сто грамм, ни последущие четыреста, честь и достоинство не поколебали, а даже совсем наоборот.
Если кому-то из читателей показалось, что я слишком напоил своего героя – успокойтесь! Наш герой и не такое выпивал и белку после этого в глаз и медведя в ухо, а лосю вообще как-то по рогам надавал. Но это уже другая история. Особо ранимым, предлагаю делить дозы на десять, для собственного внутреннего спокойствия и безопасности нашего героя.
Положив почти пустую бутылку/чекушку/фляжку/наперсток в полиэтиленовый пакет, Доктор сел за руль. Покорно захрустев рессорами, машина поползла в чащу. Музыка обволакивала душу, пейзаж завораживал, тело бросало по всей кабине, но близорукие, навыкате глаза зорко следили за дорогой.
Навигатор язвительно проглатывал отмеченные точки, на которых в прошлых годах Доктору удавалось добыть глухаря, но этот год смеялся над статистикой и поводов расчехлить оружие не давал.
Глядя на высокие края «ледянки», Доктор вспоминал рассказ местного жителя, показавшего как-то эти места, о том, что эту дорогу вручную выкопали пленные немцы и скатывали по ней, к тогда еще реке, а нынче водохранилищу, спиленный лес. В голосе аборигена сквозил священный трепет перед трудолюбием потомков тевтонских рыцарей. С тех пор прошло много лет. Трудолюбие навсегда ушло из этих мест с последним истинным арийцем, а следы дороги с трехметровыми обочинами – остались. Как остались и глухари, эти древние красивые птицы, дожившие до наших дней ровесники мамонтов.
Море, испоганившее погоду, окрестности и быт аборигенов, было рукотворным. Руки, создавшие плотину, действовали отдельно от головы, но в соответствии с традициями пахли жопой. Результат, кстати, анатомически тоже не сильно отличался от породившего руки органа. В реке почти полностью вывелись судак, нельма, осетр, муксун и таймень. Вовремя спохватившееся мудрое руководство, в целях восстановления популяции рыб, через почти пятьдесят лет закономерно запретило электорату рыбачить осенью на спиннинг. Вытекающий из носа мозг писавшего эти запреты чиновника оставил на псевдонормативных актах обильные следы, на сленге юристов, называемых белыми пятнами.
Пока мы тут с вами отвлеклись, Доктор застрял. Все-таки лесовозная колея не тротуар, а водка это вам не лимонад Буратино. Хотя тара почти та же. Кстати, о таре. Не все знают, но водка, оставленная в бутылке, через некоторое время начинает отдавать стеклом. Пить конечно же можно, но лучше ее не оставлять недопитой. И Доктор не оставил. Пакет радостно принял опустевшее стеклянное тело в свои мусорные потроха.
А уазик тем временем сидел на мостах, радостно болтая в воздухе колесами.
- Да ну на х…? – удивился Доктор.
- А вот! – подтвердила колея.
- Гов..но-вопрос, дажжжжжжжжжжже не парься - прожужжала лебедка.
- Опа! – не успев опомниться, пробормотала санитарка, встав на ноги, прикрытые грязной юбкой.
- Ну? Так че, а? – снова встрял внутренний голос.
Степенно смотав лебедку, Доктор обошел машину.
Нет, конечно не Крузак… И не Гелент… Но почему-то во времена обладания теми машинами Доктор никогда не испытывал того прилива патриотизма как нынче. Патриотизм отдавал сладкой истомой внизу живота и оканчивался позывами на низ…
Понос закончился так же внезапно, как и начался. Скабрезно поминая старушку, у которой он купил в Ордынке пирожки, Доктор решил окончить на сегодня путешествие и остановиться на ночлег. А с ночлегом у Доктора, я вам скажу, теперь полный ништяк. Мягкая кроватка с подушкой в наволочке, охренительным одеялком и матрасиком, шипящий на газу холодильничек, да с запотевшей бутылочкой вечерней какаколы, да с обогревателем и теликом, да с видиком, да с булькающим под это дело на плиточке ужином, под который… (ни чьи чувства не ранил?) не грех и сто грамм на сон грядущий пропустить перед показом так полюбишейся «Кин-дза-дзы». Кстати, порнуху телек тоже показывает, но в лесу это смотреть как-то некомильфо – пацаны потом не поймут.
Утро в уазике всегда солнечно. Феномен, который Доктор до сих пор не смог разгадать. То ли потому что начал высыпаться нормально, то ли потому что наливает с вечера для утренней опохмелки. Не факт, короче. Но солнце, я вам доложу, как из рогатки на небо вылетает.
У Доктора даже термин есть такой: «ТОЩА» (ударение на втором слоге!!!)
А что такое «тоща»? Это та, самая первая, еще натощак, до чистки зубов, до первого утреннего осмысленного вздоха, до первого звука - соточка…
Иииии-хаааааааа……
- Здравствуй, дедушка лес! – кричит душа и рвется из груди.
И мозг вспыхнул, нейроны понеслись по полушариям и долям, ударяя по черепу, тромбы рассыпались просто в пыль, лейкоциты сдохли нахрен, близорукость и та отступила.
- Доктор на охоте или кто? – спросите вы.
Да что вы понимаете в охоте? То есть в душе охотника. А посмотрите на Доктора! Как он щурится на солнышко, запрокинув лысеющую голову, посмотрите на слезу, катящуюся по небритой щеке. Вот он, самый, что ни на есть глубинный срез души настоящего охотника, самая мякотка его наслаждения. А глухарь? Да пусть он живет, чтоб ему спариваться, негодяю, четыре раза в год!
Хотя… Хотя попадись он Доктору под выстрел 223-го калибра карабина, да с не сбитым наглой бабой прицелом, мы бы с вами еще посмотрели кто кого…
С Полем, Мужики!!!
