Пусть не о недавней, но о хорошей охоте -3. Первый крякаш. Первый гуменник.
Бело-голубое сентябрьское небо над тишиной многокилометровой обской поймы. Ароматы росного разнотравья, отжившего свое лето, пока еще теплое солнце клонят ко сну, и ленивым осенним карасям удается безнаказанно стянуть наживку с крючков наших двух удочек. Я, еще мальчишка, и отец ждем удачи на одном многочисленных озерушек. Вот сна как не бывало, и я толкаю отца под бок – справа, по-над берегом озера, едва трепеща крылышками, к нам направляется пара кряковых. Высота чуть больше десятка метров, и уже нагулявшиеся птицы кажутся огромными. Мы не шевелимся, ибо любое движение выдаст нас тотчас же. Единственное ружье лежит у меня слева, но стрелять будет отец – при такой дистанции упускать шанс нельзя. Утки уже над нами, отец хватает ружье, выстрел и… я просыпаюсь. Все также катит прозрачные воды под неуловимым сентябрьским ветерком пойменное озеро, опять нет наживки на крючках, даже куст на той стороне и камышовый лес не изменились. Только лет двадцать минуло с той осени, уже давно не охотится отец, его ружье дожидается первой охоты внука. Сколько зорь было потом – не счесть, удачных и не очень, но в памяти каждая.
1993. Первый трофей.
Открытие осенней охоты запомнилось прежде всего самой удачной рыбалкой в этих местах.
В тот год воды было очень много, и каждая низинка была озерцом, кишевшим рыбой. Пятница, накануне открытия. Провиляв среди озер и преодолев вброд несколько ручьев, егерь остановил трактор с телегой у широкой полукилометровой ляги характерной формы, отчего в местном обиходе она носила название «Гитарка». Взрослые отдавали должное мужскому празднику открытия сезона, и я был предоставлен сам себе.
В силу малолетства моим основным оружием пока еще была удочка, и пары часов хватило, чтобы в одиночку обеспечить нашу компанию из пяти человек и ухой, и трофейным запасом на дом. Караси, сазанчики по 200-300 граммов, даже подлещики клевали вперемешку, и я сначала вытаскивал на берег по 2-3 рыбы в минуту. Потом стал специально забрасывать подальше от «клевых» мест –попадались экземпляры и покрупнее. Перевалив за третий десяток килограммов, сменил снасть на «макалку» с лягушкой – пошли щурогайки грамм по 300-400. Выдернув и этих штук двадцать, утомился однообразием и больше к рыбалке в тот раз не возвращался. Мысли уже о другом – назавтра открытие, и отец обещал мне час зорьки с ружьем, тем более, что дичи было достаточно. В сумерках над нашими палатками один за другим стали проходить косяки серых гусей по 10-20 голов. Направлялись они в непролазную крепь в километре от нас – по грудь в воде надо было брести метров двести до стены камыша 3-х метров в высоту и 30 в ширину, за которой начиналось зеркало открытой воды. В то время ни у кого из нашей компании еще не было в «послужном списке» добытых гусей, и каждый из нас провожал пролетающих птиц с неприкрытой надеждой на удачу. Самый нетерпеливый, зарядив магнумовскую одностволку, уже засел метрах в тридцати от костра, но шанса ему так и не представилось – либо высота была большая, либо косяк проходил далеко в стороне.
Половина пятого утра. Воду в котелках сковал заморозок, и на традиционный чай уходит несколько больше времени. Ветра нет совсем, темный туман и тишина лугов, кажется, буквально давят на уши. Но нет – с «нашего» озера доносится редкая перекличка ночующей гусиной станицы. Кажется, что птицы совсем рядом, но звук в тумане доходит отлично, на самом деле до затона, где сидят птицы, больше шестисот метров.
Сделав первые шаги к номерам, понимаем – бесшумно подойти не удастся, пять пар бродней предательски шоркают по затвердевшей от холода осоке. Так и есть – подняв гвалт, около десятка гусей снялись и ушли в камыш, не подпустив нас даже на сотню метров.
Утренняя заря ничем выдающимся не запомнилась, отец сбил подранками пару кряковых уток, которых я, наподобие спаниеля, исправно догонял и выковыривал из травостоя. Селезень, правда, был, по признанию всей команды, просто гигантским – около 2 кг., и это еще в начале осени.
На вечернюю зорьку отправились уже часов в семь, стоял штиль. Заняв позицию на берегу, отец отдал мне ружье (обещал же). Но уже минут через пять со стороны камыша послышался гогот и штук десять гусей над самой травой направились в нашу сторону. До стаи еще с полкилометра, и я предлагаю отцу перескочить за куст, который метрах в 15-ти от нас, так как стоим мы на чистом месте, и гуси на нас ни за что не налетят. Но он, видимо, воспитанный байками о том, что сколько от гусей ни прячься, все равно на выстрел не подпустят, спокойно курит и даже не перезаряжается. Я отсчитываю метры – стая, видимо, собирается ночевать на нашей болотине и сворачивать не намерена. Когда до идущих прямо в лоб гусей остается метров полтораста, отец судорожно хватает ружье и бросается за куст – но теперь, наоборот, надо было не шевелиться, ибо стая тотчас же начала отворачивать, заметив наше движение. Отсалютовав вслед гусям и выслушав справедливую критику от соседних номеров, батя сконфуженно возвращает мне ствол, и свой шанс я не упустил. Вскоре с той же стороны, что и гуси, показалась тройка кряковых – идут быстро и высоко, метрах на 35-ти. Мгновенно вспомнив все литературные наставления о том, как стрелять идущую прямо на охотника птицу, стараюсь закрыть стволом налетающего вожака, жму курок и вот он – первый в охотничьей жизни крякаш! Лежит в траве, перебирая красными лапками. Забрав птицу, мы с отцом вернулись в лагерь и, как оказалось, зря. Как только стемнело, с полей в камыш опять потянул гусь, судя по звукам, шел он над как раз над нашим номером. Я вышел на луг посмотреть – напарники ведь еще там, может, им повезет. Ни птиц, ни охотников уже не видно. Вот несколько дуплетов дымным порохом – в темноте они очень красивы и похожи на салют. Через пару минут еще два выстрела и через несколько секунд слышу с воды крик гуся – сбили. Так и есть – прибежали за лодкой и фонарем и через некоторое время все-таки нашли подранка – был сбит в темноте почти наугад двумя дробинами. Счастливый «гусятник», конечно же, стал героем открытия.
2009. Снова весна, и мы решили попытать счастья на новом месте, до сих пор считающемся одним из лучших в крае для охоты по перу. Середина апреля, но озера еще сплошь скованы льдом. Проделав изрядный путь по степной трассе, не видели ни одного гуся. Оно и понятно – дней десять назад пролет был такой, что особо удачливые «нелегалы», по рассказам, сбивали по семь гуменников с дуплета.
Сразу стало ясно, что такая удача нам не светит. Объехав вокруг здоровенное озеро, являвшееся зоной покоя (судя по аншлагам), мы увидели только трех или четырех серых гусей, явно местных, которые кормились на редкой свежей травке в пределах зоны запрета. Дичь была настегана и не подпускала машины даже на полтораста метров. Забавно – вся окружность озера сплошь утыкана профилями ранее прибывших охотников, мы насчитали их (профилей) не меньше двух сотен и сбились. Место для нас новое, но понятно – при такой плотности собратьев по увлечению надо искать другое место. Выручает карта – километрах в трех к западу среди полей обозначена оросительная дамба. На поверку она оказалась давно размытой, но еще хранила неглубокое зеркало талой воды квадратов этак 200Х50. Но, судя по следам возле воды, гусей это место не видело давно. Рассудив, что хоть пролетный, но гусь все же должен быть, решаем застолбить это место своими профилями и обосноваться в большом березовом колке почти в километре от воды, через поле. Едва въехав на голую и уже успевшую изрядно подсохнуть землю, мы были поражены количеством гусиного помета, усеивавшего поле наподобие крупного свежего снежка. Не менее впечатляло и количество гусиных следов. Но все они явно были старыми и оставлены были опять-таки в начале апреля, когда в полях еще стояла вода. Зерна на этом поле хватило бы еще на миллион гусей, и в нас крепнет надежда на удачу.
Романтика весны – набрав с собой чуть ли не бочку питьевой воды, мы практически к ней не притронулись - все и вся мы запивали исключительно свежим березовым соком. Вплоть до утра открытия мы не видели ни одного гуся, зато охотников от занятого места только успевали спроваживать, чем и занимались до самой темноты, в угодьях явный «перегруз».
Направившись в сумерках утра к дамбе, мы заняли позицию на валу, окольцовывавшем водоем, метрах в сорока от воды, которая была внизу за обрывистым берегом и не просматривалась. Занятые исключительно ожиданием «угрозы с воздуха», мы и не подумали проверить воду, уж слишком безнадежным показался нам накануне водоем. Это стоило нам первых трофеев. Через полчаса ожидания я услышал с воды, прямо перед собой, оглушительный гогот и шум снимающихся с воды птиц. Пара серых вынырнула по-над берегом в стороне и над самой травой неспешно отправилась на поле. Для меня дистанция великовата, а вот с напарника птицы точно сшибут шапку, если не пригнется. Но Игорь, видимо, такого начала охоты совсем не ожидал. Навстречу бить не стал, ладно, думаю – пропускает. Пропустил, да не совсем. Стволы с полным чоком, а в них 4О в контейнере! Тут надо было хотя бы метров на 25 приотпустить птиц, но нет – стреляет строго в профиль метров с 10-ти, вторым таки попадает, но только по маховым перьям. Такую неудачу переживаем всем коллективом, тем более, что до 10 утра ни одного гуся больше не видели.
Не дождавшись лета до привычного нам времени, решаем закончить первую зарю и ехать в деревню на завтрак, что было нашей (и не только нашей) второй большой ошибкой.
Как только наши и еще машин пять оказались на твердой дороге посреди голого поля, где-то в километре из-за березняка поднялся гусь. Это был именно Гусь, а не просто «гуси». Такого количества вожделенной птицы я до сих пор не видел ни в Интернете, ни в живую. Высыпав из машин, мы наблюдали, как эта темная туча, напоминающая снеговую, медленно катится по полям, птицы то взлетали, то садились, и так беспрестанно. Шли они на запад, где уже не было ни одной бригады охотников. Туча постепенно распадалась на стайки и еще минуты через три гусь был везде, на каждом поле, в каждой «клетке». Несколько стай протянуло над дамбой, где мы были только что. Даже на нашу «мехколонну» чуть было не налетели с полсотни гуменников. Это продолжалось всего несколько минут, мы не успели бы даже толком вооружиться. Гусь исчез также внезапно, как и появился, дав нам возможность отправиться на привал. Там все наши мысли занял поиск места дислокации такого количества дичи, и вскоре мы отправляемся обратно в поля. «Клетки» и дороги между ними напоминали мозаику из еще лежащих сугробов, жидкого чернозема и редких тропок, по которым можно было кое-как проехать, и пару раз нам пришлось воспользоваться тросами. Двигаемся по подсохшему полю примерно в нужную сторону и слишком увлекаемся самим процессом езды по пересеченной местности. Взглянув вправо, давлю на тормоз – с земли, метрах в ста пятидесяти, нас созерцает табун гуменника голов в полста. Естественно, дожидаться наших дальнейших действий гуси не стали. Что за черт, неужели не «наш» день?
Проехав еще с полкилометра, мы, наконец, оказались на том месте, где была та утренняя «тьма» гуся. Место оказалось уникальным. Меж зерновых (кормовых) полей фермерами была оставлено одно для сенокоса – километра 3 в длину и метров 800 в ширину. Сейчас оно было покрыто маленькими ростками свежей травы, которую так любят гуси. Посередине этого «футбольного» поля была небольшая низинка с кустиками, в которой стояло зеркало талой воды 200Х100 метров, глубиной преимущественно в полколена. Здесь будто подушки вытрясали – пух и перо повсюду. В подтверждение нашей находки из-под куста на выстреле сорвался заспавшийся одинокий гуменник - его счастье, что весной нельзя расхаживать с ружьями. К середине лужи через все поле подходила старая мелиоративная канава, полноценно спрятаться в ней уже было нельзя, но если добавить чуть камуфляжу – сойдет. Оценив позицию, решаем остановиться и спешно разбрасываем профиля.
Середина дня, я уже занял позицию в месте слияния канавы и открытой воды. Вскоре ко мне присоединяется Леха и оборудует куст на другой стороне. Натура у напарника другая, необходима компания и постоянное занятие чем-нибудь. Через полчаса ожидания терпение у него кончается и он зачем-то направляется через лужу на мою позицию. Это чуть было не стоило нам еще одного шанса. Как только Леха оказался на самой середине лужи, где вода почти заливалась в бродни и шагал он не быстрее черепахи, с юга показалась прерывистая линия. «Гуси летят!!» – торопил я коллегу, который был словно на ладони и демаскировал нас по полной. Он «ускорился» как мог, но все равно не успевал. Гуси уже довольно близко, видят лужу и наши профиля, вроде не сворачивают и снижаются, я начинаю манить. Счет уже на секунды, и я кричу:«Падай в воду!». Поняв наконец серьезность момента, Леха падает на колени и втыкается головой в подвернувшуюся куртину травы. Естественно, на его могучую спину гуси налетать не стали и основной косяк проследовал аккурат над лехиным кустом по другой стороне, но два гуся завернули все-таки на лужу. Гляжу – один заходит прямо на меня, но высоковато. Вжавшись в землю, считаю метры. Еще 30,20,10, пора! Гусь прямо надо мной, медленно и неподвижно планирует по ветру, как воздушный змей. Закрываю его стволом и жму спуск, после чего гусь падает, но вижу, что подранок – шея не болтается и напряжена. Пытаюсь добить в воздухе, но расстояние уже небольшое и я мажу. Спешно хватаю лежащую птицу покрепче и вовремя – ранение сквозное и не тяжелое, первый мой гуменник, очухавшись, предпринимает отчаянный полет у меня в руках. Подоспевший напарник прерывает неопределенность, со знанием дела скрутив добыче шею.
В тот раз это оказался единственный трофей на всю команду, но то было следствие уже неправильного (если не сказать большего) подхода к маскировке.
