Охота осенью (глава из рассказа)
...Отломав сухую талину, я достал добытую утку и подошёл к моему другу. Он сидел молча на пологом береговом откосе, держась рукой за колено. Его лицо одновременно выражало и радость, и огорчение. На моё поздравление с удачей он ответил с грустной усмешкой:
-Ну, прямо не повезло на ровном месте. Второпях полез быстрее подбирать вторую серую и оступился на больную ногу. Придётся мне ехать вечером домой, как раз на предпоследней электричке. Украдкой вопросительно взглянул на меня и после короткой паузы продолжил:
- Ну, а ты что решил? Кстати, если останешься на ночёвку, вот возьми п/плёнку. Ночью-то уже прохладно.
Мне же очень хотелось побродить одному и в ходовую обойти вокруг озера. Заночевать где- нибудь в свеже-смётанном стожке сена, а то и постоять утром на перелёте между большой водой и маленьким оз. Чёрный Вир (название из обихода местных охотников). Вскоре у моста через канал мы попрощались.
До первых сумерек было ещё далековато. Решив сэкономить время, я отправился к восточной полосе озера вдоль высохшего берегового камыша. В былые годы вся низменная часть пред- озёрной поймы, тянущаяся почти параллельно автотрассе, всегда заполнялась водой, образуя множество полоев, куртин, сплавин и косматого низкотравья на мелководье. Служила для болотной и водоплавающей дичи, и кормовой базой, и прекрасным местом для уединения от охотничьего глаза. Однако в этот год всё высохло. Кругом зияли лишь горловины колодцев от выгоревшего торфяника да виднелись обширные пятаки донного ила, потрескавшегося чёрными молниями. Наконец в шести сотнях шагов от берега озера, я приметил на взгорке сиротливо стоящий и приземистый стожок сена. Он маняще торкнул моё сознание, как бы напоминая о лучшем месте ночлега под звёздным шатром ночного небосвода. Мой путь к намеченной цели преграждала продолговатая низина с мелколесьем, кустарником и уже пожухлым от безводья камышом. В этих местах мне приходилось бывать ходовой охотой и ранее. В пору продолжительных летних дождей эта болотина с косматыми головами кочек заполнялась водой. Потом зарастала осокой и редким камышом.
С надеждой на маленькое чудо я решил сократить путь. Продравшись сквозь заросли, я убедился,что мои сомнения подтвердились. По всей поверхности некогда существовавшего маленького копанца с водой проглядывала жижа донного ила. Лишь в самой низовой его части размером менее квадратного метра едва поблёскивала ещё проступающая влага. Кое-где просматривались утиные наследы. С лёгким разочарованием я было уже собрался выйти на другую сторону, как вдруг над головой прошелестели крыльями несколько пар уток. От неожиданности инстинктивно присел на корточки. Проводил их полёт долгим взглядом, пока они не скрылись из виду, тщетно надеясь, что вернутся. Из своего немудрёного опыта знал, что вставшего на крыло молодняка, всегда тянет к местам появления на свет. Особенно цветных уток - чирков, серых, шилохвостей или кряковых: они охотно посещают такие места на вечерних и утренних зорьках. В некотором раздумье я оставался на месте. Что-то непонятное, неведомое удерживало меня здесь. И уже собираясь идти в сторону стога, с сожалением пробормотал : Эх, жаль, водички бы поболе, глядишь, и с чучелом можно было бы утречком постоять. Вспомнил, как однажды друг моего деда- Ларион, рассказывал о случае охоты с клеёнкой. На одной, почти высохшей, бочажине среди жнивья на перелёте. Приезжали они к месту на телеге. Расстилали большую настольную клеёнку и наливали на неё воды из фляги. Потом высаживали пару манных и охотились от всей души. И тут меня как вроде ударило чем-то изнутри. Я вспомнил про плёнку, которую мне дал Володька. Спустя полчаса рядом с проступающей из донного ила влагой, лежал лоскут полупрозрачной плёнки, примотанной с двух сторон к длинным «удилишкам» из тальника. Оставалось лишь утром, высадить добытую серую утку с раскрытым клювом (способ простой- на тонком прутике) и, без фальши пользоваться манком.
...В уже спустившемся на пойму сумраке я взгромоздился на вершину стога сена. Совсем рядом, над головой, а затем и сбоку, невидимо просвистели крыльями утки. И как бы им в вдогонку по небосводу чиркнула падающая звезда. В это мгновение я успел подумать о удаче утра. Млечный путь, утрамбованный изумрудами, шлейфом плыл по ночному небу. Едва ощутимый ветерок всё плотней надвигал на меня прохладу осени. Снял болотники и зарылся в ещё душистое сенное разнотравье. И, пока не закружилась голова, всей грудью втягивал в себя это душистое благовоние. Закрыв глаза долго вслушивался в глубину ночной жизни природы. Блуждающим взглядом смотрел на усеянное звёздами небо, но так и не дождавшись перевёрнутого ковша Медведицы, провалился в бездну охотничьего сна.
..Проснулся от лёгкого озноба.Часть пласта вершины смётанного стога, которым накрывался, сползла на торчащие из под стога комли берёз.Время -половина пятого. Быстро заключил чай в алюминиевом примусе на сухом горючем из трёх таблеток. Да и как иначе: меня ожидал крошечный искусственный «водоём». Ведь известно, что утренний лёт утки значительно продолжительнее вечернего, а потому надежда на удачу меня не покидала. К тому же утром субботы многие страстные охотники проберутся на озеро и потревожат выстрелами уток у сплавин и прибрежного камыша на большой воде.
Ещё было не слышно ни единого выстрел, а моя «серая» уже гордо стояла на плёнке, вытянув шею и раскрыв клюв в страстном призыве (моего манка). Вот- вот забрезжит рассвет, однако ни единого шанса на верный выстрел. Перелёт был слабый. Пару раз в стороне за тальником молнией пролетели чирки, а одиночный кряковый не проявил любопытство и не подвернул на выстрел. Наконец рассвет уже вступил в свои права, и удача меня не покинула.Со стороны озера стали слышны частые выстрелы. Почти на пару часов луговину накрыл туман. И мой «плёс» как-то сразу ожил. Вроде даже заколыхался, покрылся испариной росы. Я стоял и любовался собственным детищем. Вдруг низко над головой пронеслись несколько крупных уток. И мой манок, но уже в угон, выдал истошный крик манной на посадку, но вдруг осёкся. А из моих глаз выкатились слёзы. Не успел я вытереть их рукавом, как из тумана вынырнула тройка серых. Свесив головы вниз и заприметив «родню», они буквально зависли над плёнкой. Однако моё резкое движение навскидку, на мгновение сбило их полёт и желание садиться. Раскатистый звук от выстрела дуплетом утонул в рассеивающемся одеяле тумана. Две серые, теряя пёрышки выбитые дробинами пятёрки, шмякнулись на мой «водоём».Одна, волоча крыло, попыталась скрыться в осоке на противоположной от меня стороне. Однако после торопливого добора осталась лежать на виду, в полоске выкошенной от выстрела накоротке осоке. На душе- полное удовлетворение от результата и собственной значимости.
Ситец тумана становился всё прозрачнее, тая на глазах. Я ещё некоторое время продолжал крутить головой по сторонам в надежде на очередную удачу. Но спустя чуть более получаса решил пройтись по краю низины и подобрать добытую ранее утку. И только успел сделать несколько шагов, как за спиной услышал шум, похожий на стук дождя или ливня по листьям. Мгновенно оглянулся. Но от увиденного лишь рассмеялся, даже не вскинув ружьё. Пара чирков попытались сесть на «воду». Заметив меня, едва ли не кубарем, поспешно взлетели и ретировались от опасного варианта «приводнения».
Вскоре туман рассеялся. Солнечные лучи ласково гладили поверхность плёнки с капельками росы, сверкая множеством бликов. Лишь изредка с большой воды доносились одиночные выстрелы. Я же чувствовал себя в полной гармонии с окружающей меня природой. Нет-нет, да прошелестят своими быстрыми крыльями утки на перелёте. Чтобы вновь вернуться к своим родным местам, где когда-то появились на свет. Точно так же, как и у людей. Всё идёт из детства! После полудня я был уже дома: на пригородной электричке, всего-то полтора часа. Уже вечером договорился о встрече с моим другом, Владимиром, чтобы за чашкой крепкого чая обсудить памятную охоту в засуху.. .
