На тягу с Касьяном
Я шагаю за Касьяном, посматриваю на его осанистую чуть сгорбленную фигуру, походку, уставшего по жизни человека. Немало прошло с тех пор, как побывал я в Полесье впервые, но по-прежнему с новой силой тянет оно к себе. Сколько раз уносился сюда, видел в своем воображении и этот лес с березняком по окрайкам, и эту проселочную дорогу, тянущуюся к угору, со свалявшейся травой. Любуюсь весенним пейзажем, вдыхаю полной грудью запахи сырой земли, залежалого в оврагах снега, радуюсь, что, наконец, вырвался из городской суеты.
Смотрю на Касьяна и думаю о том, как все просто, как все продумано в его жизни. Кто-то сказал: «Несколько высокопарное восприятие жизни – идет от незнания и неучастия в деле жизни. Постижение жизни – это деловое с ней сотрудничество». Мне кажется, таким путем и постигал жизнь Касьян – простой сельский мужик. Умиляет и какая-то чудаковатость в его характере, и я иногда сравниваю его с промысловиком Тихоном, и нахожу много разного и в то же время схожего в поведении и мыслях этих людей.
Хорошо помню, как познакомился с ним. В тот день я охотился на Сваричевском озере, заросшем камышом по периметру. Лета практически не было. Лишь из густых тростниковых островков, выплывали небольшие стайки лысок, оставляя дорожки на воде. В нескольких метрах от моего места плыла плоскодонка с охотником. Помимо него в лодке находилась собачонка. Вначале я принял ее за дворняжку, а рассмотрев поближе, узнал спаниеля, с длинными висячими ушами. Мужчина повернулся ко мне и, указав на лысок, как-то уважительно спросил:
-Сынок, а чего не стреляешь?
-Так далеко же… – вымолвил я удивленно.
-А можно я?..
Раздался выстрел. Две лыски вскинулись брюшками кверху, еще одна – подранок – несколько раз трепыхнулась и замерла на воде. Собака занервничала, пытаясь броситься в воду, но хозяин ее сдержал, потом собрал уток и повернул лодку ко мне, не торопливо размахивая веслами. Я понял, что охота в этот день для него закончилась.
С любопытством смотрел на курковое ружье, приставленное к поперечной доске в плоскодонке, по всему не наше, и без сомнения, работы старых оружейников.
-Это ж на сколько метров бьет?.. – спросил с восхищением от выстрела и ружья.
-А вот, на сколько метров от себя вижу, на столько и бьет, брат с Берлина привез, – сказал он, сделав ударение при слове Берлина на первом слоге, осторожно взял свою «гаубицу» и подал мне. Мое предположение относительно ружья оправдалось.
Мы разговорились, и, как-то это случается при встречах с людьми по страсти, прониклись друг к другу общей симпатией.
Побаиваюсь, что опоздаем, посматриваю на край неба, где заходит солнце. Уродливыми, бесформенными грудами, подминая друг друга, наслаиваются облака, обнажая рваные просветы. Несколько жирных капель дождя бесшумно падают в траву.
-Это нам на руку, вальдшнеп в сырую погоду тянет, – успокаивает меня Касьян. Еще раз он посмотрел в сторону затянувшего неба и добавил:
-Дождя не будет, солнце скоро появится… – Я засомневался, легкий ветер изредка вскидывался и затихал. После привала отыскиваем проход, вскоре вышагиваем через подрост и поднимаемся на пологий бугор.
-Видишь, – указал Касьян вниз, остановившись и скинув с плеч рюкзак, оглядывая луговину, с молодым сосняком, – раньше такие поля с житом колосились, а щас?.. Мы пришли. Время еще есть, располагайся, щас сочку организуем.
Повалилась в траву, высунув язык и тяжело дыша, набегавшая Майка. Касьян развязал лямки рюкзака, достал пустую полиэтиленовую бутылку, вытащил из кармана перочинный нож, с узким лезвием, отверткой и прочими приспособлениями, так нужными в разных мелочах, подошел к березе и начал надрезать острым углом вниз верхний слой дерева. Проделав надрез, он закрепил под уголок поднятой кверху бересты бутылку с обрезанным горлышком саморезом.
Я осмотрелся, впереди - мелкий осинник, растущий в нескольких метрах о нас, далее просматривалась широкая и довольно длинная поляна, заросшая по краям мелочью, там, видимо, и станем.
Проходит полчаса. Мы перекусили. Касьян переворачивает подвешенную к березе бутылку, наполненную прозрачной жидкостью, переливает в кружку, протягивает мне. Я набираю полный рот, ощущаю забытый вкус березового сока, возвращаю кружку Касьяну. Пьет и он, маленькими глотками, смакуя. Уже собраны ружья, рюкзаки решаем оставить у березы.
Касьян провожает меня до самого осинника, будто заранее знает о моем намерении, где стать, а сам идет в противоположную сторону, к чахлому березняку, разреженному другими деревцами. Багровый диск уже опустился за лесной грядой, косые лучи касаются веток берез, наполняя легкой позолотой стволы сосенок, там, где стоит Касьян. Крупная птица пролетела над лесом, раздались чьи-то размеренные звуки из его глубины. Стало заметнее темнеть, на высветленном небе отчетливее виделись ветки берез, осин. Два вальдшнепа, без звука, с небольшим интервалом, один за другим, прошли над Касьяном, но я не слышу выстрела.
Прошло еще какое-то время. Наконец, и я увидел на фоне серого темнеющего неба силуэт вальдшнепа, а через секунду-другую услышал приглушенные низкие звуки, похожие на хрюканье. Кулик летел ко мне боком, вот он пошел на снижение и поравнялся. Я приложил ружье к плечу и нажал на спуск. Он даже не дернулся, мне показалось, еще шире распластал крылья, и плавно начал опускаться к земле. «Подранок!», – резанула мысль. Майка галопом понеслась туда, где упал в жухлую траву, стянутой мраком надвигающейся ночи, вальдшнеп. Вот она скрылась в очертаниях кустов шиповника и, к моему удивлению, быстро повернула, неся в зубах убитую птицу.
Иду через поляну к Касьяну, и вот уже держу в своих руках крупного вальдшнепа, еще теплого, с увлажненным боком, ощущаю липкость на пальцах. В сумраке трудно различить его «камуфляжный костюм» красновато-бурого цвета с пестринками, позволяющий жить этому лесному кулику невидимым отшельником.
- А ведь не стрелял, а?.. видел, двое над тобой пролетели…
Касьян промолчал.
Возвращаюсь на место. Вскоре опять раздалось хорканье, будто басы пробили: «трубадур, что творит?..» Над макушками осинок, опустив вниз клюв, будто радаром пеленгуя окрестность, летел вальдшнеп, вот он зашел в зону открытого пространства, я выстрелил, птица резко спланировала вниз, потом начала набирать высоту. Раздался другой выстрел, теперь уже стрелял Касьян, и вальдшнеп упал в густую траву недалеко от него.
Через время стреляем раз за разом оба, но пуделяем. Наступил момент, когда все вокруг утратило свою материальность. Мне кажется, уже не услышать, ставших привычными, звуков тока, ни низкого первого колена, ни последующих «цвиков», но все же невидимые, эфирные образы, тянущих над деревьями вальдшнепов, с длинными носами, искусно лавирующие распластанными крыльями, улавливаемые каким-то чудом, продолжают существовать в моем сознании. Но проходит минута, другая и вновь весенние запахи, звуки ночного леса, звезды на небе возвращают в реальность.
Перестали летать вальдшнепы. После коротких фраз возвращаемся в лагерь. Зачехляем ружья, берем рюкзаки, между разговорами не замечаем, как отходим от березы в другую от тропы сторону. Спохватившись, Касьян решает не возвращаться, а свернуть влево, теперь идем наугад, натыкаемся на уложенные в штабеля хлысты, которые надо обходить и которых днем, не замечали. Но вскоре отыскиваем дорогу. Майка тащится сзади нас. И я вновь удивляюсь Касьяну, насколько хорошо ориентируется он в лесу.
-Вот она тяга-то, а?.. – чиркая спичкой, щерится он от полученного удовольствия, прикуривая папиросу. – На другую охоту ни в жизнь не променяю…
Словам Касьяна внимаю не только я, но и яркие на небе звезды – Венера и Юпитер – освещая нам путь.
Фото из открытых источников
«Такие вещи нужно как настольное пособие держать, начинающим ( и таким как я)»
Не скрою, эти слова особенно тронули, аж в «зобу дыханье сперло», вроде, как в классики пророчат. А вот «и таким как я» - ну это вы напрасно о себе, конечно, скромность украшает человека, но думается, здесь она безосновательна.
Интересно, какое мнение на сей счет у критика Латунского-Щукаря, и не отбираете ли Вы у него хлеб, кажется, он на сайте пишет рецензии, или: «хлеба горбушку пополам», а в прочем, Вы же ограничиваетесь пока постами.
Михаил, с глубочайшим почтением к Вашему таланту и неиссякаемому творчеству! Пишите обо мне еще. Честное слово, давно такого кайфа не испытывал.
Старый графоман vlm
Васильевич, а ведь дело то не в птичке! Это на втором плане. Я ведь от души написал. Да стиль рокко к литературе не приклеить. Стиль рокко это старейший стиль со времен Римской империи в архитектуре, интерьер, живопись.
В конце 1860-х — начале 1870-х гг. к читателям пришли книги новых авторов, развивших аксаковское и тургеневское направления в российской охотничьей литературе и впоследствии ставших классиками охотничьей культуры.
Так вот я ваш Тургеневский стиль приравняли к стилю рокко.
Вообщем так как пишите вы сейчас уже не пишут. Таких мало осталось, вы Тихон. Ну ещё парочку здесь наберётся. Вы пишите красиво и без вранья, от души. Вы пишите проживая вновь те события. Но ещё и в том Тургеневском стиле.
Мне же достичь до этих вершин пока нет возможности по некоторым причинам, все написано мной это написано "на ходу" или с колена! И плюс не забудьте, пишу я на мобильном, а это и мелкий шрифт.
Да и написал я - КАК барокк. С таких как вы Васильевич классики и получаются! А вот с меня..... Но я пишу в своё удовольствие, и для тех кому нравится.
Критиками ни я, ни Гена здесь на сайте не устраивались и этого не делаем, за исключением одного человека. Мы рады всем кто пишет, все имеют такое же право как и мы. Просто мы с Геной хорошие друзья, и это не значит, что мы должны что-то делить. Ну и плюс ко всему мы просто весёлые ребята, умеем шутить.
С уважением Михаил. Всегда рад вас слышать.
Напомню высказывание Хемингуэя:"Что мешает писателю? Выпивка, женщины, деньги и честолюбие. А также отсутствие выпивки, женщин, денег и честолюбия", ко второй части добавлю, а также - железобетонной задницы. Дерзайте !
Старый графоман vlm
Всё отлично! Я до пенсии ещё не дошёл!) Когда эту черту перейду, вот тогда нашутимся!))))))