Киборг
Огромный секач темно-бурой масти появился в Крехаевских болотах, заросших непроходимым чапыжником. Помимо внушительных габаритов, длинных саблевидных, как бритва клыков, кабан удивлял своим умом и егерей, и охотников. Из хорошо организованных загонов выходил он целым и невредимым, словно пролезал в игольное ушко, оставляя позади себя загонщиков. Как ему это удавалось? – никто не мог взять в толк.
– Не кабан, а Киборг, – сказал как-то егерь Анатолий. Парень на вид лет тридцати, с изогнутым полудугой носом, чумацкими усами на крупном подбородке, будто старшина Запорожского казацкого войска, сошедший со старинной гравюры.
Так и закрепилась, с его легкой руки, за кабаном кличка: «Киборг".
Осень и начало охотничьего сезона выдались теплыми. Часто моросил дождь. Болота не замерзали. На инструктажах, приезжие из города охотники, наслышанные о вепре, хором говорили про болото.
Хорошо помню, и в тот день начали загон с болота. Я миновал кочкарник, путь преградил непролаз, единственное, о чем думал – мачете для прорубания прохода в густых зарослях.
Поначалу идти было легко: олени, лоси, кабаны своими переходами натоптали столько тропинок, но уже метров через триста все проходы сошлись к одной тропе, а она предстала узким лабиринтом в зарослях вьющегося лозистого кустарника. Лабиринт потянул вниз. Ничего не оставалось, как опуститься на корточки и передвигаться малыми шашками.
Громко трещала рация командами охотоведа, он шел верхом угора меж сосен, дубов, осин и видел внизу крайнего:
– Вася, какого черта ты взял влево, прими правее, пр-а-ве-е я говорю! Кабаны выйдут!
– Понял,– едва слышу сквозь треск и шум рации знакомый меланхоличный голос.
– Вася, я сказал правее, обогни деревья, три кабан впереди тебя… уходят!
– Ну, так шо… вода там, вертолет нужен, – бурчал чем-то недовольный всегда егерь Василий.
Моя «нора» вдруг ощутимо сузилась, стала ниже. Через несколько метров встал вопрос: что делать – ползти назад, или пробиваться вперед? Пот градом катился с лица, одежда давно промокла, ноги одеревенели. Наконец, увидел в небольшом оконном проеме отблеск свинцового неба. Однако веточный тоннель по-прежнему цепко держал в своем чреве. С третьего раза с трудом выбрался наверх, на пружинистую густерню.
Точно на батуте сделал первый шаг, потом второй, третий, вот кустарниковый зонт сжался сильнее и «выстрелил» пружиной, отбросив меня далеко в сторону, в болотину.
«Чертов кабан!..» – выругался я, лежа на спине в болотной жиже, стараясь не выпускать из рук ружье, удерживая стволами вверх. Потом поднялся, начал отряхивать с одежды грязь, с трудом стащил сапоги, чтобы вылить воду.
Рация снова затрещала. Охотовед, будто услышал мои мысли, тоже начал материться, уже, видимо, не сомневаясь, что кабан, о каком вожделенно думали приезжие из Киева охотники, как и в предыдущий раз, вышел из загона.
Минут через сорок, потные, разгоряченные, измотанные болотом, скупо перебрасываясь словами, стоим полукругом, передавая из рук в руки бутылку с минеральной водой. Выставленные на линию стрелков свинья и подсвинок, казались слабым утешением в сравнении с выпущенным секачом.
Прибежал Бродяга, рослая западносибирская лайка, с вывалившимся языком, раной на правой голени – след стычки с Киборгом. Тыкался в ноги, сдабривая и до того мокрые камуфляжные брюки обильной слюной, поднимал голову с запаленными глазами, в которых читалось: «Тоже мне, охотники, мать вашу…»
Собачий лай, и визг слышались в болоте, но загон бросить мы не могли, да и Бродяга в одиночку вряд ли смог бы удержать вепря.
Охотничий сезон близился к концу. Заканчивались индивидуальные охоты на вышках, когда директор выписал нам лицензию. Желание всех сошлось к одному – добыть Киборга. Слухи и легенды о нем с каждым днем обрастали снежным комом. Будоражили не только приезжих, но и местных охотников.
На кормушки кабан приходил. Об этом красноречиво говорили следы на снегу под стать его туше, многочисленные порои на оттаявшей земле.
В январе морозы спали, началась ростепель, температура поднялась близко нулевой. Мне выпало сидеть на лабазе, сооруженном на соснах, растущих плотным островком. Забрался засветло при тумане. Уселся поудобнее. Начал моросить дождь. С хвойных веток, которые предварительно были хорошо встряхнуты, опять густо капало. Сумерки сгустились, черно-белые стволы берез едва различимы, но сверху отчетливо вырисовывался на земле квадрат из поджаренной и высыпанной кукурузы.
Вот треснула ветка, едва донесся звук копыт убегающей косули. Но уже другой треск, утяжеленный, повторился громче. «Не Киборг!» – полосонула сознание мысль.
Звуки все больше наполняли меня: фырканье, втягивание воздуха, выдохи, поросячий визг к – кормушке шли кабаны. На какое-то время шум стих, потом несколько подсвинков черными тенями метнулись к кукурузе.
За ними не спеша, несколько раз останавливаясь, словно раздумывая, к кормушке приблизились три взрослых особи. Заработали свиные челюсти: визг, фырканье, перебег с одной сторону в другую, ближе к лакомому корму. Мое внимание было приковано к кормящимся зверям. Не сразу заметил сеголетка, медленно приближающегося к кормушке. Тотчас, несолоно хлебавши, он был отогнан свиньей.
Прошло больше получаса, памятуя о том, что договорились стрелять только в Киборга, я засомневался – если он придет, что останется от кукурузы? – хлопнул ладошками. Свиней, как ветром сдуло. Разбежавшись в разные стороны, они остановились, замерли, насторожившись, но поняв, что тревога ложная, вернулись к корму.
Первыми насытились взрослые, стали ходить вокруг, внюхиваться, чесаться о стволы сосен. Свинья зашла за лабаз, наверное, какую-то молекулу моего запаха свинья учуяла. Она издала один короткий, в виде храпа, звук, потом другой и все стадо, как и в предыдущий раз, разбежалось вглубь деревьев. Корма оставалось достаточно, но свиньи к нему не вернулись. Не пришел в ту ночь и Киборг.
Вечер следующего дня мало чем отличался от предыдущего. На четырех кормушках, находящихся недалеко друг от друга, насыпали кукурузы, сели. Погода резко изменилась, с утра шел снег. К вечеру подморозило. Пригодилась хозяйская пуховая подушка, старый армейский бушлат. Я зарядил ружье и стал ждать. Прошло часа два.
Мороз донимал, и уже стало казаться, что секач не придет. Небо вызвездило. На ветвях ближайшей сосны белела пластина снега, казалось, что оттуда пробивается тонкая полоска света, заставляя постоянно поворачивать голову.
За моей спиной раздался шорох, как будто шум от чьих-то шагов то удалялся, то приближался. Я насторожился, напряг слух, но ничего не услышал, скорее, почувствовал: рядом ходит крупный зверь. Истошно и противно стала кричать сова. Крик ее вскоре прекратился, из сосен донесся слабый скрип снега, началось движение. В сторону кормушки шел кабан. Но это был не Киборг. Пальцы онемели от холода, я медленно вытащил из кармана вязаную перчатку, стал натягивать на левую руку, не успел завершить эту процедуру, как движение повторилось, но чуть левее. И я увидел: как огромная свинячья туша, копной сена, медленно двигалась в потемках в стороне от своего собрата. Так вот оно что! Вас двое! Кабанье чмыханье и фырканье рубило зимнюю тишину.
Осторожно передвинул флажок предохранителя. Не выходя из-за деревьев, скач остановился, жадно втягивая в себя воздух, замер и его «адъютант». Логика Киборга мне стала понятна и вполне согласовывалась со свинячьей этикой: в случае опасности подставить под выстрел своего младшего сородича.
Кабаны ходили кругами, замирали, вынюхивали, удалялись и возвращались вновь. Я начал вести с «копной сена» мысленный диалог: «Как вкусно пахнет а-а! Ты же хочешь отведать жареной кукурузы? Знаю, хочешь. Так подойди, чего тебе стоит!» Секач по-прежнему фыркал, втягивал в себя воздух...
Вдруг какой-то хлопок, потом отдаленный шум донесся из глубины. Кабаны замелькали меж деревьев и скрылись в густоте леса и ночи.
Я еще сидел на лабазе, когда донесся тихий шум двигателя машины, напарник ехал в мою сторону. Сноп света от фары осветил прогал в соснах, скользнул по тому месту, где еще недавно стоял секач. Как выяснилось, приходил он и к другим вышкам, но благодаря врожденной осторожности, феноменальному слуху так и не подошел к корму.
Это был последний день охоты на кабана. Но я не жалел, что не добыли «Киборга», напротив, проникся к темно-бурому вепрю особым уважением. «Пусть продолжает свой род, так поредевший в последнее время в Крехаевских болотах », – думал я.
Что стало с кабаном? Нарвался на шальные выстрелы браконьеров, по-прежнему «водит за нос» егерей на загонных охотах? Не знаю. Вскоре, после окончания зимнего сезона, я уволился из охотхозяйства и уехал из Евминки.
Картина Татьяны Данчуровой
Лучшие комментарии по рейтингу
Для меня как охотника, который особое внимание уделяет именно охоте по кабану многие моменты очень близки и знакомы. Чувствуется, что автор пережил эти волнительные моменты и подробно, красочно описал. Ни один зверь себя так не ведёт как кабан, есть в нём что-то особенное.
Спасибо за рассказ!
