У мохового (из рассказа)
..Прихватив ружья и патронташи, мы с Виктором отправились по просеке, изредка оставляя по ходу подрубленные ветки или метки на стволах мелколесья. Несколько раз, то впереди, то с боков, поднимались копалухи. Совершенно безбоязненно усаживались на макушки елей или берёз, на верный выстрел. Присматривались к нам, но потом срывались с места и исчезали в смешанном лесу. Наличие «мамок» указывало на близость глухарей. И это нам подогревало надежду на охотничью удачу завтрашней зорьки. Уже через полчаса мы вышли к краю узкого рукава болота. Валуны мха были покрыты клюквенником. Дурманяще крепко пахло багульником. В даль всего видимого пространства выстроились редкие низкорослые сосёнки, свойственные Иксинским низинам, переходящим в Васюганье. Учитывая совет Матвеича, вскоре определились и с местом возможного тока. Потом решили перейти на другую сторону узкого мохового рукава. И только сделали несколько шагов по открытой зыбучей перине, как буквально в сотне метров от нас раздался «взрыв» хлопающих крыльев огромного бородача. Мы, ошеломлённые, мгновенно остановились. Глухарь тяжеловато, даже с ленцой, подлетел к ближайшей сосне у края болота и уселся в вершину. Гордо поднял голову. Ещё некоторое время смотрел по сторонам. Но после первых же наших шагов на сближение, бесшумно расправил крылья и скрылся из вида. Я посмотрел на моего приятеля. Попытался понять его душевное состояние от увиденного в настоящей живой природе.
Виктор прочитал мой взгляд и, не дожидаясь вопроса, философски пробормотал:
-Когда брожу в родной Сибирской глубинке, мне становится легко на душе, а потом надолго, зримо многое удерживается в памяти.
-Не скромничай.. и ложатся на полотно красками,- дополнил я, угадывая недосказанный ход мыслей любителя-художника.
...Солнце давно опустилось за вторую половину дня, когда мы вернулись к месту ночлега. С настороженностью и предупреждающе рыкнул кобель.Но, услышав спокойный голос хозяина -«Свои», вновь опустил голову на вытянутые лапы.В середине углубления, вырытого в земле, мерцали тлеющие угли, дыша жаром. Над ними, на перекладине, висел котелок и было слышно, как ключила вода.Дед сидел на лапнике, скрючив ноги кренделем, шевелил толстым прутом печёную картошку. Завидев нас, он подтрунил:
-Ну, добытчики, что-то даже пёрышек на вас не видать. Верно где-то на опушке отсиделись.
-Шутки шутками, а возьмём завтра да и парочку приберём глухаришек, - весело отшутился Виктор. Сел на лапник рядом с Матвеичем и, потирая ладошки над углями продолжил. - Мы ведь нашли твои места. Почти курятник непуганый.
-Так надо было и съимать. Или эти куриные убегали живёхонько.
-Да решили оставить на завтра, для расплода, - пришлось мне вставиться в диалог.
-Вот-це дело. Только вдвоём на глухаря- это как к одной девке на свиданку.
-Вот мы уже и решили, что утром по темноте разойдёмся с Тихоном по сторонам,-согласился с мнением деда Виктор.
Ещё около часа длился степенный разговор о предстоящей утренней охоте на току. Закуска из печёной картошки в золе, кильки и пластиками репчатого лука с пожелтевшим сальцом поверх чёрного ломтя хлеба, по вкусу казалась божественным даром. Иногда по моим щекам скатывались слезинки. И мне было сложно понять подлинную причину их происхождения. Возможно от лука или дымка догорающего костра. А может и от избытка чувств по поводу осознания истины жизни, когда охотник остаётся наедине со своими мыслями. Ведь вскоре я уже не слышал разговора моего приятеля и старожила- охотника в третьем колене.
...Мой короткий сон перебил заразительный смех Виктора и слова:
«..так он, чёрт, что, так, на четвереньках и полз-двигался по лесу?»
Знамо дело. С накинутой на спину овчиной, левистее полз, и щелкун вышагивал в ту сторону, -с едва заметной улыбкой рассказывал Матвеич. - Вроде как пропускал. Потом оборачивался и с поднятой башкой бежал обратно, растопырив свой хвост. В общем, прямо на моих глазах, загнал матёрого глухаря на толстую ёлку.
Вдруг замолчал, будто что-то вспоминая. Взглянул в мою сторону. Заметил, что я открыл глаза, и сразу продолжил:
-Сидит, значится мошник, на нижнем толстенном суку, наблюдат. Этак чуть выше вытянутой руки. Вроде как Степана в овечьем-то одеяние за лесную животину принял. Совсем не боится. Лесное зверьё ему, видать, зла не причиняло. Тут Стёпка скрылся с другой стороны ели; комель-то в обхвате- руки не сходились. Едва привстал на колени и в одно мгновение хлестанул по птице бичом. Глухарь встрепенулся. Кувыркнулся на землю, но сыромятный конец бича уже смертельно резанул ему шею. Вот так-то охотили ранее. Это в теперешние время какого только оружия-то у охотников нет, а зверья и птиц в лесах стало бедно, - с досадой в голосе сказал дед.
-Да, уж каких только баек старики-охотники не придумают,- с недоверием, удивлением и смехом, отозвался Виктор.
-Хошь верь, хошь не верь. Ныне для молодёжи всё враки, что ране на охоте бывало,- тихо отпарировал Матвеич.
-А какова судьба твоего односельчанина после войны?,- поинтересовался я.
Знамо дело. Он в свои двадцать с небольшим ещё в сорок третьем был командиром орудийного расчета. А как ступню рубануло вместе с другими пробоинами, его комиссовали. Вернулся Степан в нашу деревню, где остались одни бабы да ребятишки.Мне тогда в аккурат двенадцать стукнуло. Вот и был он для таких как я, и отцом, и братом. Однако от фронтовых ран долго не протянул. Пухом ему земля и доброй памяти.
После этих слов Матвеич закурил самокрут. Шепеляво сплюнул с губ табак. Тяжеловато поднялся на ноги. Вскинул на плёчо свою старую курковку и тихо пробормотал:
-Ладно-те, ребятишки, мне пора вертаться. Завтра, этак перед полдником, обернусь за вами.
Черныш нетерпеливо засуетился и внимательно смотрел на хозяина, словно ожидая команды. Мне показалось даже, что до этого спокойно стоящий конь шевельнул ушами и согласно мотнул головой. Будто понял человеческую речь деда. Вскоре и сам Григорий Матвеич уселся в телегу. Взял одной рукой вожжи, легонько дёрнул, но уже на ходу оглянулся и крикнул:
-Совсем запамятовал: ночью-то ещё зябко, так что тулупом вам укрыться в самый раз будет!
...В односкатном шалаше-навесе можно было лишь сидеть. Однако длина позволяла вытянуть ноги и расслабиться на упругой перине из соломы. Накрывшись огромным тулупом, мы ещё некоторое время переговаривались, но вскоре послышалось сладостное сопение моего приятеля. Мне же не спалось. В голове роились мысли- от обычных забот глубинки, до почти реально добытого глухаря. И всё же незаметно провалился в бездну чуткого сна и я.
Лучшие комментарии по рейтингу
Дорогой мой ветеран- охоты, я бы и не пояснял, но только, чтобы у других в виде ,,СТЕПОНОГО,, не ---охотника, а лирика, не возникло желания .., многостранично марать блоги!!!
Ехали на телеге -на солме, а для лошадки, брали чуток сенца!!!
