Медведь, кобель и сальто-мортале.
Мы обшаривали район охоты в поисках засеянных овсом полей. Приезжая команда охотников была большая, а полей после ликвидации колхозов было не очень много, поэтому использовали всякие маломальские возможности. Объезжая очередное поле, наш «предводитель» ткнул пальцем в неожиданно открывшийся чужой лабаз, и велел мне оставаться здесь.
Мы, как правило, чужие лабазы не использовали, но выбирать не приходилось. Выгрузив свои пожитки с запасом продовольствия, и взяв палатку, я пошел обследовать окрестности, для устройства бивака. Бивак был нужен и для того, чтобы оставлять своего кобеля, который всегда меня сопровождал в поездках по «железному» требованию моей дражайшей половины. Обследование окрестностей показало, что тут два овсяных поля, между которыми была лесная перемычка в 150 – 200 метров шириной.
Свою палатку я поставил за дальним полем, на расстоянии до километра от лабаза. Задолго до вечера, привязав кобеля, и кинув возле него свой рюкзак, чтобы он сильно не беспокоился и не лаял. Я отправился на засидку.
Чужой лабаз был сделан по дилетантски. Он не имел поручней и перекладину под ноги. Когда сидишь всю ночь, сознание периодически отключается, и без поручней можно грохнуться с высоты несколько метров и свернуть себе шею. А отсутствие перекладины под ноги очень утомляет мышцы ног. Состояние, когда сознание периодически отключается, один наш член нашей команды назвал «медленным морганием», что наиболее точно соответствует истине.
Когда я взгромоздился на лабаз, солнце стояло ещё высоко, прямо за полем хорошо просматривалась лесная просека. На ней я увидел несколько человек с ружьями, которые по просеке направлялись в мою сторону. Это был полный облом. Сейчас придут хозяева и попросят освободить засидку. Новое место подготовить я уже не успевал. На моё счастье охотники свернули с просеки, и я больше их не видел.
Солнце постепенно опускалась за горизонт, и когда длинные тени легли на поле стали видны следы на овсе. Вот отсюда вышел медведь, вот он бился в предсмертной агонии - приминая овёс, вот следы подъехавшей машины и следы погрузки туши. Место было заведомо пустое, но мне не оставалось, ни чего, как сидеть до утра в надежде на охотничье чудо.
Это была самая трудная ночь за всё время охот. Ночью поднялся сильный ветер и заморосил дождь. Меня мотало на дереве, и появилась вероятность грохнуться с дерева во время «медленного моргания». Чтобы себя обезопасить я примотал себя верёвкой к стволу дерева. Это привело к тому, что стало невозможно менять положение тела, и мой бедный зад чувствовал себя как на раскалённой сковородке. Отсутствие подножки также внесло свой вклад в мои мучения. Задеревеневшие мышцы ног сводила судорога.
Я с трудом дождался рассвета. Чуть только стал сереть восток, я сполз с дерева, и с облегчением размял свои ноги, и то место откуда они расту. По натоптанной тропинке, направился к своему биваку. Мокрый овёс не шуршал, и я не спеша прошёл поле, затем лесную перемычку между полями и по второму полю стал удаляться. Внезапно за спиной послышался шум прыжков. Разворот с поднятием карабина к плечу, и вид медведицы в прыжке, вылетающей из чащи как в замедленной съемке. Позже я понял, что она лежала в этой лесной перемычке между полями. Ветер дул от неё и она меня не учуяла. Увидала меня, когда я уже уходил, и ломанулась по своей тропе мимо меня. После того как я всадил пулю в основание шеи, всё замелькало со страшной скоростью. Медведица резко развернулась на меня, но получив еще несколько пуль, по кривой стала уходить и легла метров через двадцать пять. Я потом прикинул, что если бы она пошла на меня, то успешно добралась бы, т.к. расстояние до меня было метров пятнадцать.
Потыкав тушу стволом, и убедившись, что медведица дошла, мне в голову пришла одна идея. Мой кобель имел диплом «берложника» по привязному медведю. Я часто слышал разговоры, что привязной медведь это совсем не то, а вот настоящего дикого медведя не каждая собака возьмёт. Появилась возможность испытать кобеля по настоящему дикому медведю. Сбегать за ним, было делом нескольких минут. За полсотни метров до туши я спустил кобеля с поводка. Я уже писал, что медведица бежала по ветру. Кобель против ветра сразу ушёл в сторону лежки, и через минуту я увидел его летящим по следу зверя. Ветер дул ему в хвост и он не чуял туши. С разгону он запрыгнул на медведицу как на кочку. Тут ему пахнуло, и он сделал полное сальто-мортале через голову назад. Коснувшись земли, с развороту, вцепился зверю в зад. Было видно, что он решил, что ему пришёл полный «пипец», и решил дорого продать свою жизнь. Своего кобеля, в таком состоянии, я больше ни когда не видел. Шерсть вздыбилась, глаза налились кровью, и даже когда я отогнал его сапогом, чтобы он не изодрал шкуру, он всё ходил вокруг и воинственно скрёб землю задними лапами.
Дальше началась проза жизни. Часа три я обдирал тушу, что совсем нелегко без напарника. И тут кобель преподнёс мне «услугу» обдав струёй грязи и запачкав свеже снятую мездру мусором. Еле отскрёб её ножом. Удивительно, что из каждого пулевого отверстия торчал шарик медвежьего жира, он как пробкой заткнул рану, не давая крови выйти наружу. Часа два расчленял тушу и перетаскивал мясо подальше в лес, укрыв мясо лапником. Целый час снимал прирези мяса и сала со шкуры и втирал соль в мездру. И только полный стакан водки, прервал в моей пустой от бессонницы и навалившихся на меня впечатлений голове, строчку из детского стишка, которая заезженной пластинкой крутилась в моей голове с самого утра: «Мишка медведь, научи меня пердеть».
