Последняя охота.
Последняя охота. Моему отцу, наставнику и учителю, другу и товарищу, настоящему человеку, посвящается В свои шестьдесят девять лет, мой отец был еще крепким, энергичным, источающим неиссякаемую жизненную энергию человеком. Он уже редко выезжал на охоту, изводила болью, начинавшая подводит нога. Зато больше времени начал уделять «тихой» грибной охоте и рыбалке. Здесь не требовалось «наматывать» километры в поисках утиных выводков и затаившихся на лежках русаков. Любил по утрам тихо посидеть на берегу Узы, наслаждаясь таинствами пробуждающейся жизни. Вываживая время от времени бойкого красноперого язя или золотистого леща. Любил побродить по лесу в поисках грибных мест. Окрестные грибные места знал досконально. Едва появлялись первые признаки тех или иных грибов, собирал их во множестве. А, как он умел их готовить! Соленые грузди, рыжики и беляки, маринованные опята и маслята, жареные на масле. Сушеные боровики, лисички и много еще какой лесной прелести. И запасалось этой экзотики во множестве, на два-три года вперед. Увлекся изготовлением домашних вин. За короткое время преуспел и здесь. Мать поругивалась, заставил стеклянными емкостями оба погреба. С каким удовольствием пропускался перед обедом стакан-другой, извлеченного из подполья прохладного домашнего вина! Но не давала покоя больная нога. Со временем становилось все хуже и хуже. Не помогали, ни выписываемые врачами лекарства, ни старинные, опробованные веками снадобья. И как говорится в пословице: «Беда, одна не ходит». Весной 1995 – го заболело горло. По началу, не придал этому значения. Лечился домашними средствами. А когда не помогло, обратился к врачам. Время тогда было «лихое», перестроечное. Разваливалась десятилетиями устоявшаяся жизнь, разваливалась советская система здравоохранения. Через месяц бесконечных скитаний по врачам и анализов, был поставлен страшный диагноз – рак гортани. Потом были лучевая и химиотерапия онкологии, и робкая надежда на чудо. Но чуда не произошло. После некоторого улучшения, стало очевидным. Болезнь приняла необратимый характер. Я, тогда проходил службу в Смоленске, и обратился к командованию с просьбой о внеочередном отпуске. Надо было навестить больного отца. Случай был неординарный и спустя сутки был у порога знакомого с детства дома. На всю оставшуюся жизнь,до мельчайших подробностей, врезалась в память эта поездка. Пустые, полные тоски глаза матери. Вымученная улыбка на исхудавшем лице отца. Моего приезда ждали и через десяток минут стол накрыт. Но не идет сегодня «встречная» рюмка и после нескольких попыток, отец с виноватой улыбкой, отставляет ее в сторону. Я, бодрясь, поднимаю рюмку за здоровье его и матери. И вьется невидимой нитью, вязь разговора, трех давно не видавшихся, до боли родных людей. Мой приезд явно поднимает его настроение, ко сну отходим далеко за полночь. С утра он на улице, суетится по хозяйству. До завтрака еще далеко и я с удовольствием присоединяюсь к его хлопотам. Вместе восстанавливаем покосившуюся ограду. Потом сидим на лавочке, обсуждаем жизненные проблемы, «прелести» моей службы, проблемы внуков. Как здорово было общаться с этим деликатным, умудренным жизненным опытом человеком! И, кажется, не существовало вопросов, на которые у него не нашлось мудрого, взвешенного ответа. На улице теплынь, безветрие. Вступает в свои права «бабье» лето. Лишь пятна желтеющих тут и там листьев, да «плывущие» по воздуху паутинки напоминают о приближающейся осени. Сам собой заходит разговор об охоте. И отец предлагает завтра утром съездить поохотиться. Он уже не «ходок», посидит в живописном месте, полюбуется красотами природы. Мне предлагается пройтись с ружьем по бобровым заводям. Может, повезет взять с «подъема» пару осенних крякв. Я двумя руками голосую «За». Очень хочется сделать ему что-то приятное. Все послеобеденное время, мы посвящаем подготовке к предстоящей охоте. Надо было видеть, с каким неподдельным оживлением совершал отец, этот в тысячный раз повторяющийся обряд. Почистил и упаковал ружье, перебрал и рассортировал патроны. Подготовил одежду и обувь, собрали нехитрую охотничью еду и прочие мелочи, без которых не обойтись на охоте. К ужину хлопоты закончены, будильник заведен. В полной готовности к задуманному мероприятию готовимся ко сну. Еще до звонка будильника просыпаюсь от прикосновения теплой отцовской руки. Пора! Десяток минут на чашку горячего чая, пара легких бутербродов и мы на улице. Тускнеет звездное небо. Разгорается полоска зари на востоке. Пора в дорогу. И вот мы у цели. Останавливаю «Урал» на пригорке у летнего стойла. Здесь сливаются речушки трех оврагов. Собственно Узы, Степного и Еклача. Янтарный диск солнца уже оторвался от горизонта. Утро вступает в свои законные права. Тревожным свистом спешит предупредить округу о нашем приезде, вылезший погреться на солнышке сурок. Гомонит потревоженная семейка черно-белых, суетливых сорок. Патронташ на поясе, испытанный ИЖ-59 на плече, собираюсь идти «вверх» по Еклачу. Неожиданно отец меняет планы. Он хочет вместе со мной пройти до первой бобровой запруды. До нее не более 500 метров и он надеется с моей помощью успешно их преодолеть. При отсутствии на водоеме дичи, я пойду дальше. Он же будет дожидаться моего возвращения. Опираясь на мое плечо, спускаемся по склону оврага. Не торопясь, с передышками движемся в сторону первой заводи. Осторожно, с ружьями наизготовку, приближаемся к возведенной бобрами плотине. Внимательно вглядываемся в заросшую ряской и камышом водную гладь. Ничто не свидетельствует о присутствии здесь водоплавающей живности. Я жестом прошу отца оставаться на месте. Сам осторожно, стараясь не шуметь, захожу с верховой стороны запруды. Тихо, очень тихо, подхожу к кромке камышей. Пусто, сегодня здесь никого нет. Скорее для «очистки совести», нежели по делу, бросаю в кусты, подвернувшуюся под руку сучковатую коряжину. Прошелестев по кустам, она со всплеском, падает на воду. Ничего. Берусь за ремень, чтобы забросить ружье на плечо и… Как всегда, неожиданно, с заполошным криком за кустами взлетает кряква, за ней вторая. Торопясь бросаю к плечу ружье и опаздываю. Раз за разом посылаю выстрелы в «молоко». Какая досада, выйди я шагов на 7-8 правее и мог бы получиться отличный дуплет... А в это время, со стороны плотины звучит одинокий выстрел. Пытаясь подавить досаду от неудачной стрельбы, возвращаюсь обратно. Опираясь на ружье, отец торжествующе поднимает над головой крупную крякву. Сколько эмоций на его оживленном лице. Радостно жестикулируя, он живо воспроизводит события произошедшего. Как-то сама собой, проходит моя досада на «корявый» дуплет. И мы вместе и радуемся его удаче. Вдоволь наговорившись, оставляю отца отдыхать на ворохе сухой травы. Сам иду дальше, охота продолжается. Еще раз отчаянно «пропуделяв», по внезапно налетевшей стайке витютней, возвращаюсь обратно. Забрав у отца ружье, хотел и утку, но отдавать добытую дичь он категорически отказался – донесет сам. И мы неспешно, с частыми остановками на отдых, возвращаемся обратно. Теперь можно хорошенько отдохнуть и перекусить. На раскинутую плащ-палатку выставляется термос и нехитрая еда. Под горячий чай, картошку в «мундире» и малосольные огурцы с помидорами, обсуждаем перспективы дальнейшей охоты. Внезапно отец, всегда отличавшийся дальнозоркостью, замечает барражирующую над Степным оврагом, небольшую стаю крякв. Достав бинокль, присоединяюсь к его наблюдениям. Сделав несколько кругов над облюбованным местом, утиный табунок заходят на посадку. Мы хорошо «засекли» место их приводнения и решаем разобраться с этой компанией. Для этого придется возвращаться обратно, через узинский мост. Придется делать 5-6 километровый крюк. Но, что поделаешь, охота, есть охота. Быстро загрузив в мотоцикл нехитрые пожитки, трогаемся в путь. Через полчаса, мы останавливаемся неподалеку от места, предположительной посадки утиной стаи. Дальше надо идти пешком, можно ненароком спугнуть сторожких птиц. Используя мое плечо в качестве опоры, медленно спускаемся в овраг. Не торопясь, с «перекурами», продвигаемся вперед. До воды остается метров семьдесят и впереди открытое пространство. Дальше двигаться можно только ползком. И мы, «по-пластунски», отдыхая через каждые 5-6 метров, преодолеваем последний рубеж. Осторожно приподняв голову, через стебли травы, всматриваюсь в заросли водной растительности. Вот и кряквы, цель наших мытарств. До них не более трех десятков шагов и они не подозревают о нашем присутствии. Одни теребят клювами зеленоватую ряску, другие, встав на «попа», достают что-то со дна. Шепотом обговариваем план охоты. Договариваемся так. Отец стреляет первым, я после подъема, бью влет. Теперь несколько секунд, чтобы унять волну накатившего волнения и завершить охоту удачной стрельбой. Медленно поднимается к плечу приклад отцовской двустволки. Жду грома выстрела. Но его все нет и нет. Краем глаза вижу, «ходуном ходящие» стволы отцовского ружья. Вот он опускает стволы. На мой немой вопрос: «В чем дело?». Шепчет: «Руки дрожат, не могу прицелиться»! Так же, шепотом предлагаю передохнув, повторить попытку. Отдохнув несколько минут отец, вновь поднимает ружье. И, вновь, ослабевшие руки не справляются с весом легкой курковой двустволки. Он старается, очень старается победить свою слабость. И побеждает! Раскатисто, в своей неожиданности гремит выстрел, второй. Теперь моя очередь. Вскочив, цепляюсь ремнем ружья за кустик бересклета. И секундная заминка, решает дело всей охоты. Второпях, понимая, что опаздываю, быстрым дуплетом провожаю, набирающих скорость кряковых. Промах! С досадой смотрю на удаляющуюся в полном составе стаю. Что ж, и «на старуху бывает проруха»… Медленно поднимается с колен отец. На лице виноватая улыбка, так оплошать! Ему, в недавнем прошлом, прекрасному стрелку, из идеальной позиции и так «промазать»! Он несколько раз печально вздыхает и сокрушенно качает головой: «Все… отохотился! Это последняя охота». Непривычно и тяжело видеть его таким. И я, как могу, стараюсь приободрить: « Время еще есть, еще съездим пару раз на природу, поохотимся»! А завтрашнее утро началось с затяжного, на несколько суток, сентябрьского дождя. Отпуск подошел к концу, пора было возвращаться на службу. Это была последняя, наша совместная охота с отцом. Через два месяца, его не стало. Он умер 16 ноября 1995 года. P.S. У добытого лося. Фото 1962 года. Мой отец, крайний справа.
Лучшие комментарии по рейтингу
