У дальнего кордона
..Подвесной мотор вдруг взревел,«сапог» вскинуло над водой. Рукоятку румпеля рвануло, но Степан успел сбросить газ и заглушить свою старенькую ,,Москву,, . Лёгкий обласок развернуло, понесло быстрым течением переката таёжной речки. Два огромных шершня, как птички колибри, назойливо преследовавшие лодку, заложили прощальный вираж у маховика разгорячённого двигателя и с характерным жужжанием улетели, прижавшись к зеркальной глади воды.
-Чёрт, опять поймал топляк. Так и без винта остаться можно, а то и без ,,сапога,, - выругался Степан. Оглянулся, тут же уловил насторожившийся собачьих взгляд. Туман понимающе отвернул свои глаза. Жадно втянул носом воздух, насыщенный запахами осенней тайги. Едва заметные движения его ушей выдавали внутреннее состояние промысловой лайки.
-Да ладно, ладно. Не переживай, сейчас шпонку заменю и скоро будем на месте.
Спустя полчаса дно обласка, скользнув по ковру осоки, торчащей макушками на мелководье, уткнулось в береговой ил. Кобель выпрыгнул на берег. Жадно хлебнул воды, посмотрел на хозяина и решительно направился к зимнику, сруб которого виднелся в двухстах шагах, на взгорке. Под односкатной крышей в полбревна вросшей в землю охотничьей избушки одиноко поблёскивало стекло крохотного оконца. Степан легко вытащил обласок на берег. Нагнулся, чтобы выгрузить охотничий провиант на траву, но тут же заметил, как со среза кровли поднялся глухарь. Чуть пролетев, уселся на нижний сук стоящей рядом лиственницы. Спустя минуту послышался призывный лай Тумана. Собака работала «по птице».
«Ты посмотри-ка, сам на ужин подлетел. Однако этот глухаришко бывал уже здесь, а может и другой. Верняк, я ему крылья-то ещё не подрезал»,- мысленно рассуждал Степан.
Без лишних движений взял мелкашку, облокотился на борт обласка. Поймал тело птицы на планку прицела. В солнечных лучах уходящего осеннего дня перо гордой птицы отливалось красно-бордовым цветом, а она сам слегка склонила голову, с опаской поглядывал вниз, на землю. Сухо и коротко хрястнул выстрел, но глухарь лишь слегка подпрыгнул на сучке. Сделал несколько куриных шагов, он продолжил смотреть вниз, от куда исходила опасность. -Тьфу ты..., занизил. Подержи-ка его ещё чуток,- пробормотал Степан.
Мягко передёрнул затвор. Наконец над планкой виднелась лишь шея глухаря. Через пару секунд он вздрогнул; на мгновение зацепился когтями лапок за толстый сук лиственницы и, теряя перья, рухнул в мелколесье... .
Степан подошёл к зимнику. Снял с плеча мешок с охотничьими припасами, положил у двери и сел на чурку под навесом. Достал из портсигара папиросу «Беломор-канал» , сладостно затянулся дымком. Двумя руками в размах поднял за крылья уже потрёпанного глухаря, посмотрел на собаку и тихо, но с укоризной в голосе сказал:
-Старичок, сколько раз тебе говорено: это же не ,,штаны,, бурого, это дичь с пером. Тебе хоть кол на лбу теши... всё равно твой нос в пуху.
После лета осенни ночи не привычно длинны. Степан несколько раз просыпался, выходил на улицу по маленькой нужде, но под рассвет задремал крепко. Однако в чутком утреннем полусне услышал гневный рык собаки. Быстро соскочил с лежанки. В тусклом пучке света, проникшего через оконце, он увидел, что Туман стоял у двери и слегка рычал с оскалившейся пастью. «Интересное дельце. Кто же мог быть- лось или медведь?»,- размышлял Степан.
И всё же, зная настойчивость собаки в преследовании зверя, дверь не открыл. Вскоре «летучая мышь» наполнила тусклым светом избушку. Кобель успокоился и, вытянув лапы, спокойно лежал у остывшей буржуйки. Лишь треугольнички ушей продолжали выдавать внутренне напряжение от чутья-зверя, только прошедшего в предрассветной тайге. Спустя чуть более получаса, уже на берегу, стало понятно, что ночным гостем был крупный лось. Оставив свои, почти круглые, коровьи следы на песке рядом с обласком, зверь переплыл на противоположный берег речки.
Рассвет приходил, как-то особенно тягуче.Лишь к полудню Степан был в намеченном месте, пробираясь по заросшей лесной просеке. Год был особенно урожайным на шишку,а это- явно гарантия удачного пушного охотничьего сезона в этих местах. Здесь, на границе молодого ельника и широкой полосы кедрача, раскинувшегося на добрых четыре десятка километров, он намечал зимний путик. Уже в который раз Туман загонял на деревья «цокающих» белок. Радовало и обилие рябчиков, охотно отзывавшихся на пищик. Наметил места установки самоловов-петель на рябчиков и древесных капканов, рассчитывая, что попавшие в такие капканы белки будут являться хорошей приманкой для соболей, которые их съедят, но и сами становятся добычей охотника.
Световая часть дня уже перевалила за её вторую половину. Степан остановился. Сел на поваленное ветром дерево передохнуть. Сине-голубые струйки дымка от папиросы плавно поднимались над его рыжей шевелюрой и сразу таяли на высоте подлеска. Рядом, на одеяле осени-опавшей листве, закрыв глаза, устало дремал Туман, положив морду на краешке носка ичига, лишь только уши, как всегда, выдавали полный контакт с хозяином и незримую связь с тайгой... .
«Ну, старик, пора. Пусть матушка -природа и дальше раскроет нам свои богатства и тайны. А кому ещё? Если не таким, как мы с тобой- сибирским охотникам», - вслух рассуждал Степан с усмешкой в уголках губ, поймав себя на собственной похвале.
Они встали одновременно и решительно зашагали навстречу редким солнечным лучам, прорезавшим хвою высоченных елей и кедрача, на встречу своей охотничьей удаче. А вскоре их силуэты растаяли в глубине сибирской тайги.
Сделав полукруг в полтора десятка километров, они вернулись к зимнику с последними лучами солнца. Степан устало снял с плеч походный мешок. Перевернул обласок к верху дном. Закурил и долго смотрел на внезапно возникшую перед глазами картину природы. Освещённый розовым закатом козырёк крыши зимника на фоне высоченных лиственниц казался каким-то замысловатым узором расписанный цветными красками. Рядом, как бы подражая хозяину, слегка прищурив глаза, сидел Туман и также глядел на взгорок в сторону избушки. Инстинктивно втягивал носом воздух, насыщенный вечерней влагой и только ему известными запахами тайги поздней осени. Описав дугу, в воздухе мелькнул папиросный бычок и бесшумно упал на вечернюю рябь тёмной на воды.
-Ну, старик пошли, а то мою пару ног враз темнота поймает: это у тебя их четыре.
Через полчаса на столе из гладко обтёсанных бревёшек, накрытых старенькой клеёнкой, стояла алюминиевая чашка. Незримо плыл ароматный запах гречневой каши. В чёрном пяти- литровом чугунке, утопленном узким дном в буржуйку, булькала пара рябчиков. Их тушки, как живые, всплывали на поверхность кипящей воды в тусклом свете «летучей мыши» и, мелькнув белым мясом грудинок, вновь исчезали в глубине чугунка. Степан наспех проверил солёность бульона. Слегка обжёг губы, тихо выругался, но ощутив на себе взгляд собаки, посетовал:
-Да не жадничал я, поверь мне. Скоро тебе каша подстынет, да и мясца чуть добавлю: твоё здоровье не менее дорого, чем своё.
Лунный свет только-только застрял в крохотном оконце зимника и, как в многие десятки раз, перед сном, они вышли на улицу. Степан уселся на чурку под навесом. Закурил, но краем глаза успел заметить, что кобель растворился в темноте подлеска. Однако через несколько минут вернулся и привычно положил свой нос на ичиг хозяина. Для охотника такие минуты были особенно дороги. Он молча смотрел на тёмные верхушки могучих елей; на бесчисленные мерцающие звёзды; на живую лунную дорожку в зеркале ночной речки, но всё же мысленно ему хотелось оказаться сейчас в своём доме, рядом с женой и дочками-близняшками. Вскоре сумрак накрыл всё таёжное пространство вокруг зимника.
-Ну что, старичок, отбой. Завтра у нас с тобой много дел. Надо пробежаться по забытому отцовскому путику. Да на пару моховых болотин заглянуть вдоль речки,- тихо пробормотал Степан и погладил собаку по голове.
Одеяло осеннего тумана едва поднялось над речкой, однако обласок уже уверенно скользил против спокойного течения осенней речной воды. Спустя четверть часа он нырнул под размашистые кусты ивняка, скрывавшие от постороннего взгляда узкий ручей, вытекающий из цепи таёжных озёрин. Весной они наполнялись водой, но осенью их берега превращались в качающуюся дернину с чахлыми сосёнками, кустами багульника и высокими моховыми кочками, усыпанными крупной красно-белобокой клюквой. Эти места Степану были знакомы ещё с детства, когда он бывал здесь со своим отцом, также охотником-промысловиком. У кромки самого отдалённого озерка начинался смешанный лес с узкой полоской подлеска, постепенно переходящего в настоящую сибирскую глухую тайгу. Через несколько десятков километров она становилась чахлой: отсюда брали своё начало Иксинские топкие болота, где сгинул не один таёжник. Обласок ещё некоторое время рыскал по ручью, как челнок в ткатцком станке. Степан ловко, одним веслом, обходил валежины, согнувшись, продирался под низко склонившимися кустами рябин, черёмух,чахлых сосёнками или берёзами. Наконец упёрся в завал из деревьев с вывороченными корнями. Туман, не дождавшись команды, настороженно -беспокойно спрыгнул на моховую волну береговой поймы и скрылся в мелколесье. Почти сразу послышался предостерегающий посвист бурундука, а следом- оглушительное хлопанье крыльев. В ту же секунду, буквально в сорока шагах, на нижний сучок высокой ели поднялся глухарь. Протяжный звук выстрела дымным порохом прокатился длинным эхом по ручью и, утратив силу утонул в перине болотного мха и растущем багульнике.
- Ну, ты опять за своё. Вроде уж и по возрасту старик, а всё не терпится пихать свой нос в пух,- придрался Степан к собаке.- Кому сказал,..оставь глухаришку в покое.-Туман, стыдливо отвёл взгляд, но после короткого раздумья выпустил из пасти окровавленное крыло матёрого бородача.
Часть заброшенного отцовского путика пролегал вдоль ручья. Однако там, где он извивался огромной петлёй, тропа проходила по узким перешейкам между болотцами. И ориентиром служили только старые зарубки на деревьях. Утопая в моховых кочках, Степан прошёл уже около полу-километра. Вновь и вновь тщательно присматривался к низкорослым сосенкам, но известных только ему зарубок не увидел. Иногда останавливался, срывал несколько ягод клюквы, жевал их, морщась от сводящей скулы оскомины.
«Тьфу, ты чёрт. Неужели сбился: четыре сезона после смерти отца здесь не ходил», - и тут же подумал, что уже около пяти минут не видел и не слышал собаку. Он приложил к губам пару пальцев, несколько раз свистнул своим особым звуком.
Через пару минут впереди замелькала пепельная спина Тумана. Он вернулся, но какой-то взъерошенный, и преданно посмотрел на хозяина. Однако тут же ринулся вперед, как бы приглашая за собой. Отбежал на пару десятков метров.Поднялся на моховую кочку, оглянулся и, убедившись, что за ним идут, скрылся в подлеске у края болота.
-Чертовщина какая-то, что он там нашёл? ..Так-то лучше будет,- прошептал Степан, на ходу меняя дробовые патроны на пулевые.
На самом краю болота начинался смешанный лес, отгороженный редкой стеной кустарника. За ним едва просматривался корень упавшей осины с приваленным к её стволу хворостом, травяным дёрном и лапником. С противоположной стороны ствола дерева стоял Туман со вздыбленной шерстью на загривке и недовольно урчал. Степан отбросил часть валежника и увидел изодранное туловище лосёнка. Его спина была почти сложена пополам, с содранной кожей и следами мощных когтей. На одном коленном суставе задней ноги, явно виднелась большая опухоль.
-Да уж, немереная силушка у хозяина тайги,- с сожалением пробормотал Степан. -От судьбы далеко не уйдёшь.
Уселся на ствол поваленного дерева. Закурил папиросу и ещё некоторое время оставался в каком-то раздумье. Мысленно представил себе всю лесную трагедию. Потом вдруг смачно плюнул на догоревшую папиросу, растёр её о подошву ичига. Дружески похлопал Тумана по загривку. Наклонился к его холодному носу и прошептал: -Мы вернемся скоро сюда, старик, но только по снежку. И посмотрим тогда, кто ...кого.
Часть главы из моей уже изданной книги. ( По рассказам из ранее размещённых на форуме и в разные годы).
"Два огромных шершня, как птички колибри, назойливо преследовавшие лодку, заложили прощальный вираж у маховика разгорячённого двигателя и с характерным жужжанием улетели, прижавшись к зеркальной глади воды"
Ну не может бездушная железяка (двигатель) быть разгоряченной, разогретой да.
В третий раз и читать не стал, потом он собаке будет рассказывать об ответственности сибирских охотников ...план сдачи пушнины нужно выполнять ))
РАЗГОРЯЧЁННЫЙ, -ая, -ое.
1. прич. страд. прош. от разгорячить.
2. в знач. прил. Ставший горячим, сильно разогревшийся. Разгоряченное лицо. Разгоряченные лошади.
3. в знач. прил. Находящийся в состоянии возбуждения. На утоптанной площадке, окруженные разгоряченной толпой, схватились два борца. Пермитин, Раннее утро.
В данном случае автор употребил в значении прилагательного - ставший горячим, сильно разогревшийся. Ну, коллега...
