1700 километров по заснеженным окраинам Алтая гл.6
Картинка Шестая: Анискин…
Денёк, перевалив за полдень, радовал безоблачным и, казалось, бездонным голубым до синевы небом и солнышком, светившим старательно, со всех своих невеликих зимних сил.
Радовали глаз и бескрайние просторы заснеженных полей, чередующиеся перелесками, и уснувшая в своём зимнем забвении величественная Природа.
На душе спокойствие и умиротворённость.
Люблю не бойкую дорогу. Люблю за её размеренность и зачастую неторопливость. Музыку в машине не держу принципиально – мешает думать. Ну, не совсем чтобы думы-думать, а так – задумываться, да воспоминаниям предаваться.
А вспомнить в жизни прожитой есть, ох есть что...
И память понесла-помчала в далёкие нулевые, когда судьбинушка впервые привела в края степские, Кулундинские.
С той поры благодарен Провидению и поклонюсь в пояс за подарок царский, мне преподнесённый!
Смотреть-любоваться красотами степными наскучивает скоро, а вот люди! Это отдельная песня! Люди в степи светлые, простые, открытые.
Может оттого они здесь особенные, что вся чернота с душ человеческих ветром вольным сметается. И пообщавшись, заряжаешься от них такой энергией, силой великою, что жить триста лет хочется.
Но люди… люди они ведь разные, но везло большей частью, на хороших!
По долгу службы приходилось частенько болтаться по краю Алтайскому – шкодил народ служивый. Разбираться по мелочам не посылали. Вот и здесь случилось по осени девяносто девятого года ЧП в Славгородской милиции – исчез из-под ока милицейского, бдительного, груз контрабандный, что скрыто-тайными тропами, да по ночи тёмной, транзитом через Казакию в Поднебесную жулики местные везли.
Груза, вроде, как и немного, а вроде, как и немало – в мешках полипропиленовых двадцать две тонны цисты артемии.
Что за зверь такой Артемий – есть ссылочка в инетах на статейку тех времён, похоже, заказную, полуправдивую, но достаточно информативную.
Караулила вневедомственная охрана как положено: с автоматами, в касочках и брониках. Шутка ли! Два с четвертью дохлых американских енота за килограмм, это сырого, и по нынешним ценам немало, около трёх миллионов рублей.
А ежели чуток промытой, да подсушенной, на треть вес убавившей – это уже другие деньги – под полмиллиона енотов или двадцать шесть миллионов сегодняшних «деревянных» рублей.
Для знающих деньги вроде и невеликие. Начерпать в нужном месте и в нужное время – раз плюнуть, но маленький нюансик всё же был: разрешалось только по квотам, выделяемым кулуарно и только особо приближённым к Самому! Не то, что к Самому Господу Богу, а так, полубожку регионального пошиба, задержавшегося во власти ещё с партийно-советских времён, но рыночную экономику уже махом усвоившему и мимо кармана ничего не пропускавшему: ни уголька на бюджетные деньги в три цены для школ-больниц края, ни леса соснового, что вволю на Алтае пилят, ни подкормку для рыб-креветок каких заморских.
В подельниках – депутаты госдумные, экс-комсомольцы активные, с замашками уголовными, с фамилиями слогану с экранов того времени созвучные: брикет кнорр – вкусен и скорр.
Битвы-страсти вокруг, да около козявки маленькой разгорались нешуточные.
Как-то попытался Рыбнадзор алтайский, главный Маклетыч Джинджиев, будучи членом комиссии по квотам, человек уважаемый да заслуженный, кусочек отщипнуть в пользу товарища, делом нужным занимавшегося, для поддержки, так сказать, штанов и подросткового военно-патриотического клуба, коим руководил в Яровом и получил сразу по сопатке – вылетел с должности, не ойкнув.
Цыц! Лапой, да со свиным рылом, замахиваться на царское!
И до более серьёзных дел доходило, когда бабёнка, личный секретарь депутата, десятки лет прослужив верой и правдой, решила вдруг с корабля, давшего трещину, в бега удариться, тут же, вместе с детьми была расстреляна на пороге собственной квартиры из любимого оружия питерских киллеров, видимо, для профилактики, чтобы много не болтала.
Раскрывать «заказуху» особо и не старались, да и некогда было.
По приказу генерала Валькова (читай: Самого Сан Саныча!) «в сенокос» милиционеры со всего края, численностью до сотни, в ущерб службе, бросив вверенные участки, месяцами охраняли озёра с «золотыми яйцами».
Патрульные экипажи ГАИ и ППС десятками кружили по району, выискивая расхитителей «народного» добра, дабы, не приведи Господь, кто-то и чего-то утянул на сторону.
Проходило всё обоснованно под знамёнами модных в то время бесчисленных операций «Вихрь-антитеррор», бушевавших без передыху по всей стране.
Сутками, не зная ни сна, ни отдыха, несли службу. Сверхурочные выплачивать забывали, командировочные по рупь-двадцать на пропитание ежесуточно платили исправно.
За службу ратную, торжественно и с помпой, получила милиция Алтайская с десяток жигулёшек из бюджета краевого. И то радость.
Вот и здесь, учитывая «важность» политического момента, на раскрытие кражи из-под носа милиции бросили шефа Управления собственной безопасности милицейского главка и меня с ним в пристяжку.
Собирались скоренько, не мешкая. На дорожку, в напутствие, адъютант генеральский, а по совместительству и начальник секретариата ГУВД Витёк Давыдов, личный дружбан шефовский, посоветовал познакомиться с человеком надёжным – начальником ГАИ города Яровое Анатолием Геннадьевичем Анисимовым.
Как раскрывали, разбирались с кражей – это достойно целой главы романа или даже повести. Оставим подробности вне строк нашего повествования, иначе сага какая-то получится, а не короткий очерк, и не доберёмся мы с Гаем до конечной точки нашего путешествия.
Но коротко было так: в три дня выяснили, в чью же смену произошла подмена мешков с цистой на мешки с песком.
Милиционер потихонечку признался, что команду отдал лично начальник милиции. Боец, прослуживший верой и правдой полтора десятка лет, вылетел пробкой из «системы», получив свои полтора года условно «за халатность, допущенную во время несения службы».
А начальника… начальника простили. Простил Генерал главный и… послал на войну искупать вину кровью.
Как оказалось, не своей – чужой. Сам-то отделался лёгкой контузией, на фугасе подорвавшись в штабном УАЗике, а вот личный состав не уберёг.
Пятерых положили насмерть в ту первую послевоенную командировку, и ещё привёз полтора десятка раненых, с пяток инвалидов, оставшихся калеками навсегда.
Велика оказалась плата за ретивость безмерную.
Лишнего, похоже, тогда в ...опу холода надули, ох лишнего…
В один из вечеров той памятной командировки, на пороге тихой уютной ведомственной гостиницы с каминным залом и собачьим холодом в номерах из-за дырок в завалинке, прогрызенных мышами, и появился с тушёным в кастрюльке зайцем усатый бравый капитан возраста слегка за сорок.
Роста не сказать, что маленького. С крепким мужским рукопожатием и с не менее крепким мужицким юмором, лёгкой бесинкой, прячущейся в лукавом прищуре глаз.
Под зайца да за разговорами перешли к теме достойной – про охоту. Шефу тема была вовсе и не интересна, а я, почувствовав в собеседнике незаурядного человека и знатока своего дела, проникся вниманием к охотничьим байкам рассказчика, кои по прошествии многих лет нашей дружбы и язык-то байками, то есть враньём назвать не поворачивается – правда, ведь одна только чистая правда!
Не врал никогда Анискин, а это, как вы уже догадались, был именно он, не врал! Ну, только если не много и не часто… слегка преувеличивал.
Мало того, что не врал, а ещё и по жизни, да и по понятиям, оказался человеком правильным.
Такого капитана милицейского, бессребреника, да ещё и в должности Главного ГАИшника, хоть и не большенького, но всё же городишки Алтайского края, коим являлся г. Яровое, а в последующем, пойдя на повышение и занимая должности начальника ГАИ Славгорода и Славгородского района, я никогда не встречал, да и, видимо, больше уже и не встречу.
И не потому, что по духу оказался мне Анискин сродни и стал товарищем по жизни на долгие-долгие годы, уважаю я его. Уважаю как Человека, какие должности бы он ни занимал в силу его человеческих качеств.
Много у меня знакомых по жизни приятелей высоко взлетали, но больно падали. Пытаясь месту красивому-высокому соответствовать. И где эти люди? И кто о них хорошего чего скажет? И подадут ли руку при встрече люди ранее знакомые?
И места, насиженные-засиженные ими тоже краше не стали.
Уважают его вместе со мной за мнение собственное и готовность его отстаивать. Уважают и уважали за прямоту житейскую-бесхитростную.
Служил в ГАИ – пьяниц за рулём терпеть не мог и ни на какие уговоры свата-брата, а то и прямого начальника, команду отдавшего «простить и забыть», не вёлся.
Заставляли силой – вывернет так, что своё (читай: правильное) возьмёт и накажет нарушителя.
Доходило дело до того, что сессию депутатскую невольно сорвал, явка должная для голосования провалена, трёх голосов не хватило.
Голосов тех депутатских, что не явились на заседание, не смогли, а сидели кто по пять, а кто и по пятнадцать суток за управление транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения повторно, будучи лишёнными прав.
А как-то финансовую систему районного масштаба чуть не порушил, доведя до коллапса, оформив через суд посадку на сутки за те же прегрешения единственного оставшегося в строю заместителя Главы, имеющего право банковской подписи.
Трудно представить, что кому-то в «верхах» могло понравиться дерзкое поведение подчинённого, норовящего «делать всё правильно».
И был Анатолий Геннадьевич «козлом отпущения» на всех мыслимых и немыслимых совещаниях в краевом ГАИ, несмотря на высокие показатели в служебной деятельности вверенного подразделения.
Начинали кости мыть с высоких трибун стандартно из года в год, как под копирку: работать, мол, Анисимову некогда, всё охотой занимается.
А как ею не заниматься-то? Шагнул за порог, вот она уже мать-природушка с бескрайними её просторами, зовёт, манит.
А тут, посреди совещания, звонок от товарища: волк! Настоящий, не плюшевый, по городской помойке шарится. Как тут сердчишко охотничье не затрепещет! Зверюга невиданный в краях здешних, хищник опаснейший, трофей охотничий желанный. Быстренько, свернув лясы-балясы, домой за карабином, зверёк ждать не будет.
Стрелок-то отменный! Добыт трофей! Да и людей, да скот домашний от напасти уберёг! Спасибо ему за это! А служба? Служба службой! Рабочий день ненормированный, к рассвету бы домой попасть.
Доброжелателей вокруг полно, да и место завидное.
Вот уже и депеша телеграфно-телефонная наушническая в край летит: стреляет волков в рабочее время.
Опять нашего Анискина тащат за чуб на совещание- козлодрание. В обиду там себя сильно не давал, но и зубы тоже не показывал. Так и терпел-скрипел, но дело своё делал «тихой сапой».
Иногда только чуток заносило. Как-то по весне случились мартовские, ну прям как сейчас, президентские выборы и присылают в район из Главка полковника штабного да бравого службу контролировать.
Мужик Анискин простой, да толковый и шеф команду отдаёт:
– Быть при нём, капризы и указивки все исполнять безоговорочно и круглосуточно!
Шутка ли в деле! Отдалённые сёла с участками для голосования, заметённые мартовским нежданчиком в виде нападавшего полуметрового снега и спрессованного вольным степским ветерком-ветрищем, могут сорвать своевременное представление избирательных бюллетеней! Погоны полковничьи крылышками голубиными полетят долой!
Пробить дороги! Исполнено.
Занесло опять? Лично в ночь буранную, во главе колонны техники, да за сотню вёрст туда-обратно, надо, значит, надо – будет исполнено.
Видит штабист, что порядок должный – служба организована, дела делаются и… расслабился.
Поддался на уговоры Анискина отужинать, да партейку одну, другую в бильярд сгонять. Больно уж, Анисимов игру эту любит и уважает. Не сказать, что прям больше жизни или как охоту, но где-то близко, совсем близко к тому.
Ну, а когда что-то, или кого-то любишь, то и овладеваешь любимым делом-телом крепко, надлежащим образом, как говаривал вождь пролетарский, про военное искусство.
Мастер Анатолий Геннадьевич, ох мастер в бильярде!
Партейку сгоняли – проиграл гость, посчитал случайностью. Вторая – тоже коту под хвост.
Горячится, задором пышет двухметровая орясина. Анискину, нет бы уступить гостю и сдать партейку, но… больно уж твердолоб по жизни.
И язык, язык – враг твой: предложил шуточно полковнику сгонять «под интерес»: кто проиграет, тот под столом бильярдным три раза «ку-ка-реку» пропоёт.
Всё бы ничего – по пьяни-то. Но ведь незадача: не пьёт гость, да Геннадьичу не позволяет усиленный вариант несения службы! Никак низзя!
Трижды полковник под столом кукарекал, ну а когда ещё партейку попросился надоедливый ещё сыграть – вот тут-то хозяин и допустил роковую ошибку:
– А давай, – говорит он гостю, – сыграем на твою звезду с погона. Я майора уже года два как переходил – пора подполковником становиться, да должностёнка и выговора бесконечные не позволяют. А тебе, при штабах, ещё дадут.
Понятно, что шуткой прозвучала фраза, но для забычившегося от кукареканья полковника показалась красной тряпкой.
Остаток суток провели в дороге, молча. Повторно объезжая отдалённые участки.
Врага лютее с той поры у Геннадьича и не было.
Одно повезло – наладили пинка вскоре гренадёру из системы на пенсию, но крови успел попить изрядно. Не упала на погон звезда новая за службу верную в тридцать три года и три дня Царю и Отечеству и Анискину – майором так и остался.
Так бы и служил ещё долго-предолго, пока на носилках на погост прям из кабинета не понесли, как это бывает нередко с теми, кто уж сильно за креслице держится, но что-то щёлкнуло в голове, выключатель какой, когда в очередной раз попытались без вины виноватым сделать и сказал себе:
– Всё, баста! Наслужился.
Пустоты вокруг, как зачастую бывает с людьми публичными, должностёнку оставившими, вдруг не образовалось.
Друзья и люди, что считались близкими и надёжными остались. А те, кто в глаза с дружбой напускной лез, побежали своей дорожкой дальше, в друзья к новым «сильным мира сего», не сильно-то и опечалив.
Появилось больше времени на занятия любимым хобби.
А тут и дети внучат надарили. Правда все, как один, по «женской части», но какая разница-то, внук-внучки деду в компанию, пока маленькие!
На работу в сторожа, как зачастую бывает с отставными ментами, сильно не звали, да и претило занятие подобное сиднем сидеть в будочке у шлагбаума и по ночам вместо собак погавкивать, гостей непрошенных от хозяйского добра отгоняя.
А тут люди добрые подсказали, а может и у самого что-то торкнуло.
Общество охотничье совсем хиреть стало. Люди, что в руководство пробрались думают только, что о кармане своём.
Помещения общественные попродавали, магазины охотничьи приватизировали. Голову пеплом посыпают, вопят на всю округу пьяными охрипшими голосами:
– Ратуйте, люди добрые! Общество в опасности – убытки сплошные! Пить уже не на что! Пустых бутылок сданных, на жизнь красивую не хватает. Долгов, как шелков.
Вник намётанным ментовским взглядом: шельмуют демоны горбатые, ох шельмуют!
Неправильно всё это, не по-человечачьи!
С народом охотницким по районам поговорили – народ того же мнения, но молчат, хоть и сопят недовольно. Терпелив народ советский, ох терпелив. Терпелив, но до поры до времени.
Вот и здесь: смотреть на безобразия чинимые терпение закончилось. Собрали собрание обще охотничье четырёх районов зоны Славгородской от Бурлы до Кулунды и Гальбштадта и потребовали отчёта за средства собранные да куда попало расходуемые.
Отчёта не дождались от папки-мамки, да кума-свата, да дочки председателя, главной бухгалтерши и… сняли чохом. Всех и сразу.
Разрушать – не создавать. Тяжело пришлось на первых порах. Помещений своих не осталось. Техника, полторы обезъяних повозки, на коленях стоит.
В загашнике, как и в кармане, вошь на аркане. Долгов, правда, не так-то и много: всего семьдесят тысяч рубликов, но и отдавать их не с чего, а тут и срок подошёл аренды земли, что под угодьями охотничьими раскинулась. Дело швах!
Земелюшки не мало: шестьсот пятьдесят тысяч гектаров, а это хоть плачь, а вынь три миллиончика рублей, с чутком.
Пошёл по друзьям-приятелям с «шапкой», чего не хватило, ссуду в банке оформили. Слезу пустил, когда проценты пришло время выплачивать. Не зря Федя Раскольников старушку процентщицу угандошил топориком, ох не зря.
И на нынешних банкирах тоже креста нет.
С июня тринадцатого года к декабрю пятнадцатого с делами кредитно-финансовыми разобрался, а дальше вздохнул грудью посвободнее. И техники прикупили, машин, снегоходов и денежки миллионами на счету водиться стали.
Общество окрепло, на ноги встало, потянулись люди, не то что в округе, где порушилось всё.
Ну, а дичи… дичи тоже прибавилось. Ну, а как ей не прибавиться-то, когда заботушкой окружена, биотехния проводится не только на бумаге.
Охрана от браконьеров – лучшая уже много лет в Алтайском крае.
Совесть и привычка жить по совести, работать, себя за труд уважая, не позволяет ни охотничьему надзору районному Владимиру Беспоясову, ни председателю Анатолию Анисимову дела, порученные государством и обществом, плохо ладить.
Может, может Земелюшка наша процветать, ох может, когда люди о ней совестливые, да порядочные заботятся. Не временщики какие со стремлением по жизни нахапаться, а те, что с совестью внутренней в душе живут!
Так на волне воспоминаний и рассуждений подкатила наша компашка к своротку с дорожным указателем «Архангельское». Пора звонить Анискину, получать дальнейшие инструкции.
Ну как не порадоваться, к примеру, этому!?
«Радовали глаз и бескрайние просторы заснеженных полей, чередующиеся перелесками, и уснувшая в своём зимнем забвении величественная Природа.
На душе спокойствие и умиротворённость.
Люблю не бойкую дорогу. Люблю за её размеренность и зачастую неторопливость. Музыку в машине не держу принципиально – мешает думать. Ну, не совсем чтобы думы-думать, а так – задумываться, да воспоминаниям предаваться».
К слову сказать, тоже езжу исключительно «под мысли», когда один.
«Смотреть-любоваться красотами степными наскучивает скоро, а вот люди! Это отдельная песня! Люди в степи светлые, простые, открытые.
Может оттого они здесь особенные, что вся чернота с душ человеческих ветром вольным сметается. И пообщавшись, заряжаешься от них такой энергией, силой великою, что жить триста лет хочется.
Но люди… люди они ведь разные, но везло большей частью, на хороших!»
Приведённые и другие строки - достойная характеристика также и личности автора! Причём, объективная, поскольку раскрывается подспудно, через сказанное о других, о природе, через авторские рассуждения и оценки.
Вторая *!
Кандагач, плюсище!