Пятый выстрел
К 75-ти летию Великой Победы нашего Народа над фашизмом! Посвящается.
Да простит меня автор данного рассказа, что без всякого на то разрешения я решил поделиться его произведением. ...Это трагическое повествование я встретил на просторах интернета... Рассказ тронул меня до глубины души! (извиняюсь за тривиальность фраз!)
Пятый выстрел
ЕЛЕНА СУЛАНГА
Рабочий день закончился. Пришла пора ехать домой. На Балтийском вокзале я купила билет до станции Сиверской. Сижу в последнем вагоне электрички, похрупываю чипсами (дурная дорожная привычка!) А за окном то дождь, то солнышко… Что меня ждет на конечной станции, если зонтик дома забыт? Вот ведь, все люди как люди, одна я растяпа. И я стала смотреть на пассажиров. У кого — плащ-накидка, у кого — зонт. Молодцы!
Наконец по дорожному радио объявили об отправлении поезда. И тут же снова дали о себе знать звонкие капли дождя. Электричка тронулась с места. Глухой, нарастающий ритм на «раз-и, два-и, три-и, четыре-и…» Дробью потоки небесной воды, словно включился ударник в веселую мелодию дождя и дороги. И вдруг, с шумом и грохотом распахнув дверь, в вагон влетела, а точнее — ввалилась, с воплями и причитаниями, пожилая женщина. Она была увешана сумками, авоськами и, вдобавок, волочила за собой огромную тележку. «Сильны наши старушки, — подумала я. — Тяжесть-то какая неподъемная!» А женщина, поискав глазами свободное место, неожиданно устремилась к моей скамейке и плюхнулась рядышком на сидение. И моментально, даже не поворачиваясь ко мне лицом, начала говорить. Да так, что, выходит — если со стороны посмотреть — мы с ней давнишние знакомые! Я — то сразу поняла: это у людей иногда такая нервная «говорильня» возникает. От стресса. А мне что? Пусть себе человек выговорится; глядишь, поболтает и успокоится. Вот ведь как бежала, боясь опоздать! В общем, слушаю ее безобидную трескотню и только головой киваю да тему поддерживаю.
— В Гдовскую еду, там моя деревенька. Еще от станции километра четыре идти. А в Гатчине пересадка. Вот, внучкам везу продукты.
— А у вас самой растет что-нибудь в огороде? — полюбопытствовала я.
— Кабачки, помидоры, зелень… парник ветром снесло… внаклонку сажаю, поясница… — отвечает.
— И у меня кабачки, а ну их, тыква лучше, бурьяна много, крыша протекает… нет-нет, кур не держу… сирень — да, жалко, отцвела уже! Зато ландыши пошли.
— Земляника, грибы… ландыши еще местами есть, — говорит.
— Комары да слепни, — вздыхаю с улыбкой.
Вот так мы вели беседу минут десять. Спутница моя всё рассказывала про огород и деревеньку, про грибы да ягоды. Когда тема приелась, разговор, как водится, коснулся здоровья.
— Вишь, сколько таскать мне приходится! Это с диабетом-то. Подколюсь — и вперед. Инсулин, пролонгированного действия. А еще позвоночник больной, грыжа, глаз один плохо видит. Тяжело… А помощи ни от кого не жди. Эх, если б нас было много!..
Я сочувственно промолчала. Кто его знает, почему у стариков нет никого им в помощь? Может, за границей родня. А то вдруг поссорились. Я почем знаю? Вот и выходит, что не всякие разговоры могу вести: а то еще вдруг ляпну чего по неосторожности, потом красней. Словно прочитав мои мысли, она продолжала:
— А все потому, что война. С войны это стало. У бабки моей девять деток росло. Девять! А после войны сколько нас осталось? Дядя, царствие ему небесное, да мы с братом.
Она немного помолчала.
— А вы какого года? — спрашиваю я.
— Сорок первого. Я в самом начале войны родилась. Отца тут же на фронт призвали, он на войне и погиб. Остальные наши мужики тоже воевали на разных фронтах. А дядю не взяли по инвалидности, он хромой был, калека. А как фашисты-то пришли в деревню…
Я не так скоро смогла переключиться от кабачков с земляникой на военную тему. Ответить было нечего, и я просто молчала, изредка кивая головой.
— Бабушку фашисты убили. За что, знаешь? Она услышала грубый незнакомый говор и вышла на крыльцо, грозная, с печальником в руке. Печальник — сковородка по-нашему. Вот фрицы и испугались ее. Полоснули по ней из автоматов. Бабки-то и не стало.
Она глубоко задумалась.
— Немцы-то, вишь, по-разному себя вели. Я от дядьки да брата знаю. Дядя мой как в живых остался? Как-то раз многих наших из деревни взяли да в лес повели. Зачем, ясно дело. «Расстреливать будут», — шептались в толпе. Ужас сковывал шаги. «Шнель, шнель», — кричали немцы, сердито подталкивая людей автоматами. А среди немцев кто-то по-русски знал. Не так, чтобы очень, но все поняли. «Бегийт в болото! — вдруг раздался голос. — Бистро, бистро!» Люди и побежали. Дядька мой как сиганет в болотную жижу! Там не топь была, просто мокрое место с комарами да кочками. «Пригнийс!» — закричал тот же голос. Куда уж дальше! Не присели — легли, вжались в землю — матушку, одни затылки торчат. Что кочки, что головы человеческие… Немцы поверх тех затылков дали очередь. На весь лес отгремело! «Назад нихьтс! Нель-зя. Ступайт в другую деревню!» И ушли. А люди еще долго лежали на земле без движения, облепленные комарами да гнусом. Боялись шевельнуться. Под закат, как темнеть стало, побрели через лес в соседнюю деревеньку. Как фашист тот приказал. Тихо, молча идут. И не знают, то ли ругать им немцев, то ли радоваться, что живы остались.
Я наконец-то решилась вставить пару слов.
— Выходит, разные они были, немцы! — говорю. — Как и все люди на земле. Простым солдатам на что война?
Старушка кивнула.
— Да, — говорит, — так. Им, видно, каратели приказ отдали: стольких-то для острастки убить. А кому охота зазря чужую кровь проливать? И так по макушку в крови от той проклятой войны… Может, они хоть этим-то перед Богом оправдаются. Да… Но вот маму мою…
Я посмотрела на собеседницу. Она все время сидела вполоборота, пока про кабачки да землянику. А тут голову ко мне повернула. Лицо с красными прожилками. Глаза светлые, ясные. На щеке — слезинка. Как у ребенка… Маленькая, словно капля росы. Это не то, что за окном, там дождевые, огромные каплищи. И говорит, пытливо глядя в глаза: «Маму мою…»
А поезд мчится и мчится, набирая ход и, словно Машина Времени, врезается в историю. Раз-и, два-и… Окна в мутных потоках. Не видно ни зги за окном, такой хлынул ливень. Внезапно словно белесый туман поплыл вдоль вагона. В нем стали, один за другим, исчезать лица пассажиров, и только одно лицо — лицо той старой женщины оставалось ясным. Словно икона Богородицы, которая плачет…
— Немцы убивали всех, кто помогал партизанам. Безжалостно… Их повели на расстрел. Брата, маму и еще трех старух. За то, что те кормили. Слышь, еду по ночам выставляли за окно. А партизаны ночью тихонечко пробирались к домам и продукты брали. В лесу-то ведь ничего толком не растет, да и соли-сахара нет. А мама еще и в партизанский лагерь ходила вместе с одной соседкой. Кушать им носила. Жалела мужиков, что голодные. И Кольку, брата моего, иногда брала с собой. Фрицам, если спросят, отвечала, мол, «за грибами» — те и не привязывались. А как уж пронюхали, что к партизанам? Я не скажу. Может, и донес кто из своих, чтоб перед фрицами-то выслужиться?.. В общем, повели на смерть. Мне тогда годик был, я эту историю от брата слышала.
Идут, значит. И мама все молчит, и только Бога молит, чтоб сына как-нибудь от смерти спасти. Ни о чем больше не думает. Братик мой Коленька просто шел, испуганный, ошарашенный. Месил ногами мокрую траву. Голову низко-низко опустил. Как овечка. Ну вот, дошли они до того места, где кусты да елочки молодые густой стеной, а дальше — чаща. Мать вдруг резко толкнула мальчика: «Беги же! Ну!» И в лицо ему глянула. «К партизанам…» Мальчик юркнул в кусты и, пригибаясь, сразу рванул в лесные дебри, под треск автоматной очереди. «Ш-шайзе!» — выругался кто-то из немцев. И процессия двинулась дальше.
…а он все бежал, бежал, спотыкаясь о коряги, падал лицом вниз, на землю, колючую от старых елочных иголок. Вставал и, не смахивая грязь с лица, мчался дальше. Дорога в партизанский лагерь была ему хорошо знакома.
— Дядька Трофим! — хрипло крикнул он, но тут же пахнущая машинным маслом крепкая мужская рука закрыла ему рот.
— Говори тише, дурак! — дунули в ухо. И, чуть позже: — Немцы близко.
Пальцы ослабили хватку.
— Дядька Трофим, дядька Трофим, там маму мою фашисты убить хотят! И бабку Игоря, и…
— Где? — сухо спросил Трофим.
— Здесь, рядом! Вы успеете, только поторопитесь, пожа-алуйста!
— Что случилось? А, это ты, Колян!
Мальчишку обступили подошедшие партизаны. Их было человек десять-двенадцать. Один молодой парнишка, улыбаясь, сказал, мол, Коль, тяпа-растяпа, холщовый мешочек серенький забыла мамка твоя, а в чем ты нам еду принес? Без соли с картошкой, без хлеба и лука уже третий день сидим…
— Дяденьки, поторопитесь же, ну!!!
Лицо мальчика исказила нервная гримаса. Он хотел было рвануть в землянку к командиру, но Трофим придержал его. А из землянки уже вылезал заспанный небритый человек лет сорока пяти, в военной форме, серой от песка и пыли.
— Чего расшумелись?
— Слышь, Петр Андреич, немцы близко. Колька говорит, людей на расстрел повели.
— Людей, говоришь? — командир провел рукой по небритому подбородку. — Много?
— Четырех женщин. Колька пятым был, он успел удрать.
Андреич помолчал. Он стоял, задумавшись глубоко, словно подсчитывал что-то, и в лохматой его голове, как мельничные жернова, ворочались тяжелые мысли. Но размышлял он недолго. Повернул лицо куда-то в сторону болота и процедил сквозь зубы:
— Я своих солдат из-за четырех баб под пули не поведу. Немцев больно много. Кузьма вернулся, говорит, в деревне полно карателей! Если шум поднимем, они всех порешат.
Бедный Коля стал белее мела. Страшно было — еще страшнее, чем там, на лесной тропинке, когда их вели на гибель.
— По-мо-ги-те… — наконец произнес он каким-то очень не своим голосом. — Маму… Маму же убьют.
И слеза по щеке. Партизаны участливо (мол, прости, ничего не можем поделать!) вздыхали, отворачиваясь от Колиного взгляда. Молодой парнишка хотел было что-то сказать, но Андреич грозно зыркнул на него, и тот поник головой.
Мальчик в какой-то момент словно очнулся и, почувствовав, что дядька Трофим ослабил хватку, рванул было обратно, едва тот успел ухватить его за рукав.
— Да куды ж ты под пули?
Мальчик забился в железных объятиях взрослого человека.
— Да я их, да я их сам, да я…
Насилу Трофим, изловчившись, снова зажал ему рот.
И в этот момент прозвучал первый выстрел. Сухой звук, эхом отдавшийся в вечернем лесу.
«Это не маму, — вдруг почему-то подумал Коля. — Не в нее, она же еще жива. Мама жива!»
Наступила тишина. Тишина — как перед грозой, которая состоится, потому что неизбежна, потому что ей настало время — быть, ну и все тут.
Второй выстрел Коля ощутил, как страшный удар хлыстом по телу. Он вздрогнул, дернулся, сильно прикусив державшую его руку. Трофим беззлобно выматерился, а мальчик снова услышал в своей голове странный голос: «Не маму». И, понимая, насколько эта мысль фальшива, он все же попытался ей обрадоваться. Наверняка, мама еще жива!
Третий. А за ним через секунду последовал и четвертый выстрел. И тогда тело Коли вдруг обмякло, и он ватным комом стал сползать на землю. Он завыл, как воют волки, и принялся мерно раскачиваться из стороны в сторону. Трофим все еще держал мальчика, зажимая ему рот, так что, вместо воя, получалось мычание.
— Что делать-то будем с пацаненком? — полушепотом спросил кто-то. — Ведь снова выть начнет, бедолага. Может, рот ему, того, тряпкой замотать — пока фрицы не уйдут?
И они замотали бы Коле рот тряпкой, они уже вытащили для этой цели грязную портянку, первое, что под руку попало, — как вдруг…
Пятый. Отчетливо, звонко. С дерева, с шумом хлопая крыльями, слетела какая-то крупная птица. Вниз посыпались шишки и мелкие веточки. Тело Коли вдруг окрепло. Он вдруг успокоился. Абсолютно. Взял Трофимову руку и отвел от своего лица, а Трофим почему-то не сопротивлялся.
— Это — мой… — сказал мальчик твердо и отчетливо. — Это убили меня.
И он повернулся спиной к партизанам и зашагал куда-то вглубь леса, а те не стали его задерживать, вообще, они постарались сделать вид, что его уже здесь нет, как если бы и раньше его здесь не было. Мальчик почувствовал, почему партизаны молчат, почему не задерживают его, позволяя уйти, не спрашивая, куда… Он понял, что должен что-то сказать им напоследок.
— Отдайте мне мамин мешочек, серый, вон тот, что на земле!
Ему протянули холщовый мешок. В нем лежала небольшая луковица, которую забыли вытряхнуть. Мальчик вынул из мешка ту луковицу и протянул ее партизанам. Но они не взяли. Луковица упала на землю. А Коля сжал пальцы в кулак, потом раскрыл их и зачем-то долго смотрел на свою пустую ладошку.
— Она вас кормила… — тихо сказал он им на прощанье.
Хрупкая фигурка мальчика медленно таяла в полумраке леса. Потом и вовсе исчезла.
— Это ж добивали кого-то, — наконец, проговорил Трофим.
— Да заткнись ты! — прошептал молоденький парнишка. Он вдруг заплакал, не стесняясь своих слез.
А Коля с того дня, когда он понял, что его убили вместе с мамой, — стал совершенно другим человеком. Он тогда прошел еще несколько километров по лесу, совершенно не зная, куда идет. Ему не было страшно: он не боялся ни темноты, ни волков, ни, тем более, людей, — никого он больше не боялся, потому что умер. Спокойно дошел наутро до какой-то дальней деревушки, где его никто не знал. Назвал себя чужим именем и ничего о себе не рассказывал…
Это уже после того, как немцев прогнали, Коля домой вернулся. А там — я! «Хорошо, — говорит, — сестренка жива осталась». А меня соседка вынянчила. Так вот мы потом и прожили свою жизнь. Так и прожили…
Женщина вскоре распрощалась со мной и, забрав котомки с тележкой, заторопилась к выходу. А я сидела и все никак не могла отойти от наития. От той истории, которая неожиданно коснулась моего сердца. Что есть война? Солдатики ли, стреляющие друг в друга? Или же что-то, гораздо более глубокое, чем наш видимый мир, в котором не найти ответа на этот простой и страшный, но очень важный вопрос…
Дождь, наконец, прекратился. Косые струйки стекали вниз, меняя рисунок на стекле. Наконец, оно сделалось прозрачным. И весь остаток дороги я молча смотрела в окно. Туда, где вечернее солнце пронзало своими рыжими лучами иссиня-черные тучи.
СПб, июнь 2011
Лучшие комментарии по рейтингу

P.S. Дедушка мой (отец мамы) рассказывал как то (правда скудно очень, так как не любил тему Войны!), что ему довелось видеть многое на полях брани. 2,5 года в пехоте, потом концлагерь в Польше, а затем, как "предатель", - год работ по восстановлению той же Польши. Домой вернулся в 46 году. Спасло от расстрела, видимо, звание рядового. ... О Сталине вспоминал с уважением. Всю жизнь проработал простым мельником таская на худых плечах тяжеленные мешки с мукой и зерном. ... Как то он вспомнил про атаки. Бежали они часто за нашими танками... Никто и не кричал: "За Сталина!". Только "За Родину!" ... ну и "скрашивалось" всё это отборным матом. После атак помогали танкистам приводить в порядок технику, счищая с гусениц грязь, остатки человеческих тел. Много и наших пуговиц тогда попадало в этой массе... "Война, внук! Ничего не поделаешь!" - говорил мой дед и грустно замолкал... Когда я его спрашивал: "Деда, а фильмы о войне похожи на правду?", то он, скромно улыбнувшись, отвечал: "Ну..., немного...".
... Мирного Неба всем! И охот:)
Эта тема всегда для меня останется незавершенной!
В Германии, еще тогда западной, общался с "ветеранами восточного фронта" - не поверишь, все поголовно служили либо связистами, либо санитарами....! А кто тогда в "доблестных" СС служил ?!!!!
Сколько друзей нажил немцев, но к нацизму у меня свой счет!
Сам потерял обоих дедов в войну.
На первом кадре фриц как бы приподнят над землей, да и за спиной стволы не к месту. Второй кадр. В глубине кадра блиндаж, одежда на женщинах (особенно та, что в берете) заграничного покроя, на ногах туфли. Автор кадра как бы со стороны и сзади, странно.
Сама история, немного провокационная.
То что одних сразу не расстреляли, а других убили, не оправдывает главного Преступления фашистов, нападение на Страну. Причина войны, уничтожении СССР и целых народов. Это нельзя оправдать ни чем.
Победа вот главное, для достижения Её, каждый внёс своё. Победа достигнута не только регулярной Красной Армией, а всем населением СССР, дипломатами, агентами, разведчиками и т.д. Не всегда только холодным оружием приближался День Победы! Способы и методы борьбы с нацистами разные, главное достичь Цели. А цель одна, Победить врага.
Просчёты военных Германии в том и заключались. Они воевали с Армией.
Россия сильна тем, что воюет не армией, а народом Страны.
Из миллиона страданий, лишений каждого жителя СССР, общего Горя, выкована Победа.
Его спрашивают, - Там люди гибнут, а ты не в силах им помочь.
Командующий, - Солдаты.
- А вы не помните, что они ещё и люди?
Командующий, - Нет. Не имею права. Иначе буду думать, что у их есть отцы, матери, дети, что их ждут дома. Тогда трудно будет их на смерть посылать. А приходится.
То есть рассматривать горе одного человека нельзя.
На мой взгляд, основной силой экономического подъёма страны, победы в войне, это патриотизм.
На первом месте патриотизма интересы Государства, а затем личные. Во имя построения Светлого будущего Страны, каждый и переносил тяготы, лишения. Народ готов был ютиться в землянках на великих стройках. Это и не могут понять наши "партнеры". Там на первом месте личная выгода. Вот и подкидывают нам в Инете рассказы о бабке плакающую о своём горе.

P.S. Дедушка мой (отец мамы) рассказывал как то (правда скудно очень, так как не любил тему Войны!), что ему довелось видеть многое на полях брани. 2,5 года в пехоте, потом концлагерь в Польше, а затем, как "предатель", - год работ по восстановлению той же Польши. Домой вернулся в 46 году. Спасло от расстрела, видимо, звание рядового. ... О Сталине вспоминал с уважением. Всю жизнь проработал простым мельником таская на худых плечах тяжеленные мешки с мукой и зерном. ... Как то он вспомнил про атаки. Бежали они часто за нашими танками... Никто и не кричал: "За Сталина!". Только "За Родину!" ... ну и "скрашивалось" всё это отборным матом. После атак помогали танкистам приводить в порядок технику, счищая с гусениц грязь, остатки человеческих тел. Много и наших пуговиц тогда попадало в этой массе... "Война, внук! Ничего не поделаешь!" - говорил мой дед и грустно замолкал... Когда я его спрашивал: "Деда, а фильмы о войне похожи на правду?", то он, скромно улыбнувшись, отвечал: "Ну..., немного...".
... Мирного Неба всем! И охот:)
Автору +++, а Анатолию - большое спасибо за труд!!!
От себя история про родного дядьку.
Родился он 1919г, В июне 1941 г. закончил в Ленинграде летное училище.
8 июня прибыл в часть под Минском.
23 июня 1941 года в воздушном бою был сбит. Выпрыгнул из горящего самолёта.
Родственникам сообщили, пропал без вести. 5 лет назад, Минобороны приоткрыло архивы.
Оказалось, после приземления он попал в плен. Так как был не рядовой, отправили в Дрезден на авиационный завод. Там он работал. Умер в октябре 1944 года.
Мы всегда помним о нём, потому что он частица нашего рода.

Эта тема всегда для меня останется незавершенной!
В Германии, еще тогда западной, общался с "ветеранами восточного фронта" - не поверишь, все поголовно служили либо связистами, либо санитарами....! А кто тогда в "доблестных" СС служил ?!!!!
Сколько друзей нажил немцев, но к нацизму у меня свой счет!
Сам потерял обоих дедов в войну.

Все давно молото и перемолото. В Нюрнберге не на 50% озвучено было, а на все 100!
А кино и пр. - видение авторов, не более. Пусть искусствоведы им оценку дают, а я тихо покурю в сторонке....
Все, что изложил - от сердца и от любви и гордости за Отчизну...
И тот же мотив всегда излагал старым козлам - ветеранам из вермахта в ФРГ и в Бельгии! Пусть их совесть грызет, хотя далеко не у всех и каждого. эта совесть есть....
А Анатолию-Натуралисту кланяюсь за поднятую тему и в срок!
Тема той войны - БОЛЬ в душе неунывающая.
В Вене, вдвоём с замечательным парнем познакомился - Володей Добрыниным.
Молодой, но успел послужить в ГСВГ.
Немецкий шпрехает свободно.
Фотографирует меня издалека у памятника Гете.
На скамейке сидят два здоровенный австрияка, лет по сорок.
Что то ему говорят и он подходит ко мне с красным лицом.
- что сказали?
- ты с России? Есть там что ещё воровать?
Как добродушный человек Володя смешался и не ответил.
Подхожу к ним. Рожи наглые, довольные, даже склоняться не надо. Почти в рост со мной сидящие...
- кто спрашивал про воровство в России? Молчат...
- Я с Казахстана, кто про это хочет спросить?
Молчат...
Подзываю Володю, показываю на парочку пальцем и громко говорю: - вот за это наши деды и отцы их и п..били. Поэтому и молчат, не то ещё разок получат...))))))))
Так что живём весело и дружно, пока той стороне долго ещё нечем ответить, а вернее никогда!

*...Сначала по фото.
На первом кадре фриц как бы приподнят над землей, да и за спиной стволы не к месту....*
----------------------------
Вообще-то, вот выдача поиска Гугла, по картинке...
https://qps.ru/zmDpl
(ссылка сокращена "сокращателем ссылок" - https://qps.ru/ )
... явно НЕ фотожаба.