Оберег
«Верую, ибо абсурдно» – Тертуллиан
Эту историю рассказал мне знакомый охотник. Что-то он не мог вспомнить после произошедшего, какие-то детали стерлись в памяти со временем, но клятвенно уверял, что ничего не придумал и в тот день был трезв. Записав, я лишь изменил фамилию главного героя.
Охотились на перелетного гуся на левом берегу Днепра. Ветер гнал по низкому небу клубящиеся тучи, медленно ворошились, подминая друг друга дождевые глыбы. Край неба над лесом то светлел, то вновь затягивался угольным цветом.
В ста метрах от Епифанцева, у кустарника, где тянулась нитка канала, наспех сооруженного шалаша, накрытого плащ-палаткой и замаскированного сверху ветками, стоял Павел Иванович – с турецкой самозарядкой, со строгим сосредоточенным лицом – давний приятель по охоте.
«Вот и угадай, в какую погоду полетит, – думал Епифанцев с раздражением, косясь на мятежное небо, небольшой плес вблизи кукурузного поля, – неужель и сегодня в пустую…» Сделав глубокую затяжку, он ловким движением пальцев «стрельнул» окурком в междурядье стеблей, увешанных тугими початками.
За Епифанцевым давно закрепилась слава горе-охотника: то «пропуделяет» из выгоднейшего положения, то подранит птицу, но не сможет найти подранка, то попадет в трагикомическую ситуацию, как было с секачом. В тот день закрывали лицензию. Загонщики уже выходили из кукурузы на обочину, раздался выстрел, крики, и все замерло. Никто не хотел верить своим глазам. Верхом на огромном вепре, сидя спиной к голове, без ружья, с непокрытой головой, пронесся Епифанцев. Кабан рванул через дорогу, сбросив наземь наездника, а после беспорядочной и запоздалой стрельбы, скрылся в кущах. Все бросились к «техасскому ковбою». Тот поднялся, и, как ни в чем не бывало, стал стряхивать с одежды грязь.
–Ну, ты даешь!.. Никак в Монголию собрался, лошадей объезжать, – сказал побелевший бригадир Москаленко, нервно подергивая усы, потом добавил: – Слава богу, зверь не ранен…
Епифанцев тяготился своими неудачами, подколками товарищей. Окажись на его месте кто другой – давно бы бросил охоту. В такие дни он был раздражителен, худел, кадык под рыжей бородой заметно увеличивался, но проходило время и вновь тянуло на болота, в поле, и вновь с усиленным вожделением он брал в руки ружье.
… Неожиданно раскатами грома бухнули выстрелы, – стрелял Павел Иванович. Епифанцев не верил своим глазам, будто никто не стрелял, на него, снижаясь, шла стая гусей. Он сжался в комок, прильнул всем телом к кукурузе, успев приставить приклад к плечу, передвинуть флажок предохранителя, моля об удаче. Вот он встал во весь рост, повел стволом крайнего гусака, в тот момент, когда обогнал силуэт птицы, плавно нажал на спуск. Проворно повторив движение корпусом тела, выстрелил еще раз. Слабо отдалось в клубящихся дождевых тучах. Гуси продолжали лететь. Досада охватила Епифанцева: «Неужели промах!» Но тотчас обожгла первая искра ликованья: гусь, в которого он стрелял вторым выстрелом начал резко терять высоту. Не чувствуя под собой ног, Епифанцев выбежал из зарослей кукурузы, жадно следя за движением птицы. Гусь упал у дороги, в зарослях побуревшего татарника.
Оглядываясь по сторонам, стараясь запомнить все до мелочей, трусясь, он миновал ложбинку. Вот заветные кусты, а вон и распластанный на земле заветный трофей, но что это… вместо добычи – побуревшие на солнце листья конского щавеля. Сердце стучало, отдаваясь в висках. «Не может быть... » – отгонял от себя сомнения Епифанцев. Прошел вперед, повернулся назад, потом начал прочесывать круги, то расширяя их, то вновь возвращаясь к кустам татарника. Гусь будто провалился сквозь землю. Два раза ударила молния, ярко освещая небо в разрывах, желтую траву вокруг.
Епифанцев прошел очередной круг, и ступил на слабо проторенную новую тропу, рядом тянулось русло узкой речушки с густо заросшим по обоим берегам осотом, болотной травой. По всем приметам это была Вьюнница, о которой в своих книгах упоминал Сабанеев .
Он шел по тропе, вглядываясь в поверхность темной воды, и думал, что найти подранка не удастся, что Павел Иванович уже уехал домой, таков был уговор, что пора и ему возвращаться к машине, но ноги не слушались, вели неизвестно куда.
Громкое тревожное ржание отвлекло от роившихся в голове мыслей. У кустарника лошадь задрала голову, звякнув уздечкой, радостно, заржала. «Приняла за хозяина», – подумал Епифанцев, оглядевшись, – и только сейчас заметил поодаль, в закутке старых дубов, хату, крытую соломой с двумя оконцами. Верхние шибки от лунного света отдавали бликами. В низине, в глубине сада, откуда тянуло сыростью, оседало белое марево. Тишину нарушила, выскочившая навстречу, собачонка. Епифанцев услышал, как чей-то голос осадил ее, собачонка незлобно рыча, утихла, он толкнул дверь и будто провалился куда-то в темень, в пустоту…
Сколько прошло времени, он не помнил. Первое, что увидел, оказавшись в избе и придя в себя, – высокую печь, отдающую жаром, горящую лампадку под образами, аккуратно связанные и повешенные на матице пучки из разнотравья, вдоль стен – широкие лавки. Посреди комнаты стояла женщина, одетая в льняное платье – на рукавах ярко выделялись цветы, вышитые мулине. Нежный стан ее обвязывал пояс с красивыми длинными кистями. Круглое лицо незнакомки оттеняла яркая цветная шапочка, что покрывала голову, делая его особенно привлекательным. Но больше всего Епифанцева поразили глаза: сосредоточенные, с затаенной болью, и в тоже время с любопытством смотрящие на него. 
– Извините великодушно, заблудился я, – обратился он к хозяйке. Та, переменившись в лице, проговорила:
– Проходьтэ, сидайтэ… – глаза ее неожиданно наполнились блеском. – Не заблудился ты. Гуся шукав… и до мэнэ зайшов». – «Странно… откуда она знает про гуся?» – подумал Епифанцев, присаживаясь на лавку, с успокоенным чувством, мостя рядом ружье.
– А гуся свого найдэшь…
– Давно вы здесь живете? – спросил Епифанцев, с интересом осматривая убранство жилища, висящие на стене обереги из дерева, чашки на полках.
– Жыву, з тых пир, як чоловика проводыла з ляхами бытыся,– тихо проговорила женщина. – Дождусь ли? – Глаза ее увлажнились, она взглянула на кобзу – в углу под образами:
– Нет на свете тяжелей доли, чем ждать…
– А когда это было? – решил подыграть Епифанцев, почувствовав глупую улыбку на своем лице, полагая, что с ним шутят, а он попал в хату, чем-то схожую на этнографический музей.
– Колы?.. В 1648 году, на Жовтых Водах…
«Что за чертовщина… кому-то из нас к психиатру надо…» – посмотрев на обереги, подумал Епифанцев. Тревожное состояние вновь охватило его, он силился не потерять самообладание.
Женщина подошла к печи, взяла ухват, ловким движением вытащила из ее нутра горшок, перед тем как перевернуть, перемешала, наполнив глиняную чашку густой, желтой массой. «Мамалыга…» – вспомнил он название кушанья.
– Сголоднив, – улыбнувшись, хозяйка пододвинула ломоть белого хлеба в соломенной корзинке, коснулась руками платья, потом добавила:
– Товарыщ твий у канави лэжить… блыскавкой його вдарыло. – По телу Епифанцева вновь пробежала дрожь: «Молнией?.. Ясновидящая!..»
– Ясновидящей менэ иеромонах Никодым, шо в Стэпках, одного разу назвав. Колы я беду от басурман предвидела… от бабуси, мабуть, пэрэшло… – прочитала она мысли Епифанцева. – За товарыща свого не бойся, жывый… вжэ дома
О чем говорили с хозяйкой хаты, сколько прошло времени, ел ли мамалыгу?.. – он не помнил. Когда уходил, хозяйка сняла со стены один из оберегов:
– Возьми… чоловик мий теж мыслывэц … гусэй прыносыв, бачу, тебе он нужен… удача отныне не оставит тебя.
Когда Епифанцев шел к машине, ярко светила луна, улегся туман в сырых ложбинах. «Как хороша собой... Столько ждать мужа!..» – повторял он, дотрагиваясь рукой до кармана с оберегом: «Неужто обладает чудодейственной силой?»
Утром он пытался вспомнить: как удалось ему найти гуся, как доехал домой, а главное (в голове крутилось слово «обицянка») – давал ли он своей новой знакомой какое-то обещание?.. Перед глазами фрагментарно и отдаленно предстали картинки крестьянской избы, красивая женщина в стародавней одежде. На столе лежал искусно сделанный старинный оберег, еще раз, напомнивший о вчерашнем приключении.
Взяв оберег, Епифанцев поехал к Павлу Ивановичу. Тот сидел в кресле, тупо уставившись на экран плазмы, машинально щелкал пультом.
– Как ты?.. Вижу, отошел…
– Откуда ты узнал?
– Ясновидящая сказала, молнией тебя ударило.
– Какая еще ясновидящая?.. – лицо Павла Ивановича передернулось.
– Ну, на охоте… вчера познакомились. Не поверишь, попал в такую... Сдается мне, тебя вылечила она. На расстоянии.
Павел Иванович внимательно смотрел на товарища: «все ли с ним в порядке?»
– Женщина необыкновенная. И умом, и красотой, и телом… живет одна. Хочешь, познакомлю с ней? Поехали! – решительно выпалил Епифанцев. А увидев замешательство на лице товарища, тряхнул в руке оберегом:
– Отныне,Паша, вся дичь наша. Что это? Не знаешь? А это, Паша, талисман, приносящий удачу! Никто больше не назовет меня неудачником. Никто! Запомни!
Место, где упал гусь, Епифанцев определил, указав рукой на торчавший татарник, а вот тропу, по которой шел, как ни старался, отыскать не мог. Решил, надо продвигаться вдоль речки. Издали виднелись раскидистые деревья, с чернеющими мощными дубами.
– Хата там стоит, – махнул он рукой с облегчением, – поехали.
Через несколько минут Павел Иванович с ехидством спрашивал у товарища, обходящего заросли чапыжника меж столетних деревьев:
– Ну, где твоя избушка на курьих ножках… познакомь меня с ясновидящей...
– Наваждение какое-то… – повторял одно и то же в растерянности Епифанцев, озираясь по сторонам.
– Ни хаты, ни лошади, хотя бы какой ни будь след… – как бы требуя улик, говорил Павел Иванович, подсмеиваясь.
– А это не улика, не улика?.. – злился Епифанцев, вытаскивая из кармана оберег, тряся им перед лицом Павла Ивановича. Деревянные пластины с магическими знаками, иссохшие и выбеленные за давностью лет, шорохтели. Тот умолкал, замечая подавленный вид товарища. Лицо Епифанцева мрачнело, взгляд становился блуждающим, будто рядом был не он, а лишь его телесная оболочка.
– Видно, побывал в параллельном мире, – придя в себя, задумчиво произнес он.
– Видно, пить надо меньше, – пробурчал Павел Иванович. – Поехали.
– Причем здесь пить… не унимался Епифанцев: – Вспомни случай с Гришей Петраковым, пошел в лес за грибами и пропал. Говорили: «Загулял на лесной заимке… в болото засосало…» Искать перестали. А он, как ни в чем не бывало, через два года явился с лукошком – жену кондрашка чуть ...
Не договорив, Епифанцев пошел вслед за Павлом Ивановичем.
Наступили холодные ненастные дни, открыли охоту на копытных, пушного зверя. И впервые же выезды все заметили разительные перемены в Епифанцеве. Ротозей, неумёха, мазила вдруг стал лучшим и удачливым среди всех.
– Фарт ему прет…Чем ублажил лесного духа? Ты видел, на какой дистанции кабана положил?! – не без зависти удивлялись одни.
– А может, случайность… посмотрим, что дальше будет, – вторили другие.
– Вот что, братцы, – сказал бригадир Москаленко, – охота, я вам скажу, не каля-гуля, охоту наскоком не возьмешь, вот и у Епифанцева получилось не сразу. Но получилось-таки!..
Бригадир умолк, поглаживая чумацкие усы, потом добавил:
– Видел его на траншейном стенде…
Охотники будто соглашались и будто не хотели верить, выискивая какую-то подоплеку в переменах товарища. И только Павел Иванович сдержанно улыбался и хранил от посторонних тайну.
В конце охотничьего сезона из его дома каким-то мистическим образом исчез оберег, подаренный таинственной женщиной. Именно тогда Епифанцев бросил охоту.
Иллюстрация из интернета
Лучшие комментарии по рейтингу
Хороший, добрый и интересный рассказ.
PS Автопереводчиком не пользовался, чесслово..Хотя крайний раз на мове говорил с дедом моим , в 1978 году , 6-ти лет отроду будучи, царство ему небесное...
Спасибо за пожелание. Но оно ( о творчестве умалчиваю), как думается, складывается из нескольких составляющих: железобетонной задницы, мотивации и прочих др. Судя по просмотрам, в тренде на сайте в большей степени короткие байки, небольшие зарисовки от первого лица...
Дмитро! Це вы мене налякали. И всеж дуже дякую!
Ну, если в Сибири заговорили украинской мовою, то, наверное, скоро рак на горе засвистит. Шучу, конечно. В Сибири много выходцев из Укаины, переехавших в период аграрной реформы Столыпина. Мои предки в том числе. Много лет живу в Украине, а выучить и перейти на мову не смог. Из-за ненадобности или скорее - лени. А тут надо было передать украинским. Все проигнорировав, дал в транскрипции, смешав с русскими словами. Надеюсь, никто не обидится...
Чуть поправлю. Если есть "нежный стан", значит может быть и нежная голова )))"
Спасибо за замечание. Глядя на фотографию молодой женщины (полагаю, не только я, но и другие, кто увидел, как-то хорошо заулыбались), не осмелился ее стан (тело, туловище) назвать гибким или стройным. Словосочетание «нежный стан» употребляют, в поэзии, например:
Твой нежный стан, рукой лаская Во тьме ночной в подлунный час, Очаровала, обаяла, Ко мне прильнула не боясь
Я полюбил тебя, Родная, Твой нежный стан, изгибы век.
По комментарию вижу, вы не относитесь к женоненавистникам, а значит, не может не не нравится "нежное тело". Может, я ошибаюсь.
Ну уж батенька не взыщите. Кто на что способен. От вас ждём большего!
Без утешения влачит свой век унылый,
Дни, проведенные без радостей любви,
Считаю тяготой ненужной и постылой" (О. Хайям)
Вам спасибо, что поняли шутку. И достойно "поддели". Всего дорого.