Гости
- Дзыннннь! Дзыннннь! – металлический звон далеко несся над утренней рекой, путаясь в прибрежной тайге и заставляя птах изумленно замолкать. Кто посмел вмешаться в их оркестр? Звон все летел и летел, кто-то очень старался вбить железный колышек в каменистый грунт.
Старый охотник Петрович, кряжистый, с узловатыми пальцами и добродушным лицом, досадливо поморщился – ну кто ж так в тайге шумит? Тайга она ведь покой любит, тишину, а тут…
Рыбалка сегодня удалась, в садке тяжело ворочались с пяток золотых пузатых карасей – пора заканчивать. Но Петрович не торопился. Поплавок вдруг резко пошел в сторону, леска напряглась, загудела, и под водой заходил-загулял очередной карасище. Петрович, счастливо улыбаясь, выволок рыбину на берег, аккуратно высвободил синий кованый крючок и отправил карася в речку, пусть гуляет. Не торопясь наживил нового червяка и забросил снасть под заветный кустик.
Чара, некрупная лайка с задорно торчащими ушами и свернутым в тугой калач хвостом, верная подруга по дедовым таежным скитаниям, лениво наблюдала. Она уже давно привыкла чудачествам друга. Вот зачем, спрашивается, ловить и отпускать рыбу? Ведь из нее такая вкусная похлебка получается, да и жареная она очень вкусна.
Поплавок установился в нужном месте, и Петрович заговорил чуть сипловатым совсем молодым голосом:
- Осуждаешь опять… Эх ты, кулёма…Ну вот куда нам с тобой еще, а? – он улыбался, глядя на застывшее в воде гусиное перо.
Чара привычно промолчала, лязгнула только зубами, пытаясь поймать порхающую в тени бабочку.
- Вооот, а я тебе так скажу – рыбалка человека лучше делает, добрее – дед оглянулся на собаку, подмигнул ей и продолжил со значением – и собаку тоже.
Чара разулыбалась, дернула хвостом. Такие разговоры давно стали привычны. С кем деду в тайге еще разговаривать? С белками разве что, те без умолку стрекочут, но с ними деду не так интересно…
Поплавок вновь дернулся, замер на секунду и пулей устремился к середине реки, на стремнину.
- Ух ты бойкий какой! – Петрович подхватил удочку, подсек… Ох и забилась рыба, не желая сдаваться. Легенькое пластиковое удилище поскрипывало, леска звенела, а катушка готова была вот-вот разразиться гневным треском фрикциона…но обошлось. Рыбина пошла к берегу. «Кто ж там такой?» - деда снедало любопытство. Каково же было его удивление, когда он разглядел под водой черную щучью спину! Щука была не крупной, в руку длиной, может чуть меньше. «Вот дернет сейчас головой, и поминай как звали»… Не дернула. Дед ловко выхватил разбойницу из воды и поднял перед собой, любуясь. Темно-зеленое в светлых пятнах тело, ярко-малиновый хвост и белоснежное брюхо. Осторожно дед высвободил крючок из самого угла щучьей пасти. И как умудрилась? Неужто на червя позарилась? Удивительно.
«Неужто и эту отпустит?» - Чара не утерпела, подошла поближе, обнюхала рыбину.
- Плыви, родная. Да и мы пойдем. 
Дед поднялся, собрал удочку и только сейчас заметил – над рекой повисла обычная тишина. Но не успел он обрадоваться этому, как откуда-то слева, ниже по течению, раздался громкий крик:
- Саааня! Сааааня! Ты где, в туды тебя коромысло?
Петрович сплюнул на прибрежные камни, вынул из воды садок, закинул удочку на плечо и зашагал по тропе вверх, к своей избушке.. А из-за спину неслось:
- Саня, а кто таборить будет? А костер? Саааня!...
Чара бежала впереди, впрочем, далеко от деда не уходя – мало ли. Изба стояла на светлой поляне на небольшом пологом холме. Вокруг стояли красноствольные сосны, перед приземистой крепкой избой было выложено речными окатышами кострище с основательным таганом, рядом под небольшим навесом стояли стол с лавками, а чуть ниже, у говорливого ручья, стояла банька. Сбоку к избе был пристроен дровяник, сейчас забитый сохнущими с весны дровами.
Чара выкатилась на полянку перед домом, заплясала радостно – обед скоро. Да и то сказать, с самого рассвета на реке, немудрено проголодаться. Петрович пристроил удочку под навесом, неспешно развел костер, высыпал карасей на траву у кострища и взялся за чистку. Ножом ловко снял чешую, надрезал рыбину сразу за головой и одним слитным движением провел к хвосту вдоль хребта, рассекая ребра. Потом вырвал жабры, вычистил внутренности и забросил рыбу в котел – помыть надо бы. Перечистив рыбу, он скидал чешую и кишки в костер – незачем оставлять, хозяин быстро придет на запах – и отправился к ручью. Не за водой, нет – уху из карася он не любил и не варил никогда. Карася он любил жареного до красной хрусткой корочки. Для этой цели заказал он у ребят городских сковороду на цепочках, чтоб над костром ее пристраивать на тагане. Они поудивлялись сначала, но отведав дедовых карасей, и себе таких же сковородок понаделали…
Здесь, на его полянке, царила тишина. Место под дом он себе присмотрел еще когда егерем здесь работал. По-над берегом, в светлом сосняке, с видом на реку и синеющие вдали горы…благодать. Лишь когда появлялись у него в гостях рыбаки да охотники, становилось шумно и суетно. Но пока еще рано. Эти вон крикуны раньше всех появились… Принесла же нелегкая…
Караси шкворчали на сковороде, распространяя вокруг невероятные запахи. Чара уже съела свою пайку, дед с вечера напарил ей каши, набросав туда обрези, но все равно водила носом и облизывалась. Дед достал лепешку, засохшую до каменной твердости, выложил на стол. После рыбы в самый раз ей в горячей сковороде в масле да жиру полежать, отмякнуть. Потом пристроил рядом со сковородой котелок, набросал в него любимых травок – добрый будет чай…
Пообедав, дед засобирался – пора было до деревни, припас пополнить. Мука почти закончилась, сахар да соль. Керосина надо было для лампы прикупить, да и для лодочного мотора топливом запастись. У него на лодке стоит 30-сильный японский движок. Мощный, куда там «Вихрю». Всем хорош, а особенно тем, что конденсат вместо бензина потребляет – хорошая экономия выходит.
Чара, успевшая придремать на солнышке, встрепенулась, потянулась, зевнув широко, и устремилась вслед за дедом. А тот неспешно спускался под гору, неся на плече старый добрый СКС, а за спиной целую вязанку пластиковых канистр. Намается потом наверх таскать, да куда денешься…
Длинная узкая деревянная лодка терпеливо ждала своего часа на берегу, почти невидимая на прибрежных камнях. Легко перевернув лодку, дед столкнул ее на воду, оставив корму на берегу. Скидал внутрь канистры, пристроил весла и взялся за двигатель. Ох и тяжел, трудяга, но зато и работает отменно…
Закрепив мотор, свистнул Чару и толкнулся от берега. Дернул дроссель и мотор заурчал сыто. Пора…
Лодка метнулась на стремнину и пошла вниз по течению. Чара улеглась на носу и зорко смотрела вперед, дед поглядывал по сторонам. Чуть погодя он увидел на небольшом каменистом островке лагерь давешних крикунов. Две цветастых палатки, шатер между ними, ближе к воде дымящийся костерок с таганом. На берегу маялся один из рыбачков – он бесцельно хлестал воду спиннингом, пытаясь выловить хоть что-то. Зря. Нет в этом месте рыбы, и не было никогда. Лодки на берегу не было – знать, ушли его друзья рыбачить, а его костровым оставили. Увидев Петровича, рыбак замахал руками, закричал что-то, но дед не расслышал из-за рева мотора. Кивнул только и отвернулся.
Зря они там табором встали. Пройдет в горах дождь, и сметет их в реку, как пить дать сметет. На обратном пути надо будет предупредить. Новички видать. Бывалые так орать не станут…
Причалив к берегу, Петрович легко выпрыгнул на берег, вытянул лодку и для надежности привязал ее к вбитому в каменистый грунт металлическому штырю. Затем подхватил вязанку канистр и поднялся по взвозу к стоящей за сараем старенькой «Ниве». Он всегда ее здесь оставлял. Ключи лежали под сиденьем, и деревенские об этом знали. Иногда брали, если срочно было нужно, и возвращали с полным баком – так заведено. Первым делом в магазин – старую покосившуюся избу с широким крыльцом и синими потрескавшимися наличниками. Там его дожидаются заказанные в прошлый приезд мука с сахаром и солью, чай, патроны…
Однако забрать свой заказ оказалось не так просто – в магазине топталась пара здоровенных молодых парней. Они громко разговаривали, требовали то одного, то второго. На прилавке уже стоял ящик водки, но они требовали еще.
- Не дам – маленькая, похожая на сердитого воробья Алёнка даже ногой притопнула.
- А чего не дашь-то? – изумлению ражего детины в десантном тельнике не было предела. – Деньги ж плачу, ну?
- Да что мне твои деньги? Всего ящик и остался, машина через два дня только. Меня мужики живьем съедят. Не дам.
Десантура (Петрович так его про себя назвал) хлопнул ладонью по прилавку, да так, что бутылки в ящике зазвенели:
- Ты мне голову не морочь, пигалица!
Он открыл было рот, чтобы еще что-то сказать, но тут заговорил Петрович:
- А ты, голубь, не шуми. Сказано – нет водки, значит ее нет.
- Да ты чего лезешь, дед? – парень всем корпусом развернулся к Петровичу, демонстрируя военную выправку и внушительных размеров кулаки. Петрович ловко обошел его, облокотился на прилавок:
- Алён, они тебе за водку-то заплатили?
- Н-нет – девчушка испуганно смотрела на Петровича.
- Ну вот и прибери, я попозже заберу – с этими словами он выложил на стол деньги. – Да и остальное тоже обратным ходом. А сейчас до Ваньки, конденсат заберу.
Парни, поняв, что рискуют остаться без водки, загомонили. Десантник заступил Петровичу дорогу, дохнул в лицо перегаром:
- Старый, ты чего творишь?
Петрович уставился ему в глаза, спокойно, без злобы:
- Дорогу дай, воин.
- А не дам?
От входа раздался густой бас:
- А попробуй.
В дверях стоял Илья, местный кочегар. В плечах он был пошире десантника, да и ростом превосходил чуть не на голову.
Петрович усмехнулся и сказал миролюбиво:
- Когда ты к людям с уважением, и они к тебе с добром. А коли ты в чужом дому кулаком по столу стучишь… Езжайте добром, сынки.
Парняга набычился было – воздушно-десантный гонор не позволял отступать – но его напарник, все это время молчавший, спросил вдруг:
- А самогон есть где купить?
И такая надежда звучала в его голосе, что Илья улыбнулся широко и сказал Петровичу:
- Вроде осознали, а?
Петрович с сомнением покачал головой и вышел, ничего не сказав...
После обеда, управившись со всеми делами, он заехал в магазин. Алёнка, увидев его, улыбнулась радостно:
- Так и уехали они, Иван Петрович. Пол-ящика забрали все же. Вам половины-то хватит? – она вдруг разволновалась.
- Да не надо мне водку-то. Нешто не знаешь – не пью ведь.
- А… а зачем тогда?
- За таком – он усмехнулся в бороду. – Все ли готово, хозяйка?
- Конечно, да – Алёнка засуетилась. – Санька! – это она брата кликнула – иди сюда. Ивану Петровичу машину загрузить помоги.
Санька, крепкий паренек лет пятнадцати, легко подхватил мешок с мукой и вынес его к машине. Затем таким же манером унес сахар и соль.
- Алёнка, а дай-ка мне шоколадку воооон ту.
- Вы ж не едите шоколад, дед Вань? – девчушка смотрела на него хитро.
- А ты все равно давай, мало ли для чего мне…
И когда Алёнка протянула ему шоколадку, продолжил:
- Может, я внученьку побаловать хочу – и протянул лакомство продавщице.
Та зарделась смущенно:
- Ну дед Вань, ну опять вы…
- Не опять, а вдругорядь – Петрович улыбался так радостно, что Алёнка тут же развернула шоколадку, отломила кусок и протянула деду…
…Лодка почти не заметила немалого груза, разве что мотор гудел чуть громче. Ну оно и понятно – груженая лодка да еще и против течения…
Чара деловито обнюхала покупки и осталась довольна, привычно устроилась на носу и принялась смотреть вдаль. Дед правил лодкой, то прижимаясь поближе к берегу, уходя с основного русла, то, наоборот, вылетая на стремнину – он на этой реке знал каждый камешек. На подходе к островку с туристами он увидел на берегу давешнего десантника. Тот, заметив лодку, отвернулся и что-то крикнул своим товарищам. У ног десантника прямо в воде лежали две удочки, поплавки беспокойно плясали, прибитые течением к большому валуну.
Петрович хотел было пройти мимо, но передумал. Люди все же, не дело вот так их бросать, не предупредив. Тем более что над горами синела большая пузатая туча – там точно будет дождь…
Лодка ткнулась в берег, и Чара тут же спрыгнула на мелкие камни. Навстречу ей выскочили два пса. Один крупный массивный чернявый кобель с жесткой курчавой шерстью, с ходу сунулся было обнюхаться, но Чара долго не думая хватила его за бок, и он отскочил, обиженно визгнув. Второй пес, крохотный белоснежный клубок шерсти, смотрел на Чару заворожено и вовсю махал пушистым хвостом. Это что ж за чудо такое?
Петрович выбрался на берег, подтянул лодку и неспешно пошел к костру. Пес рыкнул было, намереваясь не пускать гостя к огню, и тут уж Чара не утерпела – вытянув голову чуть вперед и молча оскалив клыки, она медленно пошла на кобеля. Тот вызова не принял и юркнул за вышедшего из-за навеса здоровенного мужика лет пятидесяти, неуловимо похожего на давешних парней. Отец им, стало быть.
- Здравствуйте – Петрович как гость поздоровался первым.
- Здорово – бухнул мужик, протянув широченную, как лопата, ладонь с толстенными, поросшими рыжим волосом пальцами. – Садись, отец, к огню.
Петрович присел у костра на стоящий цветастый раскладной стул.
- А ты, батя, его не шибко потчуй! Он нам водки зажал! – заголосил второй из братьев откуда-то от воды.
- Рот закрой, тетеря – мужик покачал головой осуждающе – глупые, молодые же.
Он набулькал в пластиковый стакан пива из плавающей в холодной воде бутылки и протянул ее Петровичу. Тот отрицательно покачал головой, с постепенно закипающей злостью оглядывая лагерь. В кустах и траве валялись пустые бутылки из-под водки, ветром снесло со столика салфетки, которые теперь белели там и сям.
- За знакомство, а? Меня Генкой зовут, а эти два охламона – сыны мои, Санька и Колька. Ты на них не серчай, если обидели чем – не со зла они. Но обидеть могут, вишь какие? Порода! – он гулко хлопнул себя по широченной груди и залпом опустошил стакан, бросив его к огню. Заметив осуждающий взгляд Петровича, промолчал, налил себе рюмку водки.
- Водку, я так понимаю, тоже не будешь? – он в упор глядел на деда.
- Не буду. Не пью я.
- Аааа – протянул тот и опрокинул рюмку, поморщился и отправил ее следом за стаканом. – А чего приплыл тогда? Пить не хочешь, разговаривать тоже.
Из-за спины Петровича из кустов появился десантник. Подошел к столу, налил рюмку, не поморщившись выпил и только после этого сказал:
- Может, водки привез? Совесть загрызла, и привез, а, дед? – он заржал.
Петрович поднялся и заговорил, в упор глядя на Генку:
- Предупредить хотел. Вон там, в горах – он указал рукой – сейчас дождь. И к ночи вода в реке подымется. Вас отсюда смоет как мусор.
Генка поднялся и подошел к Петровичу, возвышаясь над ним скалой:
- Недобрый ты какой-то, дед. Мы тут вроде как гости, а ты нас мусором…
- Приберитесь за собой лучше, пока не смыло. Загадили все… - Петрович сплюнул под ноги, развернулся и зашагал к лодке, а в спину ему донеслось недовольное Генкино:
- Разберемся. Предупредить он хотел…предупреждальщик.
Петрович, уже сидя в лодке, бросил им:
- Мусор приберите…
Все привезенное Петрович таскал в избу до темноты. Уже и звезды высыпали на небе, когда он устроил в сарае последнюю канистру. Настал черед тянуть наверх лодку, иначе смоет ее поднявшаяся вода. Сложил мотор и весла и принялся за подьем. Ох и тяжела она для одного, но помощников нет, так что некогда жаловаться… Затянул с божьей помощью – сюда воде не дойти. Уселся передохнуть и услышал в ночи несущиеся со стороны лагеря беспокойного семейства веселые крики и музыку. Потом вдруг бахнул выстрел, еще один…Петрович покачал головой – только б не поубивали друг друга…
Накормил Чару и принялся за нехитрый ужин, все время думая о том, что река глупых не прощает. Он их предупредил и вроде можно спать, но…потонут ведь, дураки. А с пьяных глаз тем более…
Поужинав, Петрович достал моток тонкого капронового шнура, навязал на нем пару петель, прихватил топор и отправился вниз по склону, подсвечивая себе фонариком – в темноте недолго и расшибиться. Чем ближе он спускался к воде, тем громче слышал пьяные выкрики и громкую музыку. И так это было чужеродно, что Петрович поморщился как от зубной боли и чуть было не повернул обратно. Но крепшее в душе предчувствие беды гнало его вперед…
На берег он вышел чуть ниже островка, на котором вовсю гуляли горе-рыбаки. Ярко полыхал костер, играла музыка из стоящего на столике приемника, а семья в полном сборе выстроилась на берегу. Чего они там делают? Десантник держал в руках карабин. Вот он вскинул его к плечу…
- Б-бах! – раскатистый гул полетел над рекой, но быстро потонул в шуме воды.
Вода поднимается! Петрович по изменившемуся шуму понял, что время на раздумья вышло. Он громко свистнул, привлекая к себе внимание троицы. Генка закрутил головой, пытаясь уловить направление звука, и дед свистнул еще раз. А потом закричал, пытаясь перекричать и приемник, и реку:
- Вода! Вода поднимается! Давайте на берег!
- Да пошел ты! – младший из сыновей упал на камни, поднялся пьяно и неверной походкой пошел к столу. Но не дошел, упал снова, сбив приемник на камни. В установившейся тишине Петрович снова заголосил:
- На берег давай! Вода поднимается! Потонете!
Десантура присел на корточки у воды, чуть не кувыркнувшись в воду, поднялся и что-то сказал Генке. Тот выслушал внимательно и вдруг заметался по лагерю, то хватая стол, то лежавшие тут же удочки. Младший сладко спал, громко храпя под столом. Десантура одним могучим рывком выдрал из земли палатку вместе с державшими ее кольями, завернул в нее брата и устремился в темноте к берегу. Перович рванул навстречу. Десантура, запалено дыша, пер наверх, держа на руках брата, и дед только диву давался тому, сколько же в парне силищи. А тот, увидев свет дедова фонаря, сменил направление и уже через минуту храпящий сверток лежал у ног деда.
- Ты это…за Колькой присмотри – сказал и рванул гназад.
Санька, значит… Нечего тут присматривать. Петрович устремился вниз, приготовив моток. Черная вода уже почти затопила островок, где метался Генка, пытаясь спасти свое добро. Шатер уже сломало и унесло куда-то в темноту, костер исчез под водой, вторая палатка сиротливо жалась на жалком пятаке суши. Санька сунулся было в воду и тут же упал, сбитый с ног течением. Одним рывком он выскочил на берег и заорал не своим голосом:
- Батя! Баааатя!
А Генка вдруг остановился, застыл у палатки, глядя как вода стремительно подбирается к его ногам…
- Санька, дерево руби! – Петрович сунул парню топор, а сам приготовился кидать веревку.
Парень секунду глядел непонимающе, а затем с остервенением принялся рубить высокую березу.
- Генка! Геенка! На месте стой! Жди! – Петрович кричал изо всех сил. – Санька, вон туда постарайся уронить, за камень! Понял?
Парень кивнул и принялся рубить с удвоенной силой. Береза заскрипела и ухнула в воду, угодив серединой ствола между двух больших камней. Генка рванулся к березе, и в тот же миг палатку за его спиной сначала раздуло, а потом смяло и сорвало с места, мгновенно унеся в темноту.
Генка полз по березовому стволу, гудящему под напором воды – того и гляди сорвет. Санька тоже это понял и рванулся вниз, к воде.
- Стой, куда!
Но он уже возвращался, таща перед собой огромный мокрый булыжник. С надсадным хрипом бросил его перед комлем березы и упал сверху обхватив дерево руками.
- Батя, ползи! Держу, батя!
Петрович побежал ниже поберегу - если Генку сорвет, он веревку кинет, хоть какой-то шанс. Быстро привязал к веревке хороший сук – и летит хорошо, и веревке утонуть не даст, и…если не хватит петель, Генка за него ухватится. Может быть…
Береза не выдержала. С громким, пушечным треском та ее часть, где был Генка, лопнула и дерево понесло. Генка скрылся в темноте.
- Бааааатя! – отчаянный крик Саньки перекрыл даже рев воды.
Петрович кинул в темноту веревку:
- Держииииии! – не своим голосом заорал он, и вдруг почувствовал мощный рывок, едва не сбросивший его в воду. Петрович упал на спину, упираясь ногами в разъезжающиеся камни:
- Сааааня!
Тот оказался рядом тут же, все понял и вцепился в веревку. Ух как он тянул! Похожие на речные валуны плечи и мощные руки работали как какой-то чудовищной мощи механизм, из горла рвалось сиплое:
- Батя…батя…
А ведь не факт, что батя…Может и веревка в кроне запуталась… Но Санька тянул, не останавливаясь. Веревку прибило к берегу и она вдруг ослабла. Санька рванулся было в ту сторону, но ноги подломились – невозможное усилие отобрало даже его исполинскую силу.
- Я щас, Саня, я щас – Петрович, приговаривая про себя, бросился в темноту, не выпуская веревки из рук.
«Только бы Генка, только бы…» Распластанное на берегу лицом вниз тело он нашел на ощупь. Подхватил под плечи и потянул повыше, от воды. Но его тут же оттолкнули, мощные Санькины руки подхватили отца и рывком втянули повыше, перевернули лицом вверх. Санька упал рядом на колени, приложил ухо к груди:
- Батя, дыши! Ну же!
Сел, посмотрел дикими, безумными глазами на Петровича и заорал, завыл, задрав лицо в ночное небо…
Зря все… Санька вдруг со всей мочи ударил могучей ладонью по груди отца:
- Нет! Ты не можешь так!
И вдруг Генка выгнулся дугой, заперхал, закашлялся хлынувшей из легких водой. Санька перевернул его на живот:
- Батя…батя…живой…
Из глаз его катились слезы, он плакал, как мальчишка:
- Батя…ну все…все…
…Солнце поднялось над горами, залив теплыми лучами умытую тайгу – под утро пошел небольшой дождь. Петрович сидел перед избой и чистил картошку - сегодня кормить надо много народу. Рядом сидел похмельный Колька и в меру сил помогал. Санька колол дрова, а Генка отсыпался в избе. Они добрались сюда под утро. Сначала Санька притащил отца, потом он нашли и Кольку – он храпел на всю тайгу, проспав «самое увлекательное», как сказал Санька. На деревянном столе стоял парящий котелок с чаем.
- Ты чаю-то глотни – посоветовал Петрович. Колька беспрекословно подчинился – они с Санькой теперь только по имени-отчеству к нему и обращались. И сломя голову бросались выполнять любое поручение. Скажи Петрович медведя живого притащить – притащат. Эти притащат.
В избе послышалось кряхтение, надсадный кашель, и на пороге показался Генка. Он едва стоял на ногах, облокотившись плечом о косяк. Глаза его метнулись по поляне…один сын…второй….
Он осел на порог и счастливо улыбнулся. В глазах его стояли слезы. Парни не сговариваясь кинулись к нему, подняли, облапили и так все втроем застыли…
- Иван Петрович, ты это…спасибо тебе – Генка покаянно опустил голову – мы тебе по гроб жизни, все что хочешь…
Петрович кивнул – было б о чем говорить. Помолчал немного, а потом спросил с хитрецой:
- Все что хошь?
Вся троица загомонила наперебой, убеждая что да, мол, хоть звезду с неба.
- Чистоту хочу. На берегу. Приезжайте, как охолонете немного, будем реку чистить.
Генка глянул на Петровича серьезно, потом на сыновей, пожал плечами и кивнул:
- Добро. А я тебе машину подарить хотел.
Машина у Генки добрая, Петрович оценил утром, когда они с Санькой за аптечкой ходили. Большой какой-то джип.
- Есть у меня машина… А вот чистоты вокруг нет.
Генка кивнул еще раз и принялся за еду…
Через неделю в гости к Петровичу нагрянул целый отряд, во главе которого был Санька. Три десятка крепких парней с запасом огромных мусорных мешков поздоровались и выжидательно уставились на Саньку.
- Иван Петрович, вы извините, батя не приехал – пневмония. Но мы здесь. Сейчас все зачистим…
Парни жизнерадостно заржали и устремились на берег…
Ве фото взяты в сети
Лучшие комментарии по рейтингу
СКС дед зачем в деревню взял и где он дальше находился и куда делся?? Если "по-Станиславскому", то ствол зря упомянут....
Может в рассказе "мотор 30" заменить на 15?? - потому что 30-ка под 60 кг весит....... А судя по лодке - 15-ха ее вполне потянет, да и "деду легче"!
...а за рассказ спасибо!
;
;
;
;
;
;