Три роковых медведя. Так ли все просто?
Э. Леонтьев, биолог-охотовед
Хорошо мне проповедовать безобидность медвежьего нрава, когда все три зверя оказались роковыми в кавычках. Если поразмыслить шире, то в каждом случае могла быть и другая вероятность.
Первого медведя я мог ранить, а ярость раненого зверя известна. Мы были вплотную друг к другу, и не известно, чем закончился бы для меня этот контакт. Второй мог просто наступить мне на голову… При этом я улетел бы со скалы. Третий же мог не суметь отвернуть на крутяке. Вот и расплющил бы меня о кедр без злого умысла.
Случайно ли, что десятилетиями не было никаких роковых, а тут подряд раз за разом? В чем дело? В том, что раньше больше приходилось бродить в обычных таежных промысловых угодьях, где медведи приучены всячески избегать человека. В последние годы я работал в местах, где лет десять подряд медведи стали заповедными и, видимо, привыкли к своей неприкосновенности. Они еще не утратили страх перед двуногим существом, но повышенную осторожность подрастеряли. Результат — участившиеся столкновения с людьми. Конечно, увидеть в тайге своими глазами такого редкого в общем-то зверя — большая удача. Однако зверь-то — хищник.
Наука о поведении животных — этология — утверждает, что у хищников есть одна особенность — так называемая критическая дистанция сближения. Все живые существа, оказавшиеся к хищнику ближе этой критической дистанции, воспринимаются ими как агрессоры, то есть подкравшиеся для нападения. Характер у хищников одного и того же вида бывает разный, так сказать, имеет индивидуальные особенности. Среди них есть и трусы, и невозмутимые «олимпийцы», и заядлые драчуны. Так вот: трус от агрессора убегает, «олимпиец» просто стоит и смотрит, что будет дальше, драчун-забияка рад подвернувшейся возможности проучить «нападающего». Значит, и по науке выходит, запросто можно оказаться в лапах медведя не нападающего, а защищающегося.
Абсолютное большинство известных случаев нападения медведей на людей можно объяснить этой особенностью поведения хищников. Как ни осторожны дикие звери, но даже шумные ягодники, бывает, сталкиваются в тайге нос к носу с ними. Ладно, когда это косуля или заяц. Ну а если медведь, всякое может случиться.
По-видимому, охотники-промысловики не зря не доверяют медведям. Вековой опыт выработал и у них свою «критическую дистанцию» размером с промысловый участок. Если с осени в угодьях промыслового охотника появляется медведь, если охотник трусоват, или медведь сам поспешно не покинет охотучасток — с медведя снимают шкуру. Не щадили промысловики медведей — били без всякой видимой надобности. Когда приходилось спрашивать: «Зачем зря зверя загубил?» — всегда слышал один вопрошающий ответ: «А ежели бы он меня сожрал?» Раньше такие ответы казались мне наивными. Теперь, кажется, я начинаю понимать таежников.
В последнее время медведь отнесен к числу лицензионных видов. Охота на него разрешается только по специальным платным разрешениям-лицензиям. Медведь, разумеется, самый богатый трофей. Шкура — ковер, гора мяса с салом, целебная желчь — все это реальная ценность, свободно реализуемая и выражаемая не одной сотней рублей, Однако охотники-промысловики не торопятся выкупать лицензии. Впрочем, я тоже еще не брал лицензии. Почему?
Не знаю, как в других местах, но в Сибирской тайге добывать медведя не так просто, как многие думают. Сроки охоты на него продолжительные, но большую часть этого времени медведь-то проводит в берлоге. Если нет найденной берлоги, практически нет и надежд на удачную охоту. Вот охотники и не рискуют покупать лицензии. Период от начала охоты на медведей до их залегания в берлоги коротковат. Особенно для охотников-спортсменов.
Для охотников-промысловиков с введением лицензионной охоты на медведей встала другая трудно разрешимая проблема. Теперь они не вправе поднимать ружье на косолапого, если заранее не разорились на полсотенную. По инструкции даже агрессивного зверя можно отстреливать только после проверки его агрессивности органами охотнадзора.
Как быть промысловику, если на участке промысла появился медведь? Терять самые производительные первые дни сбора урожая мягкого золота на многодневный выход из тайги за лицензией? Вообще не начинать промысла, пока медведь не заляжет в берлогу? Сознательно пойти на браконьерство, для создания безопасных условий охоты отстрелять медведя без лицензии? Начать промысел пушнины, ежедневно рискуя случайно оказаться в пределах критической дистанции хищника с беличьим зарядом в стволе ружья?
Все варианты чреваты издержками. Любое опоздание с промыслом ведет к неминуемым потерям в заготовках пушнины, в заработке охотника. Браконьерский отстрел также сулит крупный денежный начет, а то и лишение охотничьего участка. Добросовестное исполнение охотничьей инструкции немыслимо с позиций общих правил техники безопасности на производстве.
Опыт американских национальных парков, мои три «роковых» показали, что там, где перестают держать медведей за пределами выстрела, они быстро теряют почтительность к человеку — сами начинают идти на близкий контакт с людьми. Такие контакты нередко кончаются трагически. Проявив дисциплинированность в охоте, не повторим ли мы ошибку американских национальных парков? Не придется ли лет через 15-20 объявлять медведя вредным хищником и платить премии за его истребление? На мой взгляд, такая опасность есть, и она очень скоро может реализоваться, если отдельные положения нынешней инструкции о порядке отстрела бурых медведей не будут пересмотрены.
По-видимому, в первую очередь надо дифференцировать цены. Высшая цена должна быть за отстрел медведей на берлогах. Сроки охоты на медведей в период их бодрствования должны совпадать со сроками на любые виды охоты, включая и краткосрочную весеннюю. Пусть любой охотник, отправляющийся с ружьем в лес на законных основаниях, внеся умеренную плату, получит маленькую надежду на большой охотничий трофей.
Промысловикам как лицам, занятым производственной деятельностью, надо представить право самим решать, как поступать с медведями на участке. Продукция охоты в этом случае непременно должна поступать в заготовки, а стоимость лицензии взиматься с заготовительных организаций государством не вперед, как при промысловом отстреле копытных, а по результатам фактических заготовок, как это принято в заготовках лесных ягод и орехов.
Пусть в наших лесах будет больше бурых медведей, охраняемых правилами охоты. Однако пусть это будут настоящие дикие звери, а не полуодомашненные обнаглевшие попрошайки, которых и стрелять стыдно, и оставлять на воле смертельно опасно, так как они могут стать людоедами.
