Последний выстрел
«Да улетайте уже, мать вашу!». Глухой выстрел порвал предрассветную тишину, по низине расплылось короткое эхо. С нескольких деревьев разом снялись три глухаря и полетели в сторону болота. На восточной стороне прорезалось несмелая полоска зари.
Начало мая и начало охоты каждый год всё более непредсказуемо, то ночные морозы доходят до минус десяти, то неделями льёт дождь, а то и вовсе снега по колено навалит. Да, северная природа чудит в последнее время. Но какой бы она не была, с весной пробуждается в охотнике особое чувство, чувство свободы, надежды на удачу, надежды на жизнь. Сей год апрель выдался средним, с привычными мёрзлыми утренниками, в которые особенно хорошо колются берёзовые чурки, привезенные ещё с зимы. Без дождей, порой было пасмурно и скудные солнечные лучи только после обеда слизывали с прошлогодней жухлой травы остатки ночного инея. За зиму снег своим весом надавил на забор и два столбика надломило у самого основания, прогнили, менять надо. Анатолий хотел было поменять, выдернуть их и рядом вбить новые, сделанные из отдававших янтарным блеском сосновых вершинок, но - ровга, земля не отошла ещё и на десять сантиметров. Ну, в другой раз значит. «Надо жене сказать, что рано еще, а то будет наседать. В последнее время что-то тяжковато случается. Возраст? Да вроде только за полтинник перевалило, не должно. Ну ладно».
Снега лежало ещё многовато местами: в низинах, в тенистых ельниках, где почему-то особенно любили бегать «по полу» взбудораженные и опьяненные прелым майским воздухом петушки-рябчики, на склонах ручья. Днём оставшийся снег превращался в ледяное крошево, а по ночам снова сковывался крепкой коркой. «Патронов бы надо зарядить, их конечно малость есть, но на будущее, так спокойнее. В коробке, кажется, лежало штук 15 стреляных латунек двенадцатого калибра, сделаю десять единичек да пяток тройки. Мне хватит» - подумал Анатолий и не спеша отправился за дровами, чтобы затопить баню.
Над рубленной в 12 венцов банькой сначала несмело, а потом всё увереннее заструился сероватый дымок, отдававший небольшой, но приятной горечью от сожженного в печке березового веника, который выполнил свою работу на прошлой неделе. В предбаннике оставалось еще 10 штук, как раз до Петрова дня хватит, а там и свежие подойдут. На поля за деревней уже подтягивалась различная живность: кроншнепы-долгоносы, перелетая с места на место сначала как будто разгоняли свою трель, а потом, уже не сумев остановиться, заливались в своей весенней песне, чибисы небольшими компаниями по 3-4 штуки замысловато кувыркались в воздухе, по вечерам слышалось несмелое жменьканье селезней. За ручьем, у леса рыжели прошлогодние невывезенные стога сена, будто небольшие часовенки со стожаром вместо креста, а недалеко от них как монахи в черных рясах с первым лучом солнца начинали свою утреннюю несколько косачей, бормоча себе под носу молитву, известную только им. В топке догорала последняя головёшка и, чтобы не затягивать время, Анатолий с усердием обколотил её кочергой для ускорения процесса, и пошёл домой на пол часа, пусть баня «выстоится». Баня прошла не так, как была запланирована. Даже попариться не удалось, в виски забарабанило, как будто дятел в надломившуюся сушину. Жена Анатолия, почувствовав неладное, предложила съездить ему в райцентр, чтобы обследоваться «по полной». Анатолий не любил больниц, от одного запаха витамин и вакцин еще с детства зарекся как можно реже там бывать, но решил не перечить жене и на следующий день рано утром уехал. Вечером, вернувшись домой, сказал всем что всё в порядке, но даже не поужинав стал с тщательностью и молчаливо заряжать патроны, которые еще вчера приготовил. Рано утром вышел во двор, сел на скамейку, где-то, еще не выйдя из азарта еще продолжали бурлить парочка косачей. В голове клубились мысли, как тот дым, из бани. А особенно надоедало одно слово, короткое, но со вчерашнего дня так врезавшееся в мозг – рак. Причём, как Анатолий отметил для себя с грустной иронией, рак «не первой свежести», последней стадии. Жил в деревне один мальчишка, Пашка, лет 12, которого Анатолий не раз встречал раньше в лесу. Он с усердием и собранностью, казалось бы неприсущими еще такому мальцу бродил по перелескам и упорно подсвистывал рябчиков. И как-то видно по нему было, что охотник из него вырастет толковый, бережно относящийся к природе и ко всему живому. В один день встретил он его у магазина, ходить становилось еще тяжелее. Отведя Пашку немного в сторону, с улыбкой спросил: «Парень, глухарей-то в лесу встречал?». Пашка немного смутившись ответил, что пару раз видал, но не даются они, уж больно чуткие, не то что рябцы. Еще раз взглянув на паренька сказал: «Значится так, запоминай и никому не рассказывай. Там где ты рябчиков ходишь свистишь, есть старая ветка, по ней на тепловозах раньше лес вывозили, пройти по ней нужно километра с три по прямой, вдоль озера, а потом она резко влево забирает, так вот если пойти вправо а не влево, то через метров семьсот будет борок сосновый, там уже лет 30 токовище у глухарей, немного их там, но есть». Сказал и ушел. А Пашка посмотрел в след ему с недоумением зачем и почему, но запомнил все приметы. Днем Анатолий стал собирать рюкзак, взял патронташ, тулку, котелок, пару кусков хлеба, поцеловал жену и вышел за деревню. Идти было тяжело и первое попавшееся сухое деревце стало пешнёй. Шёл долго, муторно, часто пил. Вот отворот ветки влево. Немного еще. Стали виднеться корабельные сосны, дошел. Привычное костровище под одной из них, здравствуй дом, здравствуй моя лесная обитель. Время приближалось к вечеру, вальдшнепиный первооткрыватель серой тенью плыл по небу, здороваясь с Анатолием своим хорканьем. Начало заметно темнеть, время к полуночи, угли костра отдавали своё последнее тёплое дыхание, одним боком чернея, а другим еще держа огненный запал. Но вот и они погасли, наступила полная тишина. Тишина в природе, тишина в голове, тишина в душе. С промежутком в несколько минут поочерёдно на верхушки деревьев хлопнулись тяжёлые птицы, и снова всё замерло.
Время тянулось густо, медленно, словно мёд переливали из одной банки в другую. Стали различаться силуэты верхушек деревьев, до слуха донеслось щёлканье, с одной стороны, со второй, с третьей. Наступало очередное утро. «Да улетайте уже, мать вашу!». Глухой выстрел порвал предрассветную тишину, по низине расплылось короткое эхо. С нескольких деревьев разом снялись три глухаря и полетели в сторону болота. На восточной стороне прорезалось несмелая полоска зари.
