Зарождение ненависти (зло порождает зло) (продолжение)
... Мать-волчица облизнула выступившую на уголках губ кровавую пену. Ей во сне грезилось, что она после удачной охоты обнюхивает каждого волчонка, как бы поздравляя с первой добычей. А рядом с довольным видом твердо стоял матерый. В крепких объятиях морфея, как в убыстренной съемке фильма, сны менялись друг за другом. Вот, под огро
мным выворотнем стоит исхудалая, облезлая волчица. Несмотря на изможденный вид, глаза ее полны надежды, радости. Ах, это же она сама... Под этим выворотнем в логове похряхтывают во сне семь новорожденных, слепых волчат. Волчица пришла с первой после ощенения охоты, где полакомилась ондатрой. Вот сейчас заползет в логово и покормит своих детенышей. Но! Почему то вдруг выворотень, словно ожив, начинает отдаляться от нее! Между ними по земле пробежала змейка трещины, которая начала разрастаться вширь... Отколовшийся кусок земли с логовом постепенно начал проваливаться в бездну... “о, горе мне!” – проскулив в кошмаре сна мать-волчица очнулась. Сердце бешено колотилось, все тело била крупная дрожь. Распухший от жажды язык казалось, заполнил всю пасть. От тоски мать-волчице захотелось завыть, но из горла вырвался только хрип... Кто защитит ее, кто будет подпоркой ее ослабевшему телу? Из глаз несчастной, больной волчицы лились обильные слезы... Слезы безысходности, бессилия... “ ну почему же я осталась жива?! Лучше бы, вместо того, чтобы убегать, вышла на чистое поле и подставилась под пули, чем так мучиться... Ну зачем же бросила свой помет и не разделила с ними их участь? Для чего мне жить-горевать?” – горевала она. Неужели на всю оставшуюся жизнь суждено ей в одиночестве выть на луну, бродить неприкаянно по застывшей от стужи тайге? От этих мыслей в голове помутилось, до того захотелось умереть, что все тело свело в судорогах. Волчица с трудом подняла отяжелевшую голову. Невыносимая боль терзала грудь, было трудно дышать. Она еле выплюнула остатки заложенной вчера за губу лечебной травы. Почти теряя сознание, подсознательно прихватила новую порцию спасательной травы и вновь провалилась в черную бездну беспамятства. Так, между жизнью и смертью, в бреду, пролежала два дня. На утро третьего дня, волчица очнулась. Пламя в простреленной груди угасла, тело ломило от окоченения. С трудом перевернувшись на спину, разминая тело, несколько раз перекатывалась с бока на бок. Затем поползла к выходу норы, осторожно высунулась и, вдохнув живительного морозного воздуха, выбралась наружу. Жадно начала хватать снег, заглушая прохладной влагой жгучую боль горящих внутренностях. От одной мысли, что она осталась жива ценою жизней своего выводка, становилось до жути невыносимо, захотелось исчезнуть с этой земли, умереть... И она решилась. На слабых еще ногах повернулась к такому дорогому логову, где она выкармливала своих щенят. Прикрыв глаза, во всю грудь вдохнула родной запах, на минутку задержала воздух, впитывая всеми фибрами тела этот волнующий дух... Опустилась на вмиг ослабевшие задние ноги, посидела чуток и побрела в сторону студеной речки, где даже в страшную стужу клубится туманом незамерзающая полынья. Она звала ее, притягивала своей черной бездной. Броситься головой в омут - вот ее удел в настоящее время! Когда голубоватые тени, лежащие на снегу, стали насыщенно синими, она таки дошла до речки. Жадно прильнула мордой к воде, начала жадно пить. И вдруг увидела свое отражение: исхудавшая, измученная, но с глазами, полными ненависти к злодеям, погубившим ее стаю. Словно ток пробежал по ее еще слабому телу, сжимая в тугую пружину дряблые мышцы, она вздрогнула мелкой дрожью, зарычала и, наполненная жаждой мщения, отскочила в сторону от притягательной бездонности полыньи. От берегов студеной речки решительной трусцой бежала волчица, заряженная до исступления решимостью мстить, карать убийц хозяина, ее помета. Когда она выбежала на поляну, облачное небо прояснилось и волчица, присев, задрала голову к небу и раздался тоскливый вой. Было в этом вое великое горе над загубленным потомством, плач по верному другу, злоба на весь род людской...
