Хищники (Отрывок)
Хищники
Охотиться Юра начал уже в зрелые годы. Ему исполнилось тридцать два, когда он устроился на работу в Казачинский коопзверопромхоз. Устроился рабочим, но почти сразу был переведен штатным охотником.
Конечно, ружьё у него было и раньше, – уток иногда стрелял, но чтобы штатным охотником, – не думал. Директор уговорил, – ему человека надо было отправить на курсы рыбака-профессионала, а ехать в Иркутск на месяц никто из охотников не хотел.
Юра согласился, – хоть какое-то разнообразие в жизни. Да и рыбалку он любил, отдавался этому занятию самозабвенно и без остатка. А здесь предлагают стать профессиональным рыбаком.
– Правда, называться будешь штатным охотником, но это, как говорится, “хоть горшком назови, только в печь не ставь”, – пояснил директор.
Время учебы пролетело незаметно. Стал работать бригадиром на Ближнем озере. Рыбачили в основном сетями, весной только неводом, до нереста. План был небольшой, – шесть тонн соровой рыбы. Но и это налагало определенную ответственность. С каждым центнером не поедешь в поселок, значит надо путёвый ледник, рыбу почистить и посолить по совести, чтобы потом не краснеть. Сети, опять же, починить, лодки, моторы, вообще, хозяйство приличное. По-другому Юра и не хотел.
Не ошибся в этом плане директор, по месту пришёлся бригадир. Крутился нормально, везде успевал. И бракованной рыбы в том году не было, и скандалов с рыбаками.
Так и пролетело лето, в хлопотах и заботах. Зашуговало уже, когда лодки в промхозовскую ограду затаскивали, да невод с сетями в складе развешивали.
Охотники густым роем толпились по всем кабинетам промхоза. Особенно, у начальника участка и охотоведа, – получали наряд-задания, оружие, спецодежду и кое-какие продукты, под пушнину. Гомон в коридоре стоял с утра и до позднего вечера. Начальник участка делал вид, что не замечает всё более веселых и развязных разговоров штатников, а потом и сам присоединялся к их компании, оставляя недописанные договора на завтра. Охотники угощали.
Юра не знал, куда бы себя деть. Было какое-то чувство неловкости, неполноценности даже. Все нужны, все при деле, а он нет, вроде и не нужен больше. Это угнетало.
Дождавшись директора, он попросил разрешения и вошёл в кабинет. Вопрос был один: – что дальше?
– Отдыхай, пока, – сказал директор, – потом что-нибудь придумаем. Может, сети садить будешь, да и старые ремонтировать надо. Могу на зиму на пилораму определить.
Но Юра настроился на другое:
– Может, стоит попробовать себя на промысле, – какой он, хлеб охотничий?
Директор возражать не стал, но сразу твёрдо заявил:
– В тайгу на пушнину пока не пущу, сам не сумеешь, а свободного напарника нет. Эту зиму оленевать будешь, в Ханде. Там и с охотниками притрёшься, и понюхаешь тот самый хлеб. Так что, пока отдыхай, а охотовед освободится, оформите разрешение на карабин.
…После ноябрьских праздников Юру, действительно, завезли в Хандинские калтуса, в зимовьё, которое стояло прямо на берегу реки и называлось «Прохор».
Зимовьё было старое, даже древнее. Но место было красивое, берег возвышался, в стороне шумел светлый сосновый бор. Видимо не одно поколение эвенков пользовалось этим зимовьём, об этом говорил и тот факт, что дров поблизости вообще не было. Их нужно было пилить в полукилометре и возить к зимовью на нартах.
Здесь начинался пологий подъём на хребёт, выгоревший лет пять назад. Тогда засуха была страшная, леса горели по всей Сибири, порой дышать было трудно, – такой плотный был дым. После той засухи в Хандинских озёрах, да и в самой реке, воды убавилось вдвое. Года два потом рыбы не было, едва покушать себе добывали. И вот теперь сухие стволы, результат давнего пожара, представляли собой завидные дрова.
В зимовье никто не жил и Юра обустроился по-хозяйски. Два дня ушло на заготовку дров, кое-какой мелкий ремонт.
Пока занимался домашними делами, постоянно поглядывал через реку. Там начинался широченный калтус, – чистота, разрезающий пойму реки поперёк до самого хребта. Этот хребёт является пограничным с Жигаловским районом. Именно там, в чёрных тайгах, охотились сейчас эвенки, гоняли соболей, потом спустятся сюда, оленевать.
Калтус притягивал взгляд, гипнотизировал своей открытостью. Только по самому берегу Ханды, да по ключу, который впадал как раз напротив зимовья, стеной стоял метельник да ерник. Заросли этого кустарника местами были такими плотными, что если в нескольких шагах трактор поставить, то и не увидишь. Так охотники шутят. А калтус был чистым, оленей заметишь сразу.
Несколько дней ходил охотник по этому калтусу, да и на соседние вылезал, ноги выворачивал по кочкам, но толку не было. Следы оленей попадали, в другой раз почти свежие, но самих зверей не видел.
Только через неделю, возвращаясь под вечер в зимовьё, Юра, как обычно, бросил взгляд на калтус – олени. Сразу их увидел, четырёх, они копытили, добывая ягель из-под снега. Быстро вернувшись в лес, Юра стал огибать чистоту по краю, не показываясь и всё приближаясь к оленям. Расстояние до них было около трехсот – четырехсот метров, – ещё пока точно не научился определять.
В руках винтовка «трёхлинейка». Охотовед сказал, что она лучше любого карабина, можно стрелять хоть на километр, но чёрт его знает, что-то у большинства охотников карабины. Правда, три раза он выстрелил в доску, на сто шагов. Все три пули попали в цель, понравилось.
И теперь, когда он уже пробирался на опушку, готовя для работы винтовку, он и не думал, что может промазать. В голову лезли дурацкие мысли о том, что уже вечереет, – не успеет дотемна ободрать. Тем более, что навыка нет, один раз только помогал соседу обдирать возле стайки бычка, да и то, поддатые были.
Выбравшись на край калтуса, он вновь увидел оленей, но теперь они были на одной линии с ним, не такие, какими он их увидел оттуда, сверху. Показалось, что они дальше. Двинув планку прицела на пятьсот, Юра прицелился в ближнего и выстрелил.
Олени вскинули головы, но не поняли, откуда донесло звук, стояли в напряжении. Передернув затвор, Юра ещё раз выстрелил. Весь табунок бросился от него. Вспомнил, что стрелять надо с упора, кинулся к ближнему дереву, на ходу передёргивая затвор. Прижавшись к дереву, прицелился в мелькающие зады удаляющихся оленей, снова выстрелил. Олени, как по команде, остановились, повернулись боком. Снова выстрел, олени кинулись в обратную сторону, прямо на охотника.
Это уже потом ему расскажут, что стрелял он с большим перебором расстояния, что пули ушли верхом, не причинив никому вреда, а, ударившись о стволы деревьев на той стороне калтуса, испугали оленей и заставили повернуть назад.
Он лихорадочно зарядил винтовку, не отрывая взгляда от приближающегося снежного облака. Мелькали ноги, волнами поднимались и опускались спины. Различался горячий пар, вырывающийся из ноздрей и открытых ртов, уже слышно, как хрустят и щелкают копыта. Не выбрав конкретной цели, выстрелил в кучу. Гонка даже не замедлилась, только чуть в сторону подались, теперь стало видно всех. Прицелившись в переднего, выстрелил, здесь же вспомнил, что у него прицел на пятьсот. Передернул затвор, схватился за планку и уже краем глаза увидел, как олени исчезали в лесу. Всё. Медленно опустился на снег, стащил шапку, стал дрожащими руками искать сигареты.
Прошло ещё несколько дней. Погода стояла мягкая, морозы ещё не начинались, но и больших оттепелей уже не случалось. В обеденные часы пригревало, и Юра старался найти к этому времени живописное местечко и садился отдохнуть. Подставлял лицо солнышку.
Уже три оленя было разделано и зарыто снегом, как охотовед советовал, и гильзы винтовочные на веточке повесил, чтобы ни волк, ни росомаха не напакостили. Настроение поднялось, в себя поверил, да и в оружие. Побывал уже на всех ближайших калтусах, стал уходить подальше.
…Особых причин задерживаться в тот день не было, просто не торопился, шёл потихоньку, по сторонам поглядывал. Завечерял. К зимовью свернул и сразу услышал, как ведром кто-то брякает:
– Во, блин, гости у меня, а я тащусь еле-еле.
И уже совсем близко подошёл, когда что-то заставило насторожиться, потом уже понял что, – свет в окошке не горел.
Но в зимовье кто-то был, слышался шум, вроде вздохи, урчание. Юра шагнул в сторону от тропинки и присел за высокий, старый пень. Винтовку стащил и тихо оттянул затвор, патрон уже сидел в патроннике. Ведро, видимо, по полу каталось, брякало. Двери были открыты, висели на одной петле, а что внутри – не видно, сумерки уже.
Посидев за пеньком и послушав, понял, что в зимовье какой-то зверь, но какой? Для медведя вроде бы поздно уже – вторая половина ноября. Но решил поостеречься. Ещё посидел. В зимовье кто-то чавкал.
– Что он там жрёт?
Никто не выходил, быстро темнело.
– Замерзнешь тут, возле пенька, уж лучше воевать, пока светло.
Приготовившись и набрав полную грудь воздуха, хозяин зимовья хрипло крикнул:
– Эй, выходи!
В зимовье так охнуло, что чуть винтовка из рук не выпала, машинально бросил взгляд куда-то вверх, куда улетело в стылом воздухе это рявканье. Стало тихо, медведь, а это был он, затаился.
– Но он-то в зимовье, а я у пенька, а уже звёзды появляются. - Выходи, сказал! – В ответ только стекла из оконца брызнули, что-то затрещало внутри, доски какие-то лопались. – Вот скотина, – подумал охотник, – мало того, что продукты сожрал, наверное, так ещё и ломает что-то.
Нижние венцы зимовья были совсем гнилые, пулю они не задержат, правда и убить не убьёшь, но как-то выгонять надо. Прицелившись прямо под окошком, выстрелил. Заорал медведь благим матом, заходило ходуном зимовьишко. Можно было только представлять, что там творилось. А наружу не выходил. Маленько затихать стал, ещё раз выстрелил Юра, и снова дикий вопль, рёв. Огромный зверина вихрем вылетел из зимовья и, не останавливаясь, не смолкая, со всего маху влетел в прибрежный ерник, только кусты затрещали. И снова всё смолкло. Далеко в хребте потухло эхо. Тускло, холодным блеском проявились звезды.
В зимовье было всё смешано. Около дюжины банок «сгущёнки» были изжёваны, полувыдавлены, полувыбежали. Мука покрывала всё: нары, пол, стол, стены. Вся одежда, постель, были на полу, всё изорвано, нары наполовину сломаны. В довершение, всё было залито кровью, даже все стены были в крови.
Заткнув окно рваной телогрейкой, и мало-мало пристроив дверь, хозяин стал наводить порядок, хоть что-то выбрать, что ещё можно использовать. А сохранилось совсем мало, главное, это полностью уничтожены сигареты и чай. Видимо придется сворачиваться, заканчивать промысел.
Утром Юра осмотрел место боевых действий. Картина удручающая, – медведь был ранен и, видимо, серьёзно, так как с обеих сторон от следа было много крови.
– Откуда он только взялся на мою голову, – ворчал охотник.
Оставлять шатуна, да ещё раненого, дело негодное, это грозит большими неприятностями. Надо идти по следу. Понимая, что очень рискует, – без собаки, без опыта, один, – Юра всё-таки решил добирать медведя, в душе надеясь, что тот где-то околел и его нужно только найти. Собирался очень серьезно, не торопился. Вспоминались разные истории на тему, но ничего утешительного в голову не приходило.
Хорошо бы напарника для такого необычного дела, но соседние участки были пусты, – все эвенки на соболёвке.
По мере возможности привёл в порядок зимовьё. На клочке бумаги написал записку о том, что идёт преследовать раненого медведя. Положил её посреди стола. Ещё раз огляделся, проверил патроны, нож, машинально погладил рукой винтовку. Надо идти.
Лучшие комментарии по рейтингу
Прыжки медведя были размашистые и какие-то расхлябанные. Как будто он запинался за свои же ноги и едва удерживался, чтобы не упасть. Эти размышления радовали, вселяли надежду на легкий исход.
Но вот впереди встали стеной заросли. По берегу Ханды кустарник был до того плотным, что местами без топора даже немыслимо было туда соваться. Медведь же прошёл сквозь них, как шило в сено.
Юра остановился, пытаясь хоть что-то разглядеть впереди. Огромные кочки, сплошь заросшие метельником, тальником, всё это переплетено красноталом. В любом месте медведь мог подкараулить и легко расправиться.
– Бесполезно, по следу идти просто нереально, невозможно.
Убедившись в этом, молодой охотник решил действовать по-другому. Он пересек полосу кустарника и вышел на край калтуса. Зная примерно направление движения медведя, он пошёл параллельно по чистому месту. Пройдя таким образом метров триста, он нашёл место, где лента кустарника сужалась, можно было выйти на ключ, не продираясь сквозь непролазную стену. Так Юра и сделал, – свернул к ключу. Ещё издали он увидел след, по обе стороны которого было множество бисера алого цвета.
Охотник вновь вернулся на край калтуса и пошёл дальше, в одном направлении с медведем. Через какое-то время он вновь свернул к ключу и убедился, что медведь не отстал, а всё так же двигался вперёд, правда, уже шагом. На своем пути он старался выбирать более урёмные места, труднопроходимые.
Несколько раз таким образом охотник проверял след медведя и уходил всё дальше от зимовья, вверх по ключу. Калтус кончился, идти пришлось по листвяжнику, а потом и вообще начались заросли мелкого ельника. След медведя запетлял среди ёлочек, увешанных длинным мхом. Далее пяти метров перед собой увидеть было ничего невозможно.
Юра стал продвигаться ещё осторожнее. Винтовку держал наготове, нервы были натянуты. Любой шорох от взлетевшей птички вызывал судорожное вздрагивание. Зрение и слух обострились до предела. По спине бежали струйки холодного пота.
По следам было видно, что медведь уже несколько раз останавливался. И тогда по обе стороны от стоянки можно было увидеть углубления, куда сбегали капельки крови.
– Может, он всё-таки издох, ведь столько крови потерял, – предполагал охотник.
Но след продолжал петлять, а ельник не кончался.
Осторожно, шаг за шагом, ощупывая глазами каждое подозрительное место, охотник продвигался вперёд. От напряжения сводило лопатки, а глаза начинали слезиться. Торопливо смахнув слезинки, Юра здесь же оглядывался во все стороны, боясь упустить малейшее движение. Он слышал о том, что раненый медведь делает большой круг и ложится на свой след, караулить преследователя. Но сам никогда с этим не сталкивался, как это выглядит на практике – не представлял. Да и вообще, с медведем он впервые встретился.
– Эх, напарника бы, хоть бы просто для поддержания духа.
* Ожидал постоянно, с самого начала ожидал этого момента, а когда увидел всплывающего медведя, вздрогнул всем телом, так вздрогнул, что шапка слетела и, не задев плеча, в снег упала.
Медведь вылетел, казалось, совсем с чистого места, там и прятаться негде было. Открытая пасть, обрамлённая кровавыми сосульками и кровавым же снегом, издавала жуткий рёв, но Юра в первый момент не услышал этого рёва, мелькнула мысль о том, как зловонна эта пасть. Облако снежной пыли взметнулось над медведем. Лес вздрогнул от охлаждающего душу рёва раненого зверя. Каждое дерево замерло в ожидании развязки.
Юра не успел бы выстрелить второй раз. Слишком близко был медведь. Он и первый-то раз выстрелил машинально, от пояса.
Но винтовка сделала своё дело, да и повезло здорово. Пуля угодила прямо в пасть и развалила шейные позвонки на мелкие косточки. Это уже в мертвого он расстрелял всю обойму, а потом ещё долго пинал его мягким ичигом и надрывно всхлипывал, преодолевая спазмы горла. Было неловко, казалось, что кто-то может увидеть. Он оглядывался по сторонам, быстро смахивал непрошеную слезу.
Прыжки медведя были размашистые и какие-то расхлябанные. Как будто он запинался за свои же ноги и едва удерживался, чтобы не упасть. Эти размышления радовали, вселяли надежду на легкий исход.
Но вот впереди встали стеной заросли. По берегу Ханды кустарник был до того плотным, что местами без топора даже немыслимо было туда соваться. Медведь же прошёл сквозь них, как шило в сено.
Юра остановился, пытаясь хоть что-то разглядеть впереди. Огромные кочки, сплошь заросшие метельником, тальником, всё это переплетено красноталом. В любом месте медведь мог подкараулить и легко расправиться.
– Бесполезно, по следу идти просто нереально, невозможно.
Убедившись в этом, молодой охотник решил действовать по-другому. Он пересек полосу кустарника и вышел на край калтуса. Зная примерно направление движения медведя, он пошёл параллельно по чистому месту. Пройдя таким образом метров триста, он нашёл место, где лента кустарника сужалась, можно было выйти на ключ, не продираясь сквозь непролазную стену. Так Юра и сделал, – свернул к ключу. Ещё издали он увидел след, по обе стороны которого было множество бисера алого цвета.
Охотник вновь вернулся на край калтуса и пошёл дальше, в одном направлении с медведем. Через какое-то время он вновь свернул к ключу и убедился, что медведь не отстал, а всё так же двигался вперёд, правда, уже шагом. На своем пути он старался выбирать более урёмные места, труднопроходимые.
Несколько раз таким образом охотник проверял след медведя и уходил всё дальше от зимовья, вверх по ключу. Калтус кончился, идти пришлось по листвяжнику, а потом и вообще начались заросли мелкого ельника. След медведя запетлял среди ёлочек, увешанных длинным мхом. Далее пяти метров перед собой увидеть было ничего невозможно.
Юра стал продвигаться ещё осторожнее. Винтовку держал наготове, нервы были натянуты. Любой шорох от взлетевшей птички вызывал судорожное вздрагивание. Зрение и слух обострились до предела. По спине бежали струйки холодного пота.
По следам было видно, что медведь уже несколько раз останавливался. И тогда по обе стороны от стоянки можно было увидеть углубления, куда сбегали капельки крови.
– Может, он всё-таки издох, ведь столько крови потерял, – предполагал охотник.
Но след продолжал петлять, а ельник не кончался.
Осторожно, шаг за шагом, ощупывая глазами каждое подозрительное место, охотник продвигался вперёд. От напряжения сводило лопатки, а глаза начинали слезиться. Торопливо смахнув слезинки, Юра здесь же оглядывался во все стороны, боясь упустить малейшее движение. Он слышал о том, что раненый медведь делает большой круг и ложится на свой след, караулить преследователя. Но сам никогда с этим не сталкивался, как это выглядит на практике – не представлял. Да и вообще, с медведем он впервые встретился.
– Эх, напарника бы, хоть бы просто для поддержания духа.
* Ожидал постоянно, с самого начала ожидал этого момента, а когда увидел всплывающего медведя, вздрогнул всем телом, так вздрогнул, что шапка слетела и, не задев плеча, в снег упала.
Медведь вылетел, казалось, совсем с чистого места, там и прятаться негде было. Открытая пасть, обрамлённая кровавыми сосульками и кровавым же снегом, издавала жуткий рёв, но Юра в первый момент не услышал этого рёва, мелькнула мысль о том, как зловонна эта пасть. Облако снежной пыли взметнулось над медведем. Лес вздрогнул от охлаждающего душу рёва раненого зверя. Каждое дерево замерло в ожидании развязки.
Юра не успел бы выстрелить второй раз. Слишком близко был медведь. Он и первый-то раз выстрелил машинально, от пояса.
Но винтовка сделала своё дело, да и повезло здорово. Пуля угодила прямо в пасть и развалила шейные позвонки на мелкие косточки. Это уже в мертвого он расстрелял всю обойму, а потом ещё долго пинал его мягким ичигом и надрывно всхлипывал, преодолевая спазмы горла. Было неловко, казалось, что кто-то может увидеть. Он оглядывался по сторонам, быстро смахивал непрошеную слезу.
