Слава Богу, что мы Охотники!
На вечёрку я не успел. Подвели обычные русские «авось да небось». И с работы вроде пришёл пораньше, но только взялся за ружейный чехол, жена завела привычную для их сословия песню: «Дома ничё не делано, а ему опять лишь бы шляться…» Дабы не портить настроение перед охотой, молча кинулся перенавешивать дверь в погребе («авось» успею). Спешка, как известно, полезна всего в двух случаях, и мой к ним явно не относился: прикрученные на скорую руку петли никак не хотели садиться на крючья, начал перекручивать – сдох шуруповёрт. Пока пыхтел с отвёрткой, сентябрьское солнце уже стало позёвывать всего на ладонь от горизонта, а ведь ещё дорога.
Наконец, привычно пошвыряв в багажник нехитрый скарб, пришпорил подержанную свою «Ладу», правя к задонским озёрам. Проверенная дорога давала крюк километров в семь - свернул на короткую («небось» накатали) и, конечно, засадил машину «по самое не хочу» в пески, обычные по левобережью Дона неподалёку от вотчины одного нобелевского лауреата. Лопата, топор, ветки и домкрат, сдабриваемые далёкими от поэзии оборотами, помогли проползти зловредный участок, однако час был убит. Обнадёжив многострадальную подвеску обещаниями наконец-то перебрать, помчался, не разбирая дороги, которой там, собственно, почти и нет.
И всё равно опоздал. Перед любимым мыском, где стоишь лицом на зарю, выставил рогатую морду старенький «тяжёлый» (мотоцикл «Днепр») и, вытаращив глупый немигающий глаз, словно удивлялся: кого это ещё занесло в эту глушь, да в такое время, да на такой скорости.
Всё: обходить хоть и небольшое озерцо, чтобы попасть на запасное место, уже было поздно, и я, загнав машину в прибрежный тальник, решил: остаюсь ночевать – утро вечера мудренее. Ружьё всё ж собрал, всунул патроны и пошёл по-над урезом воды. Нашёл приемлемое местечко с чистым бережком – люблю, чтобы битая птица падала на землю. Ретривера не держу, а терять в камыше загубленные птичьи души не хочется. Присел на поваленную бобром осину. Тихо присвистнул и моргнул фонариком, чтобы обозначить себя перед невидимыми «коллегами». В дальнем конце озера хрипло «зажвякал» селезень, гундосо засвистела ондатра. Хорошо-то как!
Шум падающих кряковых заставил вздрогнуть. Ружья не поднимал – напротив Великой китайской стеной стояли высоченные тёмные вербы, и на их фоне заметить что-либо было нереально. От мотоцикла грохнул выстрел, через секунду прямо напротив - нетяжёлый плюх и плесканье доходящей птицы. Напуганные гулким эхом, совсем рядом, молча, но с волнительным лопотом крыльев, из чакана поднялись утки. Десятка полтора, судя по звукам. Ушли так же незамеченными на фоне верб.
Фух, а сердце-то колотится! Не за этим ли и стремимся, наплевав на покой и сон, затраты, ворчание близких?!
Присел, пытаясь разглядеть отблески расходящихся по воде кругов. Да вот же, в десятке метров, на мелкой воде темнеет маленькая кочка. Отвернул «заброды», пощупал ногой дно – твёрдо. Взял на всякий случай палку подлинней, не понадобилась – дошёл легко. Чужой трофей в темноте показался то ли очень крупным чирком, то ли совсем уж мелкой кряквой. Поднял за клюв, чтобы оценить вес и возраст, а клюв-то необычный – широконоска, непривычная для наших мест дичь, а для северной пролётной - и вовсе рано.
Крикнул в темноту:
- Забрал.
В ответ скупая благодарность:
- Угу…
Ещё пару раз просвистели крыльями над озером припозднившиеся стайки кряковых, рядом в заливчик залихватски шлёпнулся одинокий чирок.
Хватит, с озером поздоровался, пойду к людям - не видно всё равно ничего. Узнаю, что почём, да и утку отдать надо.
У мотоцикла при свете фонаря узнал охотника: Ванька Каргин, с соседнего хутора молодой парнишка. Поручкались.
- Гля, какая утка чуднАя, чё это с носом у ней? – удивился поданному мной трофею Иван.
- Да это порода такая - широконоска. Их у нас почти нету. Сам раза три только сбивал. Хорошо утка шла?
- Трёх взял, и эта… Дюжей под энту сторону садятся.
- Ты сам?
- Не, с батей и дедом. Они у Дона. Мы больше на рыбалку. Эт я так, на шулюм - уха уж надоела…
- Далёко они?
- Да рядом, на Кругленькой яме.
- Примете к костру?
- Пошли, об чём гутарить?
Дон хоть и называют Тихим, да только в молодости он, как и любой казак, забурунным был. Гляньте сверху: русло Батюшка менял много раз, а на тех местах, где раньше он протекал, и остались озёра и озерца, большие: Чёрное, Лебяжье, Рассохлое, Подольхи, Клешня, Гремячее, Чиганаки, и малые, совсем безымянные. Весной, в большую воду, питал Дон своих дочерей водой и рыбой. Да только разлив хороший был уже лет десять назад. Вот и мелели, зарастали камышом и кугой без отчей заботы голубые глаза донских степей. А Дон – вот он, рядом. Исхудавший от безводья боевой старик. От нашего озерка – метров двести.
У вялого костерка лежали на куске брезента старшие Каргины: дед Петро, древний уже, но крепкий казак, и Андрей, мужчина моих годов.
- Здорово дневали!
- Слава Богу. Чёй-то ты припозднился… - отозвался Андрей.
- Да напрямки, дурак, попёрся - в песках завяз.
- Сорока прямо лятала, никада дома не бывала, - улыбнулся дед. - С добычей?
- Ванюшка ваш с трофеями, а я и не стрелял. Ну а в Дону чё?
- Да есть трошки, вон в кошеле погляди.
Я вытащил из воды за верёвку просторную, плетённую из лозы корзину с крышкой – дед Петро упрямо не признавал современных девайсов, предпочитая старые проверенные и способы ловли, и снасти, и, надо признаться, небезуспешно. На дне среди суетливо трепыхающейся сорной мелочи тяжело ворочал хвостом сомёнок килограмма на четыре, бились полуторакилошный судачок, пара добрых подлещиков, пяток крупных сабель-чехоней и с десяток помельче.
- На резинку надёргали?
- Чё на резинку, чё на донки. Ты сюды погляди, - Андрей отвернул край брезента и бросил на свет какую-то тёмную рыбину.
Я опустил в воду ретросадок и вылез на крутояр. В отблесках костра, причудливо изогнувшись и растопырив лучистые перья, тяжело зевала жабрами ровесница самого Тихого Дона – крупная стерлядь.
- Хороша! Не важили? Сколько потянула?
- Пошти два, только не «хороша», а хорош – бестер это.
- А, ну да – нос короткий. А чё не в садке?
- Схоронили от греха подальше. Ить по-нынешнему мы браконьеры, а то через простых рыбаков в Дону рыбы не стало! – старый Каргин ловко поднялся, умело подцепил крюком самодельной подставки и подвесил над костром уже наполненный речной водой закопчённый казанок.
- Ванятка, ну их, твоих утей. Сёдня опять уху будим йисть, не пропадать же осятрине. Ну-ка подкочегарь и давай сюды «колючую» и сомёнка.
Я развернул захваченный из машины спальник и выставил на «стол» бутылку «Мерной».
- Давай лучше нашенскую, проверенную, - Андрей отвернул пробку у «полторашки» с говорящим названием «Горячий источник». – А этой нехай городские травятся.
Набулькали в одноразовые стаканчики. Самогон обжёг глотку, по нутру сразу плеснуло приятным теплом. Крякнули. Закусили салом с лучком и с домашним хлебом. Ляпота!
- Вот ты мне, Сашко, скажи, - дед Петро пустил густое вонючее облако от «Примы». – Хто по-твоему браконьеры? Вот Ванятка с моим ружжом охотится. Он браконьер? Это из-за няво утей не стало? Или мы щас стярлядку сворим, чи как…, ну яво, бестера, откель он взялся. Опять хапуги получается? Едрит их…
- Кого?
- Да хто законы эти дурачьи придумываить. Я свою ружжо в шисят треттем в промтоварном купил без всяких справок и хранил в чулане на гвозде, а потом в диване. Охотился с отцовским с двянаццати лет сам и нихто не трогал. Зайцав по полсотни за зиму приносил, а их ишо больше становилось. Дудаков ишо помню, как стрелял. А сычас! Вот ты энту зиму много зайцав поел?
- Да меньше десятка!
- Во! Так это ж вы щас не пеши, а на машинах охотитесь, подъежжаите к самому следу, зря степь не топчете. И то за день если пару увидал – хорошо! Не так? – дед кипятился, и было видно, что тема эта наболела. - У нас вокруг хутора озимые все искатаны колёсами кажин год, да оно, небось, и кругом так. С голоду што ли зайчишков «фарят»? С дури это! Раньше упаси Господь до открытия стрельнуть – позор, с компании сразу долой, хучь норм, правда, и не было никаких. Но сроки чтили. Зайца сидячего - не моги, с под чужой собаки не стреляй. Кабанов били кой-когда, их до чёрта было, а лося не трогали, хучь и жрать дюже нечего было. Билет охотничий есть – иди охоться. А сычас с собой окромя ружжа чемодан бумажек надо носить.
- Да, дядь Петь, ишо и ручку, чтобы сразу в поле записать: кого добыл, пол и возраст.
- Тю, а диаметр струи мерить не заставляють? Чёрти што! Андрей, приснул? Плескай ишо по единой.
Зазвенел колокольчик. Иван метнулся к удилищу, рванул.
- Бошку рыбине оторвёшь! Подсек? – взволнованно спросил Андрей.
- Да штой-то, кажись, есть… Некрупная… Ух-ты, тпру, стой!
Затрещал фрикцион. Невидимая пока рыба, напуганная светом налобника, у берега дала бой.
- Сачок подай. Да не тупати ты, - поучал отца, забыв о субординации, Ванятка.
- Тю, да он небольшой, за пузу поймался – поперек шёл, - Андрей принял в просторный подсак небольшого судачка, выпучившего перламутровые свои глаза на взбалмошную компанию.
- Выкинь, нехай растёть, чё детишек переводить! – приказал дед. – Иди вон, за ухой следи. Андрей, перекинь чуть подальше – под дальний свал. Бубыря цепляй, уклейка дохнить дюже быстро.
Свистнул спиннинг, зашипела в кольцах леска, булькнул тяжёлый груз с зацепами, унося на остром крючке живца-пескаря в тёмные воды донской ямы.
- Сом на живца взялся? – во мне заворочался-засуетился рыбак.
- Не, червяков пучок, на леща кидал, с пружиной. Тут и здоровые сомяры есть, туда ближе к полночи бить начнёть – чехонь гонять на косе.
- А стерлядка часто попадается?
- Апрель - май ловко идёть, но мелкой много, да и запрет как раз – и менты, и «ачуры» гоняють дюже. Щас за неё уже штрафа нету – дело заводят. Краснокнижница, мать их так!
Посидели, покурили, хоть и не хотелось портить такой вечер табачным дымом. Изредка поверху всплёскивалась какая-то рыбёшка, под тем берегом вспыхнул судачий бой и тут же затих. На удалении друг от друга то тут, то там по берегу светились стоянки таких же рыбаков - тёплые сентябрьские ночи позволяли комфортно переночевать прямо на земле, «на постлатом».
- Эй, «рыбаки – обс…ри берега», идите вечерять, - «источник» в деде явно подостыл.
Поднялись к костру, лениво лизавшему котелок. Уха обещала быть знатной – дед Петро своё дело знал чётко: никакой картошки и круп – только рыба, (и не абы какая) соль, приправы да зелень. «Юшкой» иногда называют уху на Дону, но к утру, если останется что в посудине, ложкой не провернёшь. Выпили за рыбалку… По Дону прожужжала моторка. Дед опять завёлся:
- Рыбаков нонче развелось, как у кобеля блох… И все норовять хапнуть побольше. Сетьми этими лесочными рыбу изводють. Запуталась сетка – выкинули прямо в Дон. Кабы сам сплёл, помучился, так берёг бы. А электроудочники! Я б такова загнал самово без штанов в воду и дал бы ток навсю, чтоб между ног искра аж проскочила, чтобы знали…
- Погоди, - перебил, вдруг хохотнув, Андрей. – Слыхал, годок, как на Чёрной яме военные сомов глушили? Капитан привёз генерала с Ростова – хотел майором стать, да чё-то с взрывчаткой перемудрили, под лодку што ли гранату упустил, еле успели отплыть – как долбанёть. Лейтенантом стал заместо майора.
- Так им!
Ванятка снял с костра уху, дед Петро обстукал от золы головешку, сунул в котёл. Зашипело-забурлило янтарное варево.
- Нехай дымком наберётся, да чуток настоится. Рюмку не забыли?
- Плескал.
Снова истерично заверещал колокольчик. У спиннинга первым оказался Ванятка.
- О, чё-то доброе попалось! Черпак давайте!
- Не лотоши, нехай уморится, - суетился Андрей.
- Сам знаю, свети в сторону – не пужай.
Показался бронзовый бок матёрого леща. Андрей ловко поддел подсаком ночную удачу.
Вынесли леща к свету костра – полюбоваться.
- У, какой чебачара, кила под два! В коптилку надо.
- Сажайте в кошель, да к столу, - скомандовал дед Петро
Хлебали прямо из котла. Я было сунулся с металлической ложкой из походного набора, дед одёрнул:
- Куды?! Хто ж уху железякой йисть? Казаки, мать вашу так! Ванька, отдай деревянную, потом пойишь, неча тут промеж большими ухи греть. Иди, над удочками посиди.
Рассказывать, что была за уха – дело неблагодарное! Редко какому гурману такое испробовать удаётся.
Потом лежали, глядя в звёздное небо, наслаждались тишиной, перемежаемой потрескиванием костра и приятными звуками дремлющего Дона. Уснул незаметно.
Утро занялось тихое и по-охотничьи прекрасное. Встал по привычке до зари. Дед уже кашлял у снастей, счищая с лески набившуюся за ночь траву.
- Прибавилось чё?
- Не дюже – сомёнок один, выкинул. Вишь, росы нету – погода меняется. Дошь будить. Иди на озеро, а то опять опоздаешь.
- Ванюшку будить?
- Нехай позорюить. Ну их, энтих утей.
Я собрал свои пожитки и поспешил к озерку.
- Сашко! – окликнул вдогонку дед. - Там идей-то гусей выводок крутится, ты их не бей. Дождись пролётных.
- Ладно!
До рассвета время ещё было. Обтоптался в камышах на давно известном месте, приладил сидушку, закурил. Странно, но в голове было ясно, несмотря на крепость и обилие вчерашнего «Горячего ключа». Умеют казаки гнать дымку.
Закрякала нетерпеливая утка. Гнусаво откликнулась ондатра. Гулко застучало сердце, мелко задрожали руки. Нет, страсть с возрастом не утихает. Вот он, подъём! С волнительным шумом одна за другой встали на крыло и пошли над водой кряковые. Выцелил на фоне светлеющего неба переднюю. Спуск! Сломавшись в полёте, утка шлёпнулась у берега, как и хотел. Вторым не стрелял. Эхо выстрела толкнуло остальных. С минуту над озером стоял шум-гам поднимающейся утвы. О, сколько вас тут! Но все мимо, вне выстрела. Подождём. Через заливчик деловито проплыла крупная ондатра с чаканиной в зубах. Рановато их стрелять – шкурка не вышла, да и не в чести меха теперь. Рядом у берега долбанула щучара. Разлива не было, как ей удалось выжить в почти до дна промерзающей луже? Спиннинг-то в машине, но не до блесны пока.
Фи-фи-фи-фи-фи! Утки! Эх, высоковато! Пошли ещё на круг. Ниже, но теперь над глухими зарослями – не достать. Жду. Выплыла, кивая головой, лысуха. Затюкала своим металлическим голосом. Кыш, дурочка, не до тебя.
Противно проорала цапля, запищал канюк. Нет, вроде бы, красоты в этих звуках, а как тревожат охотничье сердце!
Ага, чирки – паразиты скоростные. Успеваю перезарядиться «семёркой». Бамс! Ух ты, пару выбил! Бегу искать в высокой траве. Обоих нашёл – совесть чиста. Вот только добивать пришлось одного!
- Ке-ге…
Вот они, гуси! Девять штук… Летят невысоко, озираются. Дед же просил, да и самому совестно: третий год только, как выводят у нас. Надо поберечь. Понаблюдал за ними из кустов. Что-то их испугало – метнулись над деревьями в сторону. А, Ванятка бежит.
- Пройди туда дальше, чтоб не мешаться друг другу.
- Ага.
Опять присел в импровизированном скрадке. Поглаживаю добычу. Что-то в последнее время сентиментальным стал, жалость какая-то гложет…
- Бабах!!! – это Ванька по высоколётам саданул. Может оно и к лучшему: и пацан настреляется, и птички целы. Да что это я опять?! Рассопливился, как баба!
- Ш-ш-ш-ш… Фр-р-р… Плюх.
Вот раззява! Откуда он выскочил? Рано перелинявший селезень в подтверждение своей реальности ещё и хрипло «жвякнул». Нехорошо в сидячего стрелять!
- Пшёл!
Заорав «тревогу», селезень по -дурости кинулся не над водой, а через мысок, за что и поплатился. Хорошая зорька! Хватит дичи уже. Пускай молодёжь оскомину набивает. Схожу к рыбакам, попрощаюсь.
Каргины разделились: дед распутывал «бороду» на древней катушке, а Андрей лежал над котелком со вчерашней ухой, превратившейся в холодец, обняв остатки «Горячего ключа».
- Ну чё?
- Тихо. Пару душманов поднял и калинка мелкая задалбывает. А у тибе?
- Душу отвёл, и хорош.
- Ну и мы будем сбираться. Дела, гляжу, не будить, - дед отшвырнул наглухо запутавшийся спиннинг. – Андрей, хватя похмеляться, давай сматываться, зови Ванькю!
- Гусей видал. Девять голов.
- Было одиннадцать. Кто-то уж пошкодил. Голодные, туды их в коромыслу. Чё ж унукам останется?
Я ещё раз окинул взглядом Дон, пожмурился на взошедшее солнце, втянул ноздрями запах приближающегося дождя. Отдохнул! Получилось!
У нас говорят иногда:
- Слава Богу, что мы казаки.
А мне подумалось:
- Слава Богу, что мы Охотники!
Лучшие комментарии по рейтингу
За последние лет 50 аисты (белые) стократно увеличили свою численность. Они подчистую съели жаворонков, мухоловок, овсянок и до десятка видов подобных птиц. А также чибисов, куропаток. Кстати, только куропатки ели колорадских жуков. Вы озабочены – как бы аисты не замедлили своё катастрофичное размножение, но абсолютно равнодушны к исчезновению выше перечисленных птиц, обеспечивающих жизнь животных. И даже нашу в некоторой степени. Создаётся впечатление, что вы в своей деятельности, не обладая достаточными знаниями, руководствуетесь исключительно эмоциями. Приятнее и легче помогать тем, кто в помощи не нуждается. Аисты съели птиц и радикально снизили численность лягушек, что привело к безграничному размножению слепней, комаров, клещей, мошки. Кровососы угнетают животных. Коровы летом из за казни до половины снижают удои. Добровольно не хотят выходить из двора. Им легче умирать от голода, чем от казни кровососами. Кровососы распространяют лейкоз (рак крови). Вам нравится лейкозное молоко? Да после такой казни вся продукция становится вредной и даже в некоторой степени ядовитой. Никогда не думал, что у всех тварей на земле есть своё место. Полагал, что бороться с летающими кровососами можно всей областью, на худой конец попробовать районом. Оказывается ошибался. В округе своей деревни перебил много больше сотни аистов. По деревне не шастают. Развелись лягушки так, что в сумерках без фонарика не хожу, можно передавить. Зато слепней, комаров почти нет. А отойдёшь на несколько сот метров, нападают роем, не отбиться. Удивительно. В середине прошлого века гнездо приходилось на десяток деревень. Примерно в 70-х аисты освоили электроопоры и с тех пор их численность растёт лавинообразно. Природой предусмотрен единственный ограничитель численности – места для гнёзд. Это сломанные ветром верхушки деревьев. Сейчас природных гнёзд и 1% нет. Остальное – наша безграмотность. Получаем до десятка гнёзд на деревню и это только начало. Других ограничителей для аистов нет. Трудно представить чем всё кончится, если мы не включим разум.
Олег Соколов т.8 953 2327279 [email protected]
Подскажите, каким порошком лучше заряжать патроны?
PS Бабушка жертвует на святое дело фамильную мухобойку.
Знания сила, но если сила начинает стрелять в разные стороны?
Ружья в деревнях появились не более 100 лет, раньше только у барина и то заграничное, с которым он не баловался по аистам. А птицы все как то уживались. Это к тому что влияние человека с ружьём как на увеличение, так и на снижение популяции птиц туманны.
Если брать Европейскую часть (Псков), в районах с повышенным населением то один вид птицы будет выселен, но другой займёт его место.
Меня снижение численности воробьёв в городе волнует. Не замечали?
