Целеустремлённость
Воспоминание.
Работал на заводе. Охотничий коллектив дружный подобрался. Закрытие по красной дичи. В кузов «ЗИЛ 157» автокраном будку поставили. Утеплённую, с печкой, столом и лавками. Доберёмся на место, из скирды соломки в неё натолкаем, чтоб теплее спалось. В пятницу, после работы в угодья отправились. Добрались конечно уже затемно. Всё как полагается: приезд отметили; переночевали; утром на охоту отправились. Охотились на границе с Калмыкией. День удался. Настрелялись, дичи добыли. Место для ночёвки в бинокль разглядели: лесополоса невдалеке находилась; дров для костра много в ней. Что за охота, если у костра не посидишь. Будка – разве что для ночлега.
Едем. Довольные! Вдруг машина остановилась. Водитель створки капота поднял. Бранится на чём свет стоит. Говорит – мол – вода ушла, патрубок лопнул. Его починю, на место поставить… проволока нужна. Оглядел озадаченно всех собравшихся вокруг. Взгляд его в меня упёрся. «Ты как самый молодой, сгоняй, – указал рукой на кошару для овец, она в трёхстах метрах от нас находилась. – У них проволока наверняка будет».
Сгонял до кошары. Корпус низенький, кирпичный. В ворота просунулся, иду по проходу. День итак пасмурный был, а тут ещё и вечереть стало. Хорошо, фонарик при мне был. Включаю его и, холодный пот прошибает. Стою в тридцати сантиметрах от смерти. Перед лицом, наконечники вил поблёскивают. Вилы воткнуты черенком в занавоженный пол. Замечаю ещё штук несколько вил, приспособленных таким образом. Ничего не понимая, старательно обхожу их, двигаясь по проходу в другой конец кошары. Там всегда имеется отгороженная небольшая комната для чабанов. Дымок я заметил, из трубы вился.
Сквозь щели в двери свет пробивается; стучу и вхожу. Две девахи на кровати сидят. Прижались друг к дружке, испуганно на меня смотрят. Поприветствовал и спросил: «Вы меня испугались?» – «Нет…» – «Думали калмык пришёл», – наперебой заговорили они. «Что ещё за калмык», – спрашиваю? «Чабан. Выпьет и приставать начинает.» – «А вы, что здесь делаете и ни вы ли, вил на проходе понаставили?». – «Нас на сакман от завода прислали. Скоро начнётся», – ответила одна. Другая продолжила: «Вилы мы воткнули. Его жене пожаловались, она каждое утро нам еду привозит, улыбается и помалкивает. Решили сами защищаться. Вы, откуда здесь»?
Объяснил им откуда мы и цель своего визита. Проволоку подсказали где взять. Долго упрашивали, чтобы всем коллективом заночевали у них. Не получится, отвечаю, нас больше десятка. Не поместимся в такой маленькой комнате. Я вернусь. Приглашу желающих.
Возвращаюсь к машине. За крюк на бампере лошадь привязана. Из будки повеселевшие голоса раздаются; заглянул в неё. Там за столиком калмык сидит. Сердобольный коллектив, видать, пригласил. Гай-гуй начинается, но ещё не в полном разгаре. До лесополосы не доехали, да и для чего… Автономные. Буржуйка имеется. Дров заранее припасли. Темень сгустилась. О костре никто не вспоминает.
Мне, «за труды мои», «стопочку» преподнесли, да не абы какую... граммов, так, под двести пятьдесят. Опрокинул. На калмыка поглядываю. Без злобы. Вилы, в надолбы превращённые вспомнил. Подношу кулак к его носу и «грозно» говорю: «Там, у тебя, женщины, на кошаре… одна, давно моя… будешь приставать, отстрелю… у жеребца своего на прокат брать будешь, когда на жену потянет…» – «Кобыла у меня», – испуганно глазёнки таращит. «Так вот… свою кобылу, можешь, больше чем жену любить. Я тебе и слова не скажу». Товарищи мои не поймут в чём дело, я им поясняю: «В Багдаде всё спокойно».
«Мужики, – говорю, – на кошаре две женщины, на сакман прислали, из нашего города и заводы наши рядом находятся. Приглашают к себе на ночёвку. Желающих, прошу за мной. Только без похотливых вожделений. Нашего гостя им хватило».
Опустился из будки на «грешную землю». За мной, ещё трое. Но, не тут-то было… Бывалый в «дверях нарисовался». В руках у него увесистый чемодан-дипломат. Открывает его: на донце, рядышком, одна к одной, уложены бутылки с коньяком, причём, одинаковых нет. На опрокинутой крышке, таким же «рядочком», уложены палочки колбасы. Без повторов. Провозглашает: «Пойдёте дальше, всего этого лишаетесь» (дефицит ужасный на всё, в то время был).
Двое, сразу, обратно в будку как «бобики» залезли. Третий «сумлевался» не долго. Потоптался-потоптался… Коньяк с дефицитной колбасой, видать, привлекли больше чем женщины.
Я развернулся и побрёл потихоньку. «Постой, – окликнул Бывалый – Подойди-ка сюда». Подошёл. Он передал мне бутылку коньяка. Взял палку колбасы за один конец, потряс ею со словами: «Смотри не подведи, охотничий коллектив! А это, тебе от меня, за целеустремлённость».
Вернулся к женщинам. До полуночи сидели за столом, разговоры вели. Коньячок разошёлся по крови. У них домашнее вино имелось. Жена калмыка снабжала; они малопьющие, бутылки под кровать ставили. Мне пригодились. Пора ко сну отойти – кровать одна. Говорю: «Как хотите, я «посерёдочке» лягу. Всю жизнь об этом мечтал, чтоб, «по бокам» две женщины были…»
Я так думаю, многие читающие… свои губки на «клубничку» раскатали. Ничего непристойного не было. Спали в одежде, хотя, под общим одеялом. Часто, среди ночи, одна из них, ходила смотреть: не начался ли массовый окот.
Уже в городе, часто навещал их в заводском общежитии (городских работников, хрена-с-два, на сакман заводское управление пошлёт). Пиво приносил; весёлая и беззаботная жизнь в молодости БЫВАЕТ всегда. А там уж, догадывайтесь сами: было чего… не было… Поинтересовался у них: «Что ж, калмык, домогался вас?» – «Нет… смирно себя вёл». У калмыков, чувство юмора «хромает». У них, сказал, значит сделал. Наверное, убедительную «речь» произнёс я тогда в нашей будке.
Николай Сергеев.
Август 2015.
