Роковой выстрел.
Этот трагический случай глубоко врезался в мою память и до сих пор у меня перед глазами стоит образ моей собаки.
В марте 1975 года мы кочевали по реке Амга, выбирая пастбища и место для весеннего
отела важенок. Остановились на притоке реки Амга Холодный. Так как охота
на пушного зверя закончилась, работы было мало, собаки стойбища сидели на привязи.
У моей собачки Амга, подаренной дедом Митряем, началась течка и две белоснежных
лайки Мальчик и Мухтар, почуяв ее запах, словно взбесились. Пришлось
спустить их с привязи и они в течении 10 дней гуляли с Амгой. В конце
апреля изготовили загон для отела важенок и начался весенний отел. В начале мая я
рано утром услышал повизгивание и нашел Амгу уже с четырьмя крохотными белыми
щенками. Через две недели щенки прозрели, и я целые дни проводил с щенятами.
Щенята росли очень быстро, любили играть со мной. Я приметил самого
шустрого и храброго щенка. Он был самым маленьким, но верховодил в маленькой
стае щенков. Со временем я раздал трех щенят своим родственникам и Кырынаас,
как я его назвал за белоснежную шкуру, остался со мной один. Повсюду следовал
за мной, даже спали мы в одной постели. Однажды я услышал жалобный визг Кырынааса
и, выглянув, увидел следующее: у берега на траве лежал мой щенок и жалобно
скулил, а на него сверху пикировал большой черный коршун - видать, принял
щенка за зайчонка. Я схватил висящее ружье и выстрелил в воздух.
Пернатый хищник улетел не солоно хлебавши.
С того дня я уже не сводил глаз с щенка-проказника, ведь коршун мог вернуться
и утащить маленького Кырынааса. К осени он заметно подрос и все чаще
увязывался за матерью в тайгу, где они гоняли белок и бурундуков. Его заливистый
лай звенел на всю тайгу. В ноябре, когда ему исполнилось 7 месяцев, он загнал
мне на дерево своего первого соболя. Из крохотного комочка получился крепкий,
выносливый кобель, он мог целыми днями бегать по тайге без устали в поисках
добычи. К двум годам он стал хорошо работать по лосю и медведю. Зимой он
нашел три берлоги, и я не мог нарадоваться своей собаке. За четыре года мы с
Кырынаасом добыли свыше 100 соболей, немало зверей. Однажды я услышал его
лай и подошел к нему. Вижу, он, злобно рыча, истово роет лапами землю. Я подумал, что
он загнал соболя под корень дерева и ничего не подозревая подошел к нему. Отставил
мелкашку в сторону и заглянул в отверстие. Был молодым, не знал всех повадок
зверя. Вдруг из дыры начали вылетать куски мха и высунулась морда разъяренного
медведя. У меня волосы встали дыбом и я в оцепенении уставился на
него. Некоторое время мы, вцепившись взглядами, смотрели друг на друга. Опомнившись,
я бросился вниз под гору. Оглянувшись увидел, что медведь бежит за
мной. Вдруг он встал на дыбы и оглушительно ревя, начал мотать головой. Сзади
в его холку мертвой хваткой вцепился Кырынаас и злобно теребил его. Медведь,
кое-как скинув собаку, сел на землю, и яростно начал отбиваться от нападавшей
на него собаки. Благодаря собаке я смог убежать и остаться живым. Через некоторое
время подбежал Кырынаас, и как ни в чем не бывало, стала бегать вокруг меня,
помахивая хвостом.
18 сентября 1979 года навсегда останется в моей памяти черной датой. Осень
стояла теплая, листва только начала опадать.Мы с братом Николаем по договору
с Райпотребсоюзом заготовляли рыбу на Улуу, левом притоке Амги. Кроме заготовки
рыбы, мы должны были отстрелять несколько голов копытных. Под это
дело нам выдали карабин КО-44, образца 1943 года. Карабин был совершенно
новый, с заводской смазкой. Хорошенько протерев тряпкой карабин, удаляя
смазку, я решил пристрелять его. Поставив ведро на расстоянии 100 шагов, я с
первого же выстрела попал в цель. Довольный, засобирался на охоту и вечером
поехал на звериный переход, который находился недалеко от нас. Встав
выше перехода за большим камнем, я стал наблюдать в бинокль за речкой. Погода
стояла тихая, безветреная. Вокруг бушевало золото осени, и я не мог налюбоваться
на живописные картины родной земли. К вечеру похолодало, к плесу с
дальних марей начали слетаться на кормежку табунки чирков. Река наполнилась
гомоном уток, изредка слышался всплеск больших щук, гоняющихся за мальками.
Карабин покрылся капельками росы. Я любовно протер ствол рукавом куртки
и положил его на колени.
Начало смеркаться, вдруг Кырынаас дернулся и стал принюхиваться к влажному
воздуху, было видно, что он что-то учуял. Взяв в руки бинокль я начал
рассматривать противоположный берег реки. Из-за кустов величаво вышел в гордой
осанке красавец-лось с роскошными рогами. Подойдя к реке, он начал пить
воду. Утолив жажду, лось поднял голову вверх, стал прислушиваться и принюхиваться.
Наверное он что-то почуял, поэтому не заходил в реку. Осторожно положив
винтовку на камень, я перевел планку целика на 500 метров и дрожащими
от волнения руками начал целиться сохатому под лопатку. Выдохнув из легких
воздух, я торопливо поймал лося в прицел и плавно нажал на курок. Спокойную
тишину реки разорвал громкий, оглушительный выстрел и эхом прокатился
по реке, многократно отдаваясь в далеких увалах прибрежных сопок. С
громким хлопаньем от реки поднялись шумные табунки уток. Лось, словно споткнувшись,
прихрамывая, исчез в темнеющем рядом лесу. Я, бегом спустившись
к лодке, завел мотор и подъехал к тому месту, где только что стоял лесной великан.
Присмотревшись, я обнаружил на речной гальке крупные капли крови.
Собака в нетерпении натягивала поводок, норовя погнаться за подранком. Я
спустил поводок и Кырынаас исчез в чащобе. Вскоре раздался его злобный лай. Взяв винтовку наизготовку, я зашел в темнеющий лес. Подойдя поближе к лающей собаке, я не смог ничего разглядеть - сумерки стремительно сгущали темень. Пристально вглядевшись, я кое-как разглядел рога сохатого. Молча приложил карабин к плечу, но опять потерял
его из виду. Лось тяжело дышал, натужно кашляя - пуля скорее всего пробила
ему легкие. Он учуял меня и пошатываясь пошел к реке. На фоне воды я
разглядел четкий силуэт лося, который опустив ветвистую голову к земле, тяжело
хрипя, шатаясь, из последних сил отбивался от наседающей собаки. Я выстрелил
в него и он замертво грохнулся на берег. Вдруг я услышал ужасающий вой
моего верного друга и подбежал к лосю. Собака лежала с другой стороны лося и
страшно визжа, хватала себя зубами за правый бок. Опустившись на колени, я
приподнял бедную собаку - бронебойная пуля, прошив грудную клетку, разворотила
ее. Сквозь страшную рану торчали куски ребра с куском легких, кровь с бульканьем
фонтанила с другой стороны. Я зажал отверстие рукой и почувствовал
горячую кровь лайки, сочившуюся у меня между пальцев. Мой друг жалобно визжал,
я поднял его на руки и не замечая обильно сочившуюся кровь, пропитывающую
мою одежду насквозь, понес к лодке. Слезы скатывались по моим щекам.
Вдруг моя собака, словно прощаясь со мной, любовно начала слизывать с моего
лица, катящиеся по щекам слезы. Я невольно остановился, ошеломленный
любовью собаки и вдруг сильная судорога прошла по телу моего друга. Кырынаас
тяжело вздохнул и разом потяжелел, вытянувшись на моих руках.
Я бережно положил его на траву и упав рядом с ним ничком, во весь голос
зарыдал, поняв, что навеки потерял своего любимого, верного друга, не раз спасавшего
меня от неминуемой смерти. Не помню, сколько времени прошло, но
когда я очнулся, все вокруг было залито призрачным, лунным светом. Стоял удивительно
тихий вечер, только на мари перекрикивались прожорливые выпи. Я
ватными ногами подошел к собаке, которую так нелепо, по своей неосторожности
убил, закрыл ему остекленевшие глаза, на прощанье поцеловал его в холодный
нос и поехал за братьями, чтобы разделать сохатого. При разделке мы обнаружили,
что бронебойная пуля, пробив сердце сохатого, прошла насквозь и
убила мою собаку. Этот роковой выстрел стал уроком на всю жизнь.
Наутро я похоронил своего друга на высоком яру, откуда были видны дали,
так любимой им тайги...
Анатолий Ляги
