Апрель 2014 года
После проведения работ по северному оленю в Эвенкии мы перебрались на север Канской котловины, где зимний ландшафт сменился на весенний. Тепло настолько стремительно вторглось в сибирские просторы, что косуля «запустилась» в миграцию с опережением на десяток дней. Эти даты за 15-летний цикл работ стали самыми ранними.
Птицы на фоне резкого потепления оказались более дальновидными и явно не поддавались непонятно откуда свалившейся на них весне с дневными отметками в +18-21. Из перелетных и совершающих регулярные кочевки птиц появились серые журавли, полевые жаворонки и зяблики. Хотя последние чаще «рюмили», чем пели, очевидно, предвещая возврат холодов и ненастья. Непривычно редко и лишь в отдельные дни встречались чернозобые дрозды, которые почти не оживляли тишину освободившейся раньше времени от снега, но находившейся в какой-то полудреме природы. Даже бойкие тетерева токовали вяло, а в некоторые утра и вовсе не были слышны. Лишь пару раз по вечерам слышали свист крыльев пролетевших уток, но забереги водоемов были по-прежнему пустынны.
Необычность апрельской весны проявлялась также в резкой смене и значительной амплитуде дневных и ночных температур. Это привело к тому, что в лесостепи на полях и перелесках снег уходил быстро и без большой воды, оголяя землю, подсушивая дороги и верхний слой почвы. Низины не отшумели временными водотоками и не заполнялись обильно талыми водами. В тайге и в подтаежных лесах, напротив, весна ощущалась весьма отдаленно. Снег сходил медленно и мало, что там выдавало её бурную поступь. Вот только зайцы-беляки, опьяненные любовью, почти не отличались от мартовских котов. Они проявляли чудеса беспечности, напрочь теряя привычную для них сторожкость и скрытность.
