Весело, весело… закроем сезон охоты.
Охочусь я один, как правило. Вот и в этот раз пошел снимать последние капканчики на своих двоих.
Пошел специально пораньше, пока солнышко наст не расквасило. Надо сказать, что охотой я балуюсь у себя в своей родной Горной Шории. Места у нас: горы, овраги, непролазная тайга и кусты. Идешь всегда или в гору, или под гору - катишься.
Пошел без оружия, налегке, только палка-посох двухметровая. Снегу в этом году навалило, палка, «шомпак» я называю, на три четверти в снег уходит, паводок еще тот будет!
От деревни начал подниматься по склону по старой своей лыжне. Пока след шел по перелеску, идти было комфортно, лыжи с камусом хорошо держали меня. Когда лыжня вышла на открытый взлобок горы, обратил внимание, что наст не проминается под весом ног. Стал аккуратнее передвигаться, местами сходя со скользкой лыжни в поле. Солнце ярко светило в небе без единого облачка, наст сверкал как раскаленное стекло и искрился всеми брильянтами радуги.
Пока осторожно заползал под небеса (капканчики под самым хребтом у меня установлены были), в памяти окинулось взглядом сверху: прошедший год, прошедший охотничий сезон, жизня наша не совсем путевая… А надо сказать, сезон в этом году был смешной. Страшно смешной. Сначала егеря покою не давали, гоняли по лесу, как зайца. Потом жилы в животе надорвал – снегоход из ручья вытаскивал, потом на ровном месте новую лыжу сломал… А самое смешное, в итоге – за сезон не добыл ни одной дичинки! Случайный рябок – не в счет.
В раздумьях стал подбираться к первому капкану, метров двести до него оставалось. Склон в том месте стал круче и кривее, с завалом в овраг. Наст-лизунец скрипел под кантом лыж, камус уже не держал. Меня начало стягивать по льдувниз. Пытаясь остановиться, я начал ставить лыжи шире. Но вместо остановки, у меня получился классический шпагат! Падая, я услышал как рвутся мышцы в левой ноге. Упал на спину, лыжи вывернуло в разные стороны, палка-шомпак со звоном и вприпрыжку полетела по насту под уклон. Пролетев метров триста, палка улеглась под кустами отдыхать…
Повернувшись на бок, я ослабил крепление левой лыжи и высвободил ногу. Боль в ноге была такая, что меня трясло мелкой дрожью и пот капал с козырька фуражки. Первым делом я убедился, что кости целы. С трудом, но я смог опереться на ногу. Куда идти? Назад? но я уже почти на вершине. Что назад, что вперед - расстояние примерно одинаковое. До капкана - рукой подать. Прицепил лыжу, вырубил ножом осинку, и с новым посохом с тройной осторожностью пошел к капкану.
Капкан снимать было непросто, наклоняться я не мог, меня трясло от боли, но кое-как я справился. Возникла мысль, развернуться и наплевав на остальные капканы, двинуть под гору назад к дому. Но этот вариант я отмел, так как под гору по льду я полечу без вариантов. Решил: двигаться вдоль хребта, снимая капканы, а там как-нибудь доберусь и назад.
Вырубил еще один посох и похромыкал с двумя костылями по путику вперед. Пройдя с километр по горизонтали, мне стало надо начинать спуск по лыжне к деревне. О том, чтобы катиться круто вниз своим ходом не могло быть и речи. Я снял лыжи и попробовал идти по насту. Но проклятый лизунец легко проваливался под моим весом и ноги уходили то по колено, то еще глубже в снег.
Попробовал ползти на карачках, но представив, как я выгляжу со стороны в глазах местных ворон, во мне заиграла охотничья гордость и, со словами «веселее, Дмитрий, веселее», я поднялся на ноги и решил возвращаться домой без позора.
Взял лыжины и положил их рядом друг с другом, лег на них грудью. Отталкиваясь руками как веслами, начал скользить вниз по склону между редкими осинками. Когда скат выположился более-менее, я снова встал на лыжи и, стиснув зубы, скатился до конца поляны на своих двоих. Пропускаю несколько моментов... но до деревни я добрался. Не чувствуя ноги, вошел в дом. Сапог тоже не смог снять обычным способом. Мелькнула слабовольная мыслишка: разрезать сапог ножом. Но я отмел ее. Зажав сапог входной дверью, стянул обувку и выдохнул: все, дома…
Осмотр показал: ляжка опухла в форме дыньки. У соседа нашлась бутылка обезболивающего. Обедая за одним столом с соседом, я напевал про себя: «Веселее, Дима, веселее…»
