Друг
Мы их любим, они нас жалеют.
И быстрее хозяев стареют.
И уходят, как это не горько,
В рай собачий, не веря нисколько.
И оттуда нам машут хвостами,
Из краев, где мы их не достанем.
С псами новыми счастливы будьте,
Их любите, и НАС не забудьте!
Отпечатки их лап в моем сердце,
Верю я, ну и вы мне поверьте:
Не уходят они, остаются,
Вместе с нами грустят и смеются…
Неизвестный, к сожалению, мне автор
- Ай-ай-ай-ай-ай-ай! – заголосил ты, будучи 9-тимесячным щенком и бросился в погоню за невесть откуда выскочившим, еще не полностью побелевшим зайцем, по которому батя в спешке промазал…
- Погнал, Ванька, Буран зайца погнал – громко закричал радостный батя, моментально забыв о досадном промахе.
Гон то приближался, то удалялся и вскоре стих.
- Потерял, наверное – сказал отец, а через несколько минут в логу замелькал твой черно-белый, словно жезл инспектора ГИБДД, хвост. Ты радостно подбежал к нам, продемонстрировав запачканную в заячьей крови морду.
- Значит, попал я все-таки! – гордо заявил папа
- Молодец, Бураня, молодец! – радовался я за своего молодого выжлеца
А ты, с хитрым прищуром приняв похвалу, снова рванул вглубь лога, в поисках очередной добычи…
…этот охотничий октябрьский вечер часто встает перед моими глазами, но чаще всего, вспоминаю нашу первую с тобой встречу – тем февральским холодным вечером, когда мы с отцом, твердо решившие завести гончего пса ехали за щенком. В закутке теплого гаража на мягких опилках вас было четверо – ты и твои трое братьев, четыре черно-белых теплых комочка, которые при моем появлении за перегородкой дружно спрятались под натянутой мешковиной, что служила крышей второй половине места вашего рождения.
- Ты посвисти, Ваня, они у меня уже на свист откликаются – с улыбкой сказал Герман, хозяин твоей мамы-выжловки по кличке Злата.
После свиста один, видимо самый скромный твой братишка, так и не вылез, двое осторожно показались из-под мешковины, а ты, не стесняясь, подбежал к моим ногам и решительно потянул зубами за шнурок ботинка.
- Вот этого, папа, возьмем – поглядев на отца, сказал я
И уже через полчаса ты сладко спал в машине у меня на руках, закутанный в теплый шарф.
А еще через полчаса, ты стоял посреди большой комнаты на мягком ковре, с удивлением рассматривая стоящих вокруг людей, которые с той минуты стали твоими добрыми хозяевами, твоей новой семьей.
Ты рос веселым и непоседливым щенком, на сто процентов оправдывая название своей породы, потому как не уставал гоняться за нашими, одетыми в тапочки, ногами. За те несколько месяцев, пока не начался дачный сезон, не было в квартире не одного предмета, где не оставили бы след твои острые зубки.
А потом ты внезапно и тяжело заболел. Почти месяц мы выхаживали тебя, постоянно возя в больницу на недешевые по тем временам уколы. Но твой молодой организм при поддержке препаратов выстоял и я помню, как облегченно вздохнул отец, когда узнал от ветеринара, что болезнь окончательно отступила.
Я помню твои безудержные пляски в городской квартире, когда мы с отцом собирали нехитрый охотничий скарб перед выездом, а ты, заглядывая нам в глаза, прыгал и мешал собираться. Затем беспокойно ерзал на заднем сидении автомобиля, ложа свою тяжелую голову на плечо отцу и шумно фыркал в приоткрытое окно, вдыхая запахи города.
Потом компактно сворачивался и сладко спал, до приезда к месту охоты. Там ты сразу преображался, и мощные белые лапы несли тебя навстречу охотничьим приключениям, коих немало было у нас с тобой в твоей, до слез короткой собачьей жизни.
Помню все – твою первую лису, которую ты буквально смял своим весом на косогоре, где дальний выстрел только подранил рыжую плутовку. Помню как «стриг» зубами добытого зайца, до места добычи которого ты шел, исправно отдавая голос, уткнувшись носом во вкусный запах вожделенной дичи. Потом аккуратно хрустел отрезанными «пазанками» и как ни в чем не бывало, снова рванул по пестрой тропе осеннего леса, чтобы снова разбудить утреннюю тишину звонким лаем гона.
Именно твой азарт увел тебя однажды в зимний вечер далеко от отца с товарищем, которые потом всю ночь колесили по угодьям, стреляя в воздух и громко крича. Не нашли тебя и на следующий день. А потом, уже на третий день, когда сестра с мужем поехали расклеивать объявления по близлежащим деревням о твоей потере, ты нашелся. Не знаю, наверное, твой собачий ангел-хранитель привел к сестре вездесущих деревенских мальчишек, которые «видели похожую собаку на дальней лесопилке» и, получив по сотне рублей на каждого, бежали по заметенной снегом дороге впереди машины, показывая путь. И ты действительно был там, побитый и замерзший, а сестра так радовалась тебе, обнимая и не замечая пачкающей пуховик крови из твоей пораненной лапы.
Я тогда возвращался домой, не находя себе места в купе грохочущего состава, как мог, коротал время и в спешке выпрыгнул из вагона на перрон томского вокзала, поспешив домой, чтобы увидеть тебя, а потом с твердым намерением решив спалить ту самую лесопилку, где тебя нашли.
Но грозные мысли улетучились из головы, когда ты, виновато помахивая хвостом, выбежал мне навстречу, чуть прихрамывая, цокая когтями по паркету. Тогда я простил всё людям, причинившим тебе боль.
А еще ты очень любил жить на даче, не признавая деревенских кобелей и изведя окрестных кошек, которые неосмотрительно забегали к нам на участок. Сопровождал нас с сестрой в походах за грибами и ягодами и облаивал молодых бельчат, с удивлением смотревших на тебя с кедровой ветки под беспокойное цоканье их пушистой мамаши. Ты любил забраться на мягкий диван и сладко спать, не обращая внимания на бабушку, которая никак не могла прогнать тебя оттуда. Вскакивал ты только тогда, когда слышал шум подъезжающей машины, на которой приезжали люди, которых ты безумно любил.
Ты смотрел грустными глазами, сидя у стола на каком-нибудь празднике и многие гости, не выдержав твоих хитрых уловок, щедро кормили тебя мясными деликатесами, которые ты аккуратно брал из рук, несмотря на массивную челюсть. Взвизгивал, когда мы выдергивали вместе с клочками рыжей шерсти клещей, надоедливо присосавшихся к тебе за ушами.
Как мы все любили эти твои большие рыжие уши, за которые тебя часто таскала на даче соседская внучка. Знаешь, ты ведь совсем немного не дожил до того счастливого дня, когда и в нашей семье появился маленький веселый карапуз.
Незаметно летело время, с годами ты становился спокойнее, но временами нет-нет, да и проявлялся твой веселый задор, когда ты от радости начинал скакать по грядкам, вызывая негодование бабушки. Как же мне сейчас не хватает твоих четких следов среди рядков сладкой клубники…
А 2010 год был богат на дичину – и весна и осень баловали нас трофеями, отзвенели октябрьские ясные дни, а в ноябре подсыпало снежку, начиналась одна из моих любимых охот по белой тропе за зайцами. Час езды от города и твой хвост замелькал среди березовых стволов, а чуть позже мы услышали ласкающие слух звуки гона. Несколько зайцев было добыто в тот день и так как мы с отцом были в тех местах впервые, решено было туда поехать еще раз, увеличив охотничий коллектив еще на одного охотника, отцовского друга Митрофаныча.
После пяти часов охоты ты так и не подал голос, а я, увы, мазал и мазал по взлетающим рябчикам. Переходя поле, на глаза попался свежий след косули, на который я вначале не обратил внимания, но спустя время мы услышали твой отчаянный лай, который стал стремительно удаляться. Добежав до предполагаемого места гона, я увидел свежие следы уходящей краснокнижной дичи, которую ты, вероятно, стронул с лежки и теперь с азартом преследовал. Темнело, пушистыми хлопьями повалил снег. Громкие, во весь голос выкрикивания и выстрелы в воздух так и не принесли результата, до поздней ночи звали мы тебя, а снег все падал, падал, заметая наши следы.
Следующий день не принес и весточки о твоем появлении – не в ближайших населенных пунктах, нигде. Мы искали тебя, начав расклеивать объявления о пропаже в ближайшей деревне и запустив по радио информацию в объявлениях. А на третий день твоего отсутствия в тоскующей семье на улице прихватил мороз. Именно в тот день мне позвонил человек, живший на окраине города, к которому ты вышел в лесу и который привез тебя в Томск, предлагая взять, видимо породистую собаку соседям на своей улице. И когда он неосмотрительно оставил дверь машины приоткрытой, ты выпрыгнул и был таков. Все это он рассказал мне, когда услышал объявления по радио. Звали этого человека Степаном. Я и по сей день желаю ему здоровья. Если бы не он, наверное, мы бы больше никогда не увидели тебя. Но видимо самой богине Диане было угодно, когда на следующий день отец с товарищем обнаружили тебя спящим на мусорной свалке в пригороде, в компании бродячих собак. Тот день был праздником для нас!
Но сибирский мороз сделал свое дело. Не прошло наше временное расставание для тебя бесследно, да и собачья старость дала о себе знать. Мы возили тебя ко всем лучшим ветеринарам, которые только разводили руками, выражая сочувствие. Ты стал плохо ходить, задыхался, а мне до слез больно было смотреть на тебя и я давал волю эмоциям, оставаясь дома с тобой наедине, уткнувшись лицом в твою мягкую шерсть на загривке.
И ноябрьским вечером, перед выездом на охоту никто из домашних и не обратил внимания, когда ты слабой, шатающейся походкой обошел каждого, любимого тобой человека и, помахивая хвостом, пристально посмотрел в глаза. Только потом я понял, что ты прощался с нами…
А когда, уже ближе к обеду следующего дня, мы собрались около машины в заснеженных полях, чтобы перекусить, я увидел шесть подряд пропущенных вызовов на мобильном от мамы. Я тогда молча стал убирать в чехол ружье, сдерживая подступающие слезы и только через несколько минут, собравшись духом, перезвонил, чувствуя недобрую весть…
Сказать, что я быстро ехал – значит не сказать ничего. Не замечая кочек и не слушая отца с товарищем о предложении сбавить ход, я мчался по заснеженной полевой дороге, включив третью передачу, чтобы успеть в город до темноты.
Спустя несколько часов мы долбили ломами успевшую подмерзнуть землю на заднем дворе дачи, смахивая бежавшие по щекам слезы. Сверху белой простыни я положил несколько кедровых веток, а потом, когда в углу заднего двора появился маленький холмик, отсалютовал в небо из старой одностволки и выстрел в память о тебе разорвал вечернюю тишину…
Всю дорогу от дачи до дома мы ехали молча, переживая заново внутри осознание, что ты ушел навсегда, ушел в Края Вечной Охоты. Что-то теплое обволакивало часто стучавшее сердце - наверное, ты уже смотрел откуда-то сверху на нас своими умными глазами.
А снег все падал и падал белыми легкими хлопьями, засыпая следы…
Памяти моего верного друга, выжлеца Бурана…
Убегают, бестолковые, бегай потом, ищи их... Ну а когда не стает друга, совсем печаль.
