Когда охота пуще неволи (студенческие годы)
М.Н. Смирнов. https://www.hunting.ru/blogs/view/85284/
Упорно и терпеливо внимал я преподавателям почти месяц, не выбираясь в «отъезжие поля», но в начале ноября (1955 г.) решил навестить тайгу окружающих Байкал гор. Уже смеркалось, когда сел на поезд, шедший в направлении Култука. Поздно вечером, достиг станции назначения, вышел - кругом тьма тьмущая. Пошел в сопки, лежавшие справа. На середине склона обнаружил уютное местечко и примостился на ночлег. Ночь подрожал, но всё же немного поспал.
Встал в 8 часов, рассвело. Гляжу: Байкал «подо мною, один в вышине стою на вершине» и т.д. Направился вглубь горного кряжа, пересек шоссе, идущее на Иркутск. Встретил группу рябчиков, которые хорошо откликались на манок, но ближе 70 м ко мне не подлетали, пересек несколько распадков, вышел на очередную сопку. (Здесь вскоре проложили электрическую высоковольтную трассу, опоры уже тогда стояли и на гребнях, и в падях, оли¬цетворяя собой будущее этого края.)
Везде был снег, лежащий то пятнами, то почти сплошным покровом, оставляя лишь небольшие бесснежные островки. На снегу местами виднелось множество следов косуль, то и дело - дорожки от прошедших групп, заячьи наброды, иногда и начальные признаки их будущих тропок, нередки были следы горностаев, иногда меж стволами деревьев мелькали четырехчетки белки. Кое-где «набродили» рябчики. Походя наклонялся, чтобы сорвать брусничку-другую, она, «хваченная» морозцем, была кисло-сладкой, приятной на вкус. Присел на валежину, налетела сойка, сбил ее из ружья своего старого бельгийского «Льежская мануфактура». Это уже было «мясо», хотя в ней и мяса-то немногим больше, чем в воробье. Наткнулся в горельнике на балаган шишковщиков, здесь же валялось самодельное сито для просеивания ореха кедрового.
Спустился в болотистую долинку, где протекал небольшой ручей, наполовину закованный в лед, устроил привал, сварил соевый суп-пюре и вскипятил чай. Вышел в кедрач, спугнул рябчика, но выстрелить не успел. Встретил следы человека и собаки. Откликнулся рябец на мой посвист, начал было подлетать, вдруг, вижу, с горы по тропе спускается человек. Увидел меня, остановился. Снял с плеча ружье. Спугнутый им рябчик отлетел в сторону, человек сошел с тропы и скрылся в чаще. Я прошел по ручью, который тек в покать р. Иркута, поднялся на склон с кедровником, нашел там балаган ореховщиков и остался здесь на ночлег. Поел и лег около костра, положив в него пару длинных бревешек. Сапоги резиновые снял, на ноги надел портянки, носки, варежки шерстяные и обмотал свитером «бумажным». Так и спал. Ночь длинная в ноябре - с 7 вечера до 8 утра темно. С вечера был сильный мороз, костер быстро затух, сначала я мерз и дрожал, но после полуночи сразу как-то потеплело, и мне приснился сон, будто я дома, в Юрьевце, пришел с этой самой охоты сибирской, надел валенки и сижу около печки, греюсь. Проснулся, вижу - на небе звезды будто ветром смело, тучи, снежок небольшой сыплет.
Раннее утро. Полумрак. Надел задубевшие за ночь «резины» на прилично прозябшие ноги, попрыгал на месте, посмотрел в котелок, где оставил с вечера кипяток, он промерз до дна. Так со льдом и погрузил его в рюкзак. Погода резко изменилась, дул ветер, шел снег, хмурое небо нависло над горами. Манил рябчиков.... Откликнулись два раза, стрелял влет. Направился к Байкалу, остановился в распадочке около ручейка, приготовил лапшу с сойкой, похлебал с удовольствием. Отдохнул. Перевалив сопку, подошел к новой железнодорожной линии, которая, кстати, проложена выше старой, кругобайкальской, примерно на 150 м. Но я спустился к старой линии, где по-прежнему ходили поезда дальнего следования. Денег на билет не хватало, и я решил добраться до Иркутска на крыше, как в январе с Володей Алексеевым, когда пересекали Азербайджан.
Около половины седьмого вечера подошел поезд «Хабаровск – Москва». На него я и взгромоздился. С задней от станции стороны поезда забрался на буфера и встал. Лесенки наверх нет, пришлось стоять между вагонами, держась одной рукой за трубку, идущую вдоль вагона на¬верх, а другой - за какой-то баллон. Было очень неудобно. Руки мерзли, то и дело приходилось менять их, держаться то одной, то другой, отогревать, сжимая и разжимая пальцы. На поворотах и стыках рельс так встряхивало, что я чуть не падал вниз - туда, где под откосом плескался холодный черный старик Байкал. Железная дорога лепилась на узенькой полоске, идущей между практически отвесными скалами слева и Байкалом справа. Воспользовавшись замедлением хода на одном из поворотов, уцепился за железяку на верху гармошки и, легко (удивительно, почему я в этот момент не ощутил тяжести своего тела, рюкзака и ружья) подтянувшись, забрался на «гармошку», соединяющую вагоны, т.е. межвагонную, и засел там. Здесь было удобнее, т.к. руки можно было спрятать под фуфайку, а рюкзак и ружье снять.
Сел спиной к направлению хода поезда на приступок к вагону, рюкзак положил между рессорами, ружье поставил тут же и поехал дальше. Было весьма прохладно, но я как-то не особенно чувствовал холод. Поезд шел довольно тихо. Вдруг, взглянув вперед через плечо, был поражен - наш поезд уходил прямо в черную громаду скалы, не снижая хода, вот он уже исчез там, а скала грозно надвигается. Скрылся и мой вагон. Надо мной в 1,0-1,5 м проносится каменный потолок туннеля, под ним растекается белый теплый дым из паровозной топки, он спускается ниже, окутывает меня, становится трудно дышать. С нетерпением жду, когда кончится туннель. Стук колес слышится глуше, хотя дым еще не разошелся, но это означает, что каменный мешок-труба кончается. Можно распрямиться, глубоко вдохнуть свежий морозный воздух. Взялся считать туннели: от ст. Култук до ст. Иркутск оказалось их 43 штуки, разной протяженности, порой не менее 150-200 м. Хотя мое положение не создавало предпосылок для любования красотами природы, но я восторгался ими, дрожа от холода и ветра.
Панорама была уникальная: слева вздымались к небу голые скалы, справа глухо, угрожающе ворчало «море». Иногда встречались небольшие поселки, как бы прилепленные к каменным громадам, в темных голых расселинах. На земле лежал снег, в воздухе носились редкие снежинки. Через 1,5 часа хода - остановка на 10-12 минут и дальше до станции Байкал еще 1,5 часа. От этой станции поезд шел без остановок вдоль заснеженного берега Ангары: скалы и горы слева, Ангара справа, до самого Иркутска.
Под конец ноги стали «изменять», я их уже почти не чувствовал несмотря на то, что старался двигать, сгибать, по мере возможности, повторяя сквозь стиснутые зубы: «Мужайся, Маркуша, на свете два раза не умирать...». Зарево над городом приближалось очень медленно. Вот наконец загорелись огоньки «Ангарстроя». Поезд, прогрохотав мимо котлованов и дамб, въехал в пригороды столицы Восточной Сибири, горевшей тысячами огней. Дважды над городом просияли и рассыпались зеленые ракеты - наступил главный советский праздник. Отовсюду слышались песни и пьяные крики. Спрыгнул вниз, и ружье с треском упало на платформу, оборвалось крепление ремня к чехлу. Взял его под мышку и пошел на привокзальную площадь. Часы показывали 23.15, а из Култука выехал в 18.45. На крыше вагона (между вагонами) пребывал 4 часа 30 мин. Ноги так онемели, что еле отогрелись, с трудом сгибались в коленях, особенно в правом (через 20 лет оно и стало меня беспокоить раньше левого).
В трамвае немногочисленные пассажиры почему-то отворачивались от меня, как от прокаженного, как бы боясь смотреть в лицо. В общежитие прибыл в полночь. В нашей комнате свет был потушен, на столе валялись обглодки, в центре красовалась немытая кастрюля. Все, вероятно, хорошо выпив (праздник все-таки), спали мертвецким сном. Нашел зеркало, глянул и был поражен несказанно: на меня глазела маска сине-зеленая, закопченная, под глазами темные круги, взор лихорадочный, губы красные, зубы на этом фоне были белоснежными. Оставила-таки следы свои сажа паровозного дыма, летев¬шего навстречу мне в каменных теснинах царской надеж¬ной постройки. Пошел вымылся и улегся на кровать спать.
P.s. На премию мэра, как профессор года, и пенсионные сбережения Марк Николаевич издал несколько книг-воспоминаний об охоте, природе, случаях из жизни животных, а также о "людях по большей части связанных с дикой природой". Книга вышла небольшим тиражом, разошлась по знакомым, так и не дойдя до широкого читателя.
