Займище.
Васька проснулся, открыл глаза и посмотрел на старенькие дедовские ходики с кукушкой, но не поняв сколько времени, повернулся на бок и безразличным взглядом уставился в окно. Из-за тонких ситцевых занавесок, в щель между ставнями пробивался свет уличного фонаря. Он болтался на крючке под навесом крыльца, и иногда издавал едва слышный нудный звук писка мыши.
Дед, по материнской линии, несмотря на потерянную руку в первые дни войны, был ещё в силе. Со своим маленьким хозяйством старался управляться сам, как мог сохранил страсть к охоте и передал внуку. Васька приезжал к деду с бабулькой довольно часто и при первой возможности. Летом, когда начиналась страдная пора сенокоса косил, сгребал сено, а потом верхом на лошади возил на волокушах к местам, где его метали в стога. В долгожданные зимние каникулы, любил бродить с дедовской двустволкой двадцатого калибра. Это были с детства родные места, где по осени бушевали колхозные пшеничные и овсяные поля, а зимой среди колков стояли приземистые стожки сена из душистого разнотравья, накрытые белоснежными шапками.
Деды были старой ,,закваски,, и глубоко верующими людьми. Васька, несмотря на свои уже шестнадцать лет, ещё не забыл, как ещё в дошкольном возрасте оставался слегка голодным во время великого поста. И частенько, украдкой ел хлеб с топлёным маслом и прикусывал комковым сахаром. Однако надев пионерский галстук, он хоть и не носил крестик, но когда приезжал в родную деревеньку из одной улицы в семнадцать дворов, внешне становился православным. И естественно, прежде чем сесть за стол, отдавал дань своим старикам, крестился перед иконой стоящей в переднем углу на полочке за занавеской.
Обычно к полудню, как и в этот раз Васька помог управиться по хозяйству. Очистил загон у дух поросят и стайку для коровы, принёс сена, пойла. Натаскал воды из колодца, дров, настрогал лучин и запасся берестой для растопки печки в бане. Ближе к полудню, в доме с русской печью, пахло картофельным пирогом с луком, ароматными щами из квашеной бочковой капусты и бульоном из свиной грудинки. Вскоре, все трое уже сидели за самодельным деревянным столом, накрытым цветной клеёнчатой скатертью. Архипыч, по привычке, смачно втягивал щи из большой деревянной ложки и нет, нет да приговаривал:
-Ну, Агафьюшка, угодила нынче. Угодила со щесами-то.Т ы погляди, даже внучку по-нраву.. .
-Коли так быват, сказывай,- вопросительно и с хитринкой в глазах беззубо прошепелявил дед.
-Вкуснее не быват,- чуть подражая, ответил Васька и продолжил хлебать щи.
-То я и вижу, ты ложкой-то стучишь, как веселком супротив воды на перекате.
Агафья заулыбалась, но скорее от шутки чем от похвалы, и погладила внука по пышной шевелюре.
-Гляди-ка дед, а ведь космы то у него, как у тебя в молодости.
-Так он и охотник-то уже в мой ,,рост,, . Всех ушастых в округе примотал к своим местам,мне уж делать некого, - многозначительно сказал дед, и облизав ложку, вопросительно добавил:
-Ты сегодня тоже пойдёшь охотить или уже передумал?
-Так считай деда, что я уже давно за огородами.
Спустя час Васька уже тропил беляка и после непродолжительной ,,расшифровки,, его следов на жировке, понял, что тот ,,укатил,, в ближайший рукав обширного займища. Это была болотина с ,,живым,, ручьём , заросшим мелким кустарником, камышом и чахлыми берёзками. В полукилометре низина делала крутой поворот, и как бы взбегала на край обширного поля со стернёй, покрытой снежным одеялом. По всей ширине и длине оно было ,,расчерчено,, стройными рядами лесополос.
Васька остановился, закурил и сладко затянувшись дымком, положил спички и папиросы в карман штанов. Взглянул на часы и удивлённо пробормотал:
-Вот те на, уже более трех часов натикало. Однако до первых сумерек, к краю рукава успею ещё добежать.
Заячьи следы разбегались в разные стороны. Они то на махах уводили в поле, то петляли на месте, как пьяные, то исчезали в камыше, а то и просто сливались в одну тропку и тонкой ,,ниткой,, тянулись вдоль кустов. Снегу было не более чем десять -пятнадцать сантиметров и он шёл легко без лыж, в дедовских подшитых валенках. Через сотню метров, болотина переходила в узкий овраг с кустарником и камышом. Васька вновь остановился и, как бы на прощание выстрелил в сторону кочки со снежной шапкой, и крикнул:
-Ну ладно косые,... живите.
И тут же, краем глаза заметил, как за кустом мелькнул белый комок и нырнул за редкий камыш. Васька вскинул ружьё и не прижав приклад к плечу, выстрелил из второго ствола. В прозрачном облачке, от выстрела дымным порохом, ему показалось, там на снегу , что-то шевельнулось и затихло. В прыжках, махая ,,крыльями,, дедовской шапки ушанки, он влетел буквально в камыш. Но уже через мгновение стоял по пояс в воде, с поднятой вверх левой рукой и ружьём, а правой интуитивно удерживал отворот телогрейки с накладным карманом. Его глаза не выражали ни разочарование, ни страх, а скорее удивление и поиск жизненно важного решения. На расстояние вытянутой руки, в неглубокой снежной ,,ванне,, лежал чисто битый матёрый беляк. Ваське даже показалось, что своим чёрным неподвижным зрачком, он следил за ним, и готов в любую секунду вскочить и убежать.
Стиснув зубы от проникшей в ширинку штанов ледяной воды, он всё же аккуратно положил стволы ружья на камыш, а рядом на рукавицу горстку патронов. Потом с усилием обеих рук, цепляясь за камыш и кочкарник, выполз из воды. Уселся прямо на снег и стянул тяжеленные валенки.
Спустя несколько секунд, он уже стоял по пояс голый и руками отжимал штаны. Тут же рядом бросил их на ветки кустарника и увидел, как из кармана выпали размокшие папиросы и коробок спичек.
-Надо же быть такому болвану, - вслух выругался Васька и только тут осознал подлость ситуации. Он быстро снял телогрейку, кинул на снег. Встал на неё, снял свитер, натянул рукавами на ноги и подпоясался сыромятным ремешком от штанов. Ещё пару минут он прыгал на месте и приговаривал:
-..Врёшь не возьмёшь, меня так просто. Так, так, что дальше. Идти быстро почти шесть километров..., да по морозцу. Нет, нет- это бессмысленно. Это,.. если огонь не добуду.
Васька снова натянул мокрые валенки. Встал и лихорадочными движениями наломал сухих веток и камыша. С соседней чахлой берёзки содрал ножом пару полосок тонкой бересты, и очистив снег у кочки положил всё рядом. Уже непослушными пальцами, выковырял из двух латунных заряженных патронов дробь, и на его лице мелькнул призрак улыбки. В одной из гильз пороховой пыж был газетный. Затем он бросил телогрейку на снег и сделал надрез у кармана. Вырвал пару клочков ваты и затолкал в патроны.
...Два выстрела прозвучали один за другим. Они огненными шлейфами разрезали уже спустившийся лёгкий сумрак на заснеженное займище и укатились эхом по оврагу. На отвороте телогрейки зияли две дыры, а из одной поднималась едва заметная струйка дыма с запахом тлеющей ваты.. .
Через четверть часа, на чахлых берёзках, кустарнике и стеблях камыша плясали гигантские тени от двигающейся человеческой фигуры. К небу, с появившимися на нём первыми звёздами, ещё долго взлетали искры от сгорающего в костре сухостоя займища. А в лёгком облачке дымка, не видимо растворялся пар от сохнувшей одежды охотника; человеческие корни которого срослись с матушкой природой в единое мироздание. И.., где-то в дали, Ваську уже ждала натопленная до нестерпимого жара банька,с ароматом пихтового масла и берёзовым веником.
