Глухарь
Едва мы вступили на моховое болотце, Октав значительно фыркнул и повел по горячему следу. На кромке болота зеленел осинник. Птица бежала к этому осиннику. Там, за стеною деревьев, она взлетит, и я услышу только хлопанье крыльев, стрелять будет некуда. Обычный «прием» старых петухов...
В таких случаях я останавливаю собаку, взмахиваю рукой. Послушный нес прыжками несется в сторону, выбегает навстречу птице. Петух «штопором» взлетает между мною и собакой, чтобы тут же рухнуть от выстрела. Так было много раз.
Теперь же стрелять не пришлось. Октав работал по всем правилам собачьего искусства, и все-таки у нас не получилось.
Глухарь круто повернул вправо, еще быстрее побежал от собаки. Незримый для моих глаз, он взлетел за березой, и хлопанье тяжелых крыльев было – так показалось мне – насмешкою над собакой и человеком с ружьем.
– В дураках остались! – сказал я собаке.
Октав тоже был смутен неудачей, но бодро махнул хвостом. Это означало:
«Не тужи, хозяин: завтра возьмем!»
– Возьмем, – согласился я. – Еще как возьмем! Подвесим к ягдташу на три кольца: двумя за мохнатые лапки, третьим за шею. Вот мы его как!
Слова мои оказались бахвальством. Мы не «взяли» ни завтра ни послезавтра. Переместился глухарь, напуганный собакой? Нет, нет! Утром и вечером он кормился на болоте. Октав легко находил свежий наброд, и все повторялось. Раза два я видел в траве, впереди собаки, коричневую спинку бегущего глухаря, но стрелять было далеко.
Глухарь был незаурядно умен и хитер. Следовало бы бросить охоту, а я не мог: охватил спортивный азарт.
Дважды в день ходил на болото, дабы убедиться – который раз! – в тщете своих попыток взять глухаря.
Октав, кажется, тоже понял, что «противник» нам не по плечу: стал работать лениво, неуверенно, сердито фыркал, вздыхал и поглядывал на меня с укоризной.
Наконец-то пришла счастливая мысль: охотиться без собаки. У меня же есть опыт промысла в одиночку. Тряхнем стариной!
Я выходил на рассвете, становился в засаду на опушке осинника, ждал птицу.
Вся прелесть летней охоты в движении по лесу, и для ружейного охотника, имеющего отличную собаку, нет ничего хуже, чем стоять в засаде, тоскливо поглядывать на часы. Я же терпеливо стоял два утра и два вечера подряд. Выстрел по глухарю теперь был делом спортивной чести: отступать нельзя!
Глухарь в эти дни, несомненно, кормился на том же болоте. Вылетов туда и обратно не было. Значит, ходит пешком. Но где его путь? Я стал внимательно приглядываться к этой птичьей земле. Утром находил наброд в росистой траве и поражался: глухарь не имел своей тропы, каждый день ходил по новому месту.
Надоело стоять в засаде, и я стал бродить по опушке в надежде, что рано или поздно пути наши сойдутся. Глухарь обладает превосходным слухом. Если вы будете топать ногами, шуршать травой, наступать на валежник, вам никогда не удастся повстречать умную и чуткую птицу. Я стал изощряться в бесшумной ходьбе и достиг заметных успехов.
И пришла минута торжества моего! Мы столкнулись на большой полянке. Глухарь неторопливо шагал в высокой и редкой траве. Курки у меня были взведены. Я взял птицу на мушку. Передо мною был могучий красавец петух. Озаренный утренним солнцем, он шел по влажной земле, и ветер колыхал дымчатые перышки на овальной его груди.
Ничто не могло спасти его! Мои патроны с капсюлем «жевело» не знают осечек. От удара дроби он подпрыгнет и ткнется грудью в траву.
Однако я не нажал гашетку... Почему? Слишком легкий был бы выстрел. Цель приблизилась – и обаяние исчезло. Пропало желание подвешивать глухаря на три медных колечка к ягдташу!
Я кашлянул. Глухарь, будто споткнувшись, остановился, вытянул шею и взвился над зелеными осинками.
Он сел невдалеке на сосну. Уходя с болота, я помахал ему шляпой, пожелал долгой жизни. Он переступил на ветке, прихлопнул крылом, бормотнул что-то незнятное. Мне думается, он сказал:
«Ни пуха ни пера тебе, добрый охотник!»
Знаю: обстоятельные люди посмеются надо мной. Две недели выслеживал глухаря и... не убил!
Да, потеряно две недели отпуска. Но разве мало приобретено? Я выучился бесшумно ходить по лесу. Совершенно бесшумно. А это в жизни пригодится.
Иван Арамилев.
