Мои промахи на охоте
Несмотря на различные горести и невзгоды жизнь хороша и прекрасна! В юности мы торопимся быть взрослыми, затем как можно быстрее добиться приличного места под солнцем. И всё торопимся и торопимся. С возрастом вдруг, начинаем понимать, что жизнь скоротечна. Мы знаем чётко, со сто процентной уверенностью, что нас ждёт впереди. И уже не торопимся. И всё чаще и чаще обращаемся к памяти своей юности, когда были молоды, здоровы и безмерно счастливы. Как в церкви:
- Батюшка, - я согрешила.
- Бабушка, вы мне об этом говорите третий раз.
- Батюшка, приятно вшпомнить…»
Вот и я с превеликим удовольствием окунулся в годы своей юности и зрелой поры. На охоте всякое бывало: и удачи и полосы невезения. В отрочестве у меня была старенькая одностволка шестнадцатого калибра без хвостовика. В то время её называли «переломкой». Для того что бы её переломить и зарядить, приходилось зажимать ружьё между ног стволом назад, вставлять в гнездо хвостовика лезвие большой плоской отвёртки и резко поворачивать влево. О недоступности боеприпасов, в то послевоенное время, вспоминать больно и страшно: десяток окислившихся латунных гильз, дымный порох, самодельная дробь из свинцовых кубиков, размером крупной картечи и пыжи из старых газет. Не имея опыта и навыков стрельбы по движущейся дичи, первые годы промахи следовали нескончаемой чередой.
За моими плечами более полувековой охотничий опыт. И только расстреляв несколько пудов дроби, я стал неплохим стрелком и удачливым охотником. Постоянно я выяснял причины промахов не только своих, но и чужых. Как показали многочисленные исследования, при стрельбе в лёт по водоплавающей дичи, до семидесяти процентов пернатых, улетевших вроде бы целыми и невредимыми, были поражены одной двумя дробинами по не убойному месту. Это характерно и для другой дичи, включая копытных животных, что приводит к ослаблению здоровья подранков, преждевременной гибели от хищников и болезней.
Как следует рассматривать промах охотника по дикому зверю? В моём понимании чистый промах – положительно! Если бы охотники «не мазали» - на земле давно не осталось ни одного дикого животного. Это самый важный аргумент в пользу промахов на охоте по любому зверю.
Промах, как для охотника, его допустивший, так и для зверя, по которому стреляли, есть взаимный урок. Для зверя огромный стресс на грани
шока и урок на всю оставшуюся жизнь. У него укрепляется инстинкт самосохранения на данный раздражитель.
Говорят, что учиться надо на чужих ошибках. Вот я и решил рассказать о своих промахах на охоте в надежде, что кто ни будь извлекёт из них пользу.
Среди охотников существует мнение, что наиболее обидные промахи запоминаются на всю жизнь. И это совершенно верно. Вспоминаю свои вопиющие промахи по косачам, совершённые мною в годы моей юности. Охотился я в то далёкое время в Новосибирской области в окрестностях станции Ояш.
Морозным солнечным днём я долго и безрезультатно колесил по берёзовым перелескам в поисках тетеревов. В редком березняке под лыжами неожиданно взорвался снег: в фейерверке искрящегося снега, оглушительно хлопая крыльями, взметнулся вверх иссиня–чёрный косач.
Сердце моё взревело от радости: «Нашёл!», а разум кричал: «Уйдёт!». Я сорвал с плеча курковую двустволку и в пылу азарта сделал двойной промах. Что здесь началось! Отовсюду шумно, хлопая крыльями, вырывались из-под снега косачи. Среди высоких деревьев взлёт их был почти вертикальным. Я потерял самообладание: кидался к очередной лунке и палил налево и направо. И всё мимо! С тоской глядел в след каждой птице, целой и невредимой растворяющейся в голубом небе. Мне не приходилось зимой добывать косачей, а так хотелось, что хоть плач. У каждой целой лунки я приказывал себе: «Гена, не торопись!». Вырывался косач – мгновенно следовал выстрел – промах.
К моему горькому разочарованию всё так же мгновенно прекратилось, как и началось. Опять я остался у разбитого корыта, опять без желанного трофея. У меня остался ещё один патрон. С затаённой надеждой решил проверить всю поляну. Около небольшого талового кустика последняя не распечатанная лунка. С неимоверно бьющимся сердцем, осторожно, не дыша, иду к ней. Под лыжами предательски поскрипывает снег. Мне кажется, что этот противный скрип разбудит даже мёртвого. Вот до неё десять, пять шагов. А тетерев не вылетает. Я начинаю сомневаться - здорова ли затаившаяся птица. Как можно выдержать два десятка выстрелов и не покинуть снежную колыбель? Подхожу вплотную. Ружьё наготове. Смотрю по сторонам – вылета нет. Из-под носков лыж, с треском и шумом вылетает тетерев, хлопает в испуге крыльями и не может вырваться из паутины веток. Мне бы упасть на него молнией, сцапать мёртвой хваткой серого волка! Так нет, не позволяет охотничья гордость. Нажимаю на спусковой крючок - гром выстрела – куча, разлетающихся в разные стороны перьев. Чуть не плача, провожаю скорбным взглядом полуобщипанного косача; без хвоста, он как-то неуверенно и беспрерывно покачиваясь вперёд-назад куцым корпусом, благополучно покидает «поле битвы».
Всё свободное время я отдавал охоте. По совету моего учителя русского языка, литературы и напарника по охоте Волкова Михаила Степановича, страстного охотника и прекрасного человека, я приобщился к охотничьей литературе. Усердно изучал различные способы охоты на диких животных, правилах стрельбы влёт и по бегущему зверю. Результаты не замедлили сказаться. К тому времени мне было шестнадцать лет. Я прилично стрелял влёт уток, белых куропаток, на бегу зайцев. Мне очень хотелось добыть лисицу. Ну, очень! Ещё затемно вышел из дома и через пяток минут оказался за околицей. Лыжи легко катили по плотному на открытых местах снегу. Но в перелесках снег был рыхлым, я торил довольно глубокую лыжню. Пересёк небольшой ручей. На краю поля ровной цепочкой тянулись свежие следы
лисицы. Сердце моё забилось в радостном ожидании. Возможно, именно сегодня мне повезёт. Конечно, повезет, и я добуду рыжую красавицу! Следы выели меня на пшеничное поле, теряющееся в снежной пелене. Погода была самая благоприятная для тропления этого хитрющего в моём понимании зверя: температура в пределах пяти градусов, шёл мелкий снежок и мела слабая позёмка. Она-то и заметала следы лисицы. А зверь мышковал. То тут, то там встречались ямки с выбросами земли и яркими крапинками крови на снегу.
Лисица бежала лёгкой рысью против ветра. Следы привели меня к ряду копен соломы, с нахлобученными набекрень шапками снежных сугробов. В одной виднелось отверстие, напоминающее вход в нору. Я был в белом маскхалате. На фоне падающего снега лисица не могла меня разглядеть даже на близком расстоянии, если не делать резких движений. Преследуя зверя, я, конечно, допускал теоретически, что он может оказаться именно в этой копне и именно сейчас. Но как часто действительность разочаровывала меня. На всякий случай осторожно отхожу влево к началу ближайшего ряда копён. Теперь меня не видно из норы. Снимаю курковую двустволку шестнадцатого калибра, взвожу курки и медленно иду к норе. До неё сорок, тридцать метров, моё напряжение и нетерпение достигают предела. Во мне всё кипит и клокочет. Сердце бешено колотится, грохочет, как механический молот, подступает к горлу. До копны двадцать метров, десять. В голове проноситься рой шальных мыслей и самая навязчивая – «Опять неудача!». Я останавливаюсь, перевожу дух и расслабляюсь. Но надежда не покидает меня. Осторожно, словно на цыпочках, подкрадываюсь вплотную к копне. Около отверстия, присыпанные снегом следы лисицы. Явственно слышу шуршание позёмки. Она-то и замела всё вокруг – не понять – входные следы или выходные. Подхожу вплотную к норе. Пытаюсь через дыру разглядеть, что там внутри. В руках наготове ружьё. Красным пламенем взметнулась через мои лыжи насмерть перепуганная лисица. Я оторопел от неожиданности. В мгновения ока, по-моему, не приставив к плечу приклад ружья, нажал на спусковой крючок. Фонтан, снега и земли взметнулся рядом со стелющимся в безумном беге звере. «Уйдёт!» - молнией пронеслась в моей голове шальная мысль. Незамедлительно, как в хмельном угаре, выстрелил из второго ствола. Гром выстрела не придал ускорения моему вожделённому трофею. Лисица и так выжала все свои физические возможности, наверное, на двести процентов. Я отпустил в свой адрес поток нелицеприятных слов, с грустью наблюдая за удаляющимся, опять не моим трофеем.
Лисица, отбежав от меня метров на двести, и уверовав в своё спасение, повернула голову в мою сторону, запнулась обеими ногами за кочку и перевернулась через голову; бежала по дуге, неотрывно глядя на злополучную копну. Скорее всего, она силилась определить источник грома, оглушившего её в несвойственное для зимнего времени года. Через несколько десятков шагов ещё раз исполнила кульбит через голову, что вызвало у меня приступ весёлого смеха.
Для меня, начинающего охотника, промах дал очень много. Я понял, что лисица не такая уж хитрющая, как изображена в русских народных сказках. И её можно добывать, как и других охотничьих животных. Несомненно, что и мой выстрел добавил бдительности рыжей кумушке.
Многие охотники наивно считают, что глухаря легко увидеть в кроне любого хвойного дерева. Но это не всегда так. Помню, в Хакасии скрадывал токующего петуха в густых предутренних сумерках. Подскакал к нему вплотную; слышу, токует на густой высокоствольной сосне. Остановился за тремя берёзками-сестричками, веером раскидавших стволы из одной корневой системы. Петух, по-видимому, засёк подозрительные шорохи и прекратил токовать. Я долго и безрезультатно высматривал в плотных утренних сумерках затаившуюся птицу. Решил дождаться наступления дня, так как мне нельзя было сделать и одного шага что бы не вспугнуть мошника. Мне пришлось даже присесть на колени. Рассвело. Предо мной одинокая сосна, до неё полтора десятка шагов, за ней обширная поляна и ни одного дерева. Правда, между мной и сосной тонкая берёзка. Я десятки раз обшарил жадным взглядом каждую ветку сосны, но глухарь как в воду канул. Из-за ближайшего увала выглянуло багряное солнце, его ласковые лучи контрастно высветили каждую веточку, каждую хвоинку на ближайщих деревьях. Но где же глухарь? Ну, как можно не обнаружить такую чёрную громадину? Это же не какой-то певчий дрозд или серенький рябчик?
Чуть изменил положение, опустил взгляд к нижней части ствола сосны. В каких-то трёх метрах от земли на сучке тонюсенькой берёзки сидит, напружинившись к взлёту, здоровенный глухарь. Сидит ко мне правым боком, пронизывая меня насквозь взглядом чёрного ока. «Улетит», - мелькает в голове предательская мысль. Не сводя с глухаря глаз, осторожно поднимаю ружьё «Белка», просовываю стволы межу берёзками и моментально стреляю дробью. Глухарь подпрыгивает вверх. В воздухе разворачивается на сто восемьдесят градусов, и, о, чудо! Приземляется на тот же сучёк, на котором сидел! Теперь он неотрывно смотрит на меня левым глазом. Петух, поджал ноги, сгруппировался - готов к старту. «Улетит! Улетит!»,- свербит в голове взрывоопасная мысль. Я возбуждён, от волнения по моему телу пробегают нескончаемыми потоками противные мурашки. Как можно осторожней, не дыша, передвигаю рычаг переключения стволов на нарезной.
Глухарь, как загипнотизированный, наблюдает за моими действиями. Он начисто забыл про мощнейший инстинкт самосохранения. Стреляю. Глухарь легко, словно бабочка, срывается с сучка и преспокойно растворяется в родной тайге. Моему разочарованию нет предела. Встаю на ноги, любуюсь зарождающемуся дню, пробуждающейся от зимней спячки Природе, и постепенно успокаиваюсь: не первый и, слава богу, не последний мой промах. Зато, каков урок я преподал дремуче безграмотному мошнику! Предо мной он восседал «неучем», а упорхнул маститым «профессором».
В последующих охотах я отучил моё сознание в момент выцеливания дичи от не фартовых утверждений: «Улетит, убежит» на оптимистическое – «Сейчас я тебя отоварю», что укрепило мою концентрацию внимания и улучшило результаты стрельбы.
Вспоминается ещё один непонятный случай там же в Хакассии. Так уж случилось в первый год моей работы, что на открытие охоты на водоплавающую дичь, должен был приехать мой сокурсник и привезти патроны с мелкой дробью. По какой-то причине он задержался. Мне пришлось начинать охоту с патронами, заряженными дымным порохом. С крутого берега озера определил лучшее плёсо, через которое летела почти вся утка. Заплыл в камыши на резиновой лодке. Стрельба в лёт у меня шла на ура – почти без промахов. Тяжелые кряквы с шумом падали в воду, наполняя моё охотничье сердце неописуемым восторгом и радостью. Мне привезли фабричные патроны с семёркой. Ну, - думаю, теперь-то я покажу класс! И показал. Девятнадцать промахов подряд. В чём была причина совершенно разной стрельбы в течение одного часа, так и не понял до сего времени.
Вспоминается случай на загонной охоте на лисицу в степном Алтае. Мы с другом увидели лисицу на лёжке посреди пшеничного поля. Я осторожно обошёл далеко стороной и встал на пути её ожидаемого хода, а он нагнал вспугнутого зверя. Лисица бежала мимо меня, повернув голову назад, силясь, по-видимому, понять, кто же её потревожил. Зверь был метрах в пятидесяти, когда грохнул выстрел. Даже трудно представить, какой страшный шок пришлось испытать бедной лисице. От испуга у неё вмиг широко раскинулись задние ноги, не прерывая бега, она выбросила мощную и продолжительную струю мочи. Затем восстановился нормальный бег, как громыхнул второй выстрел. И всё повторилось с выбросом мочи. Промахи, скорее всего, были допущены вследствие низкого качества ружья и патронов.
Момент подготовки и ведение стрельбы по дичи требует от охотника максимальной концентрации внимания. Нередко от «мелочей» зависит успех всей охоты. Уже в зрелые годы мы отстреливали волков с вертолёта МИ – 2. Из Нюрбы прибыл новый экипаж, с которым мне ещё не приходилось работать. Лётчики теоретически были подготовлены к такой ответственной работе, а на практике отстрелом не занимались. В первый вылет за два с половиной лётных часа мы волков не обнаружили. На подлёте к Ленску заметили лисицу. Командир в порядке отработки практических навыков предложил ёё отстрелять. Скрепя сердце, я согласился. Опасаясь задеть за вершины деревьев, лётчик держал машину на запредельной высоте. Я просил его снизиться до оптимальной высоты, но он не сумел перебороть чувства страха. Наобум Лазаря я выстрелил несколько раз картечью. Лисица закопалась в снег около небольшого куста, из-под которого торчал кончик рыжего хвоста. Следует отметить, что якутская лисица намного мельче своих сородичей из других регионов.
Вертолёт приземлился от неё метрах в семидесяти. С ружьём МЦ-21-12 я побрёл к зверю. Ни на следах лисицы, ни около неё не было ни капли крови. Вытащил кумушку за хвост и держал подальше от себя на вытянутой левой руке, а она с остервенением хотела вцепиться в любую часть моего тела, цеплялась зубами за ветки карликовой берёзы и всячески мешала моему движению к вертолёту. Мне это надоело. Я решил отпустить лисицу и добить её выстрелом. Так и сделал. Размахнулся и бросил её в сторону открытого пространства. Ошалев от неожиданной свободы, она бросилась в сторону густого соснового подроста. Я спокойно, как на стенде, выцелил её по ушам и нажал на спусковой крючок. К моему огорчению выстрела не последовало. Гляжу - затвор в заднем положении, а в патроннике ни одного патрона.
На охоте с подхода на лосей в Якутии, я медленно шёл по лиственничной гари по безымянному ключу на речке Хотого. Много лет
назад здесь был низовой пожар. Молодняк выгорел. Остались деревья диаметром от двадцати сантиметров у основания. Местность просматривалась в пределах ста метров. Снежный покров был неглубоким, поэтому я был без лыж. Прошёл чуть более километра, внимательно просматривая возможные места лёжки. На охоте кто первый обнаружит «противника» - тот и победитель. Если охотник, то имеет шанс добыть
трофей. Ну а в награду зверю - самое драгоценное – жизнь! Неожиданно из редкого лиственничного подроста поднялся лось. До него было не более ста метров. Сердце моё забилось в радостной истоме. Вот он счастливый миг охотничьего фарта! Я сумел скрасть осторожного зверя, несмотря на то, что стояла довольно-таки морозная погода. Мороз был где-то около полутора десятков градусов. Зверь не видел меня, но на слух определил место шума и стоял готовый в любой момент скрыться в тайге. Крупный бык, тёмно-бурой окраски с мощными лопатообразными рогами стоял ко мне левым боком и внимательно смотрел в мою сторону. Внешне зверь был спокоен. Окружающая тайга была такой же безмятежной и неизменной, как в утренние часы кормёжки, но непонятные шорохи беспокоили. Инстинкт самосохранения, являющийся самым сильным законом в природе зверя, вздыбил все органы чувств на определение причин беспокойства. До тех пор пока причина не определена – страх не овладевает зверем. Он не знает от кого и куда бежать. Я же спокойно выцелил его по лопатке. Затем переместил мушку на десяток сантиметров к задней части и нажал на спусковой крючок. Стрельба из нарезного оружия по крупному зверю требует от охотника хорошей стрелковой подготовки, знания убойных мест зверя, крепких нервов, осмотрительности, умения бесшумно ходить по тайге и, главное, не спешить. Особо хочу остановиться на осмотрительности. В тайге, в лесу, мы, как правило, видим лишь контуры зверя. Какая-то часть тела закрыта стволами деревьев, словно бронёй. Задача охотника направить пулю в убойное место, незащищённое деревьями.
В данном случае я выпустил из виду приведённое выше утверждение. Пуля выбила веер щепы из ядрёной лиственницы, стоящей пред лосем. В панике он бросился от меня напролом. Ещё какое-то мгновенье слышался треск валёжника и глухой стук рогов о стволы деревьев. Затем всё стихло. Промах я воспринял спокойно – главное зверь остался целым и невредимым. Я получил свою порцию опыта, лось свою.
Аналогичный случай произошёл на охоте с подхода в Якутии на речке Эргеджей. Лось кормился молодыми побегами карликовой ивы и берёзы на краю обширной мари. Насытившись, ушёл на днёвку по узенькой кустарниковой низинке, языком вдающейся в сосновый бор. Я осторожно продвигался в полветра по противоположному от следа лося краю леса.
Вскоре низинка закончилась травянистой полянкой, поросшей со всех сторон ерниковыми зарослями карликовой берёзы высотой до полутора метров. Защитные условия для лёжки были прекрасными. Зверь где-то рядом. На краю полянки я остановился в раздумье: как поступить дальше? Идти через открытое пространство напрямую, или обойти стороной. Решил обойти полянку с левой стороны. Только сделал пару шагов, как из-за кустарника возникла голова лосихи. Она была рядом. В каких-то семидесяти метрах. Я остановился как вкопанный. В разгорячённую голову, словно гадюка, начало вползать противное чувство торопливости, что зверь вот-вот убежит и надо скорее нажать на спусковой крючок. Ох, уж это «поскорей»! Торопливость и подводит охотника. На фоне кустарника я был малоразличим для лося, не обладающего острым зрением. В общем-то, я успокоился и не торопился. Но принял неверное решение. Вместо того, что бы стрелять в основание шеи или в голову, а я почему-то пальнул по туловищу. Кустарник оказался настолько плотным, что пуля, обессилив, не долетела до цели.
Иногда в тайге охотник совершает поступки, которым не может найти объяснение. В начале октября мы с профессиональным охотником Валентином Хасяновым отправились за лосями. Он постоянно жил в тайге в большом деревянном доме с крытым, по-сибирски, двором. Подворье находилось в устье речки Тыпучикан, впадающей в Нюю. Держал трёх отличных зверовых лаек. Ежегодно добывал для госпромхоза около десятка лосей. Была чёрная тропа. День был пасмурным, смурым. Мрачные тучи нависли над притихшей тайгой. Чувствовалось, что не сегодня-завтра выпадет снег и наступит долгая Якутская зима. Наш путь лежал через светлохвойную тайгу из лиственницы и перестойной сосны. Мы шли по довольно широкому профилю, пробитому сейсморазведчиками. На тысячи километров простиралась безбрежная дикая и суровая тайга. Валентин бодро шагал впереди меня. На правом плече у него висела двустволка шестнадцатого калибра. Я шёл следом с комбинированным промысловым ружьём: верхний малокалиберный ствол 5,6 мм, а нижний 28 го калибра.
У меня к поняге на поводке был привязан мой верный Джек – отличный соболятник. Две зверовые лайки Валентина бегали где-то рядом. Неожиданно Валентин присел на корточки. Я автоматически повторил его действия и выглянул из-за его плеча. По профилю к нам рысью бежал крупный лось. Голова его была наклонена вниз, словно большие лопатообразные рога гнули его могучую шею к самой земле.
Гон ещё не закончился. Бык шёл по следу лосихи, источавшей головокружительные запахи «любви». Могучий зов продолжения рода сделал лесного великана глухим и слепым. Нас он не видел, хотя мы возвышались на его пути, словно скульптурная группа «Охотники за лосями» в натуральную величину Зверь споро приближался к нам по противоположной стороне профиля. Когда до него оставалось не более полутора десятка шагов, Валентин начал целиться. На всякий случай я тоже приготовился к стрельбе. У меня мелькнула мысль: «Всегда я стрелял сам, а
сейчас увижу со стороны, как заваливается лось, после выстрела другого стрелка». Прогремел выстрел. К моему удивлению лось не рухнул замертво, а прибавил ходу. Прогремел второй – и тот же результат.
Я вскочил на ноги, мушка упёрлась в грудь убегающего зверя. Нажимаю на спусковой крючок, и в это мгновенье от резкого рывка собаки еле удержался на ногах. Пуля просвистела в вершинах сосен. Оказывается, Джек, привязанный к моей поняжке, увидел лося и кинулась к нему. Вторая пуля из малокалиберного ствола, тоже разминулась с удачливым зверем.
Я спросил у удручённого Валентина, куда он стрелял? На его бледном растерянном лице блуждала какая-то жалкая улыбка человека, которого из-за угла неожиданно ударили мешком. «Понимаешь, чертовщина какая-то со мной приключилась. В жизни такого не было, - трясущимися пальцами правой руки, он почему-то он указал себе на лоб,- В светлое пятно на лбу быка».
Мы отмерили расстояние до зверя в момент первого выстрела – одиннадцать шагов. Да, выдержкой промысловик обладал отменной!
Для меня важно расстояние до дичи; чем оно меньше, тем хуже. При охоте на копытных критическим является дистанция менее ста метров. И чем крупнее и значимее трофей, тем сильнее волнение и, как следствие, более реален промах. Не маловажным является фактор численности животных в месте охоты. Когда их много, тогда появляется уверенность и стремление стрелять на оптимальном расстоянии и наверняка.
В целом, уверенная стрельба зависит от многого ряда причин. Главной, по-моему, является умение владеть своими эмоциями, а оно появляется с опытом и годами терпеливого совершенствования охотничьего мастерства. Немаловажен и тот факт, что охотимся мы в году всего несколько дней. Только начинаешь входить в «тонус» восстановления навыков стрельбы, как «труба» зовёт к домашнему очагу.
Иногда на охоте на лося случались, как я их называю, «мнимые промахи». Как-то я выстрелил по лосю, затаившемуся в высоком ернике, из карабина СКС армейской пулей 7,62 мм. Зверь мгновенно завалился в кусты, словно в него попала пуля противотанковой винтовки. Я понял, что попал в верхнюю часть остистого отростка позвоночника в районе лопаток. Бегом бросился к поверженному зверю. Пока пробежал до зверя каких-то двести метров, он исчез. По следам определил: бык, лежа на боку, бился всеми ногами, затем перевернулся на живот, встал на передние ноги, перебирая ими, тащил парализованную заднюю часть метров тридцать, оставляя после себя широкую просеку искореженного кустарника; затем поднялся и на задние ноги, которые метров пятьдесят были широко расставлены, по-видимому, для остойчивости. Постепенно все двигательные функции зверя восстановились, он припустился с такой скоростью, которую не развивал ранее в нормальной жизни. Всего один раз пробовал преследовать такого «подранка», но тщетно. По мнению многих охотников и моему, лось такое ранение переносит легко и остаётся живым.
Особо хочется остановиться на тщательном обследовании места, где находился зверь в момент выстрела. Как-то при промысловом отстреле лосей в Якутии, мне пришлось стрелять из карабина по лосю на расстоянии около полутора сотен метров. После выстрела зверь скрылся в чаще небольшого лесного острова. Я «обрезал» след в месте вероятного хода лося. След был ровный, без каких-либо отклонений от нормы, и даже мельчайших капель крови. Я решил, что промазал.
На следующий день, проезжая невдалеке от места, где прекратил тропление, заметил на краю мари подозрительно тёмную кучу, оказавшуюся при близком обследовании вчерашним моим подранком. Я был не внимателен, не проявил должной настойчивости при обследовании результата выстрела, и напрасно загубил зверя. Единственным утешением оказался тот факт, что на моём подранке прижилась пара матёрых волков,
которых чуть позже я добыл с помощью яда.
С сожалением приходиться констатировать, что культура российского охотника крайне низка. Да и как может быть иначе, ведь она составная часть общенациональной культуры. О какой культуре можно говорить, когда охотничью отрасль сознательно лишили руководства и целенаправленно разрушили, для того, что бы богатые за бесценок захватили в личную собственность самые продуктивные охотничьи угодья и преуспевающие охотничьи хозяйства, расположенные, как правило, недалеко от городов. В данное время не до жиру, быть бы живу. И тем не мене культуру охотника следует повышать незамедлительно. По нашему мнению за счёт достойного повышения уровня жизни российского народа и укрепления экономики страны. На этом фундаментальном основании возродить охотничью отрасль страны: законодательно организовать единый департамент охотничьего хозяйства, под его руководством вкладывать необходимые средства в охрану животного мира, ограничить на научно-обоснованных расчётах численность волка и бурого медведя, проводить биотехнические мероприятия, в обязательном порядке обязать всех без исключения охотников сдать охотминимум. На последнем посыле следует остановиться более подробно. В целом, стандартный текст охотминимум весьма сложный и требует от охотника серьёзной работы над его изучением и воплощением в жизнь. Главное, что бы он ни превратился в формальность. Каждый охотник-любитель обязан сдать зачет на предмет поражения определённого количества тарелочек на круглом и траншейном стендах. Вот тогда и промахов на охоте будет значительно меньше.
11.02.08 Геннадий Лапсин г. Новосибирск
Все очень просто: дымарь более резок, а Вы, стреляя заводскими патронами, не только стреляли другим порохом, но и более мелкой дробью. Так что никакого секрета нет!
Что до промохов, то у кого их нет? Только у того, кто не стреляет! Ну и про мандраж организма- я както писал, что пока вас бьет озноб, трясутся руки и подкашиваются колени- ВЫ ОХОТНИК, ИМЕННО О Х О Т Н И К, а не заготовитель!
ЗЫ Спасибо за труд, хотя концовка вновь узкоспециализированного направления! :-)
