Нижние Закутки
Холодная сибирская зима волей-неволей заставляет нас мерзлявых городских людей мечтать о тёплом летнем солнце, ну или о самом светиле. Любая ясная погода заставляет нас покидать свои насиженные стулья, что обитают вместе с вами, возле сверкающих «голубых экранов». Одни сломя голову бегут в тридцатиградусный мороз с буром развлечься на скованные матушкой-зимой реки и озера, другие в лес, только походы и одних, и других к сожалению бессмысленны, а значит и безуспешны.
И вот спустя пять с половиной месяцев наступило долгожданное апрельское тепло, лучики солнца стали проводить достаточно больше времени, и толку от них было уже больше, ежеле в январский мороз или в февральскую метель. Снег начал заметно проседать, на дорогах потекли ручейки, проворонишь, то и дело лихой водитель обдаст тебя первыми лужами. С крыш то и дело недотёпам падают на голову сосульки, да и воробьи стали громче свистеть на подоконнике: «Виу, Виу, весна пришла, виу, виу!» От такой весенней жизни и начало меня тянуть куда-то, а сам и не ведаю, только в душе до того тошно стало, на дворе весна а я мотаюсь по грязным от весны переулкам и собираю бумажки по работе. День ото дня я начинаю томить, ещё день греюсь, и спустя парочку день я закипаю, убегаю с работы, оставив на столе у начальника объяснительную о смерти троюродной тёти вашей двоюродной бабушки. Дома по средствам всемирной паутине залезаю в интернет на сайт ОАО «РЖД», смотрю поезд до нужной мне станции, сверяю по часам, на последний поезд успеваю. На скорую руку собираю вещи, боеприпасы, документы, всё, вроде ничего не забыл, о традиции выпить чайку на дорожку тоже не забыл, ну вроде всё. С Богом!
В спешке выскакиваю раньше на одну остановку из автобуса, с губ срывается крепкое слово, и мне приходится бежать на вокзал бегом. На вокзале успешно купил билеты, успел сесть в поезд и благополучно уснуть.
Проснулся я на удивление рано, все пассажиры в купе ещё спали, неудобно маленько было перед ними, вчера заскочил в купе, не познакомился даже, лишь брякнул под нос «Здрасьте, » кинул вещи под полку и уснул. Но вот только познакомиться я с ними так и не успел. На горизонте стали появляться до боли знакомые края, и я понял, что если бы решился всё-таки поваляться на полке, то так бы и «провалял» свою станцию. Хотя этот полустанок даже трудно назвать станцией, в чистом поле, у путей лежат две бетонных плиты, собственно это и называется нашей станцией «Нижние Закутки». До деревни вёрст двенадцать, не меньше. Вышел я из поезда, окинул взглядом охотничьи просторы, и взгляд мой остановился на «дороге», по которой мне предстояло идти. Эта тропка, летом очень даже приличная, а сейчас весна, под влиянием тепла болотная почва квасится, и становится землянисто-травяной жижей. И хлюпать по этой жиже мне пришлось ни час, ни два, а целый день. Идёшь по полю по колено в грязи и смотришь на лужи, на каждой луже да по парочке кряковых сидит, селезня красивые, переливаются, шейка с белым ободком, головка изумрудного цвета. На пригорках уже цветут подснежники. Красота.
Сквозь усталость, голод и ещё целый список приятных городскому жителю недовольств уже по ночи иду по центральной улице и держу к крайнему домику местного егеря, напевая себе под нос пеню: «Приходите в мой дом, мои двери открыты, будем песни вам петь, да вином угощать». Да. Мне главное чтобы Иваныч дома был, я ведь ему не сообщил, что наведаюсь к нему в гости, а нагрянул, что снег в тридцатиградусную жару в середине июля.
Иваныч был очень рад меня встретить, уж вёсен пять, наверное не наведывался к нему в гости. Я ведь ему как родной, за сына меня принимает, его пацанов в армии в Чечню призвали, так все там и полегли, мать от такой тяжести на душе тоже не выдержала, после похорон сыновей и сама скончалась от сердечного недомогания. Да и сам Михаил Иванович сдал, поседел, постарел, серый как лунь стал, лицо всё избороздилось морщинками. После скорбной третьей, я решил взбодрить старика, рассказал, как чуть не опоздал на поезд, да вдобавок ещё чуть не проспал нужную остановку. Дед позабавился надо мной, да и говорит:
-Ты Санька болтать-то молодец, не дашь помереть со скуки, только укладываться пора, утром на ток идти, скрадки ставить то умеешь?
-Обижаешь, Иваныч!
-Ну вот и ладненько, ты кстати, Тайну то видел?
-Нет.
-Так чего ждёшь? Ай да за мной, глянешь, какая красавица выросла, ты то когда в последний раз был, она ещё маленькая была.
-Тайна, девочка! Иди сюда, ай да прелесть ты моя, красавица, смотри, помнишь Саньку, а? Вспомнила!
-Да, хороша сука, работает по зверю-то?
-Да не говори, пуще зверя.
-Красота!
Утро выдалось пасмурное, но тёплое, остатки снега ночью «съел» дождик, и мы шли уже по совсем весенней земле. На ток шли версты две полем, и мне Иваныч всю дорогу рассказывал сколько браконьеров нынче поразвелось, толи голодают все, толи голодают, толи заболели чем трудно излечимым. Местный вон Васька-то, большеносый который так про того говорит,капалуху прибьёт иль утицу привяжет на пояс и идёт бесстыжий по деревне днём.
-Вот, Шурик, мы и пришли, давай-ка я за лесинами схожу, а ты соломы собирай, сейчас химичить будем…
Дед уходил, припевая себе песенку: «Не кочегары мы, не стропники, а мы охотники - мы плотники»
Построили скрадок мы, уже часа за два до заката, но он был такой идеальный, что и от копны не отличить. Попили чаю, из только что снятого берёзового сока, который дед умудрился поставить когда в лес за лесинами ходил.
Обдумав наши действия на завтра мы решили, дед пойдёт домой, за скотиной смотреть надо, а я останусь, сегодня вечер досижу и утром на току полюбуюсь-поохочусь. Ночь пришла скоро. Костёр на току не пожечь, только хуже сделаю. Чем? Да не знаю собственно, не принято, да и всё. Не я устанавливал этот «охотничий этикет», не мне его отменять. Холодно было ночью,зарылся я, в настеленное для удобства сено, и попытался уснуть, услышал хруст, и потихоньку без резких движений начал перемещаться к бойнице, гляжу а там сохатый, не больше телёнка, сердце ушло в пятки, ожидая увидеть его мать, смотрю, испуганным взглядом в другую бойницу и задумался я глубоко о смысле жизни. Куда мне деваться против её острых копыт-то, сено не спасёт. Ненароком в колене хрустнул сустав и лосиха почуяв неладное убежала в околок, а ней и маленький. Уснул. Ночь прошла без приключений. Проснулся от хлопков крыльев токовика. Его-то бить не при каких условиях нельзя, развалю ток и всё. Следом прилетает ещё один, а на ближайшей берёзе сидит тетёра и любуется красавцами-бойцами. И вдруг подлетает третий, молодой ещё, и прыгает, будто разнимать двоих, но в ответ получает несколько мощных ударов в голову и в грудь, от полученной «контузии» он уходит с места боя. Прилетает ещё сразу два косачишки, но эти уже повзрослей, и борются за Девицу-красавицу, что сидит на берез да кудахчит иногда по своему .
А я сижу в скрадке не шевелюсь, жуть как интересно, и стрелять забыл, а когда надумал то на поле оставался токовик и ещё три петушка, двух не бил, боялся задеть косача, а на третьего глаз положил. Жуть какой красивый, чёрно-белый, что адвокат на суде, брови краснючие, да скорей всего бардовые, что брусника в октябре. Налюбовался я красотой природной, не той буржуйской охотой, как по кабельному, а настоящей – русской!
Дома дед был удивлён моей «скромности», ещё и усмехнулся: «Не токовик ли это?». Вечер мы скоротали за чаем с булочками, что он сам стряпал для меня.
Утром я уж опять собрался штурмовать поля, но дед решил отвезти меня на тракторе на соседнюю, более «живую» станцию, за что я ему очень благодарен. Я благополучно купил билет, и мы вместе сидели молча на перроне.
-И когда, Сань, мы теперь свидимся, опять через век?
-Да ладно, дед, осенью приеду, на Закутках утку охотить будем, да я вообще со следующей весны к тебе в деревню перееду. Я ведь по образованию охотовед, а работаю менеджером каким-то
-Ага, а это ты верно подметил, мне подмога нужна, пока я могу я тебя научу науке лесной, а там уже и помирать не страшно…
-Да ладно тебе, Иваныч, скажешь тоже.
На станции Объявили о прибытии поезда на станцию и стояли молча в крепких объятиях. И Только дед слезой на глазах сказал:
-Сань, приезжай обязательно, не забывай, пиши…
-Приеду, дед Миш, обязательно приеду…!
