Войти
Вход на сайт
Вход через социальную сеть

Сто процентов попаданий

Метель началась в сумерках, сначала неуверенно, потом все смелее и смелее. Ночью она буйно разыгралась, и я заснул под вой и свист ветра. Проснулся на рассвете в такой глубокой и всеобъемлющей тишине, какой, казалось, не слыхал раньше. Что произошло за время моего сна? Я встал, оделся и подошел к окну.

Как много намело снегу за ночь! В полисаднике возле изгороди лежали сугробы, до половины были занесены кусты крыжовника и смородины. А под одним большим кустом метель сотворила чудо: забившись под куст, сидел заяц. Должно быть метель яростно швыряла снег на ветви смородины, забила пространство между ветвями, пригладила порывами ветра, и снег превратился в зайца. Казалось, измученный, избитый метелью зверек притаился под кустом, приподнял уши и чутко слушает.

Ночь светлела, а когда заря расцвела на востоке, снег стал розовым. Порозовели голова и уши зайца. И вдруг мысли мои побежали-побежали в далекое прошлое. Вспомнилось, как я сделал свой первый выстрел по зайцу, вспомнилась великолепная осень на родине моего друга, Алексея Силыча Новикова-Прибоя. В ту осень Силыч уговорил писателя Павла Георгиевича Низового и меня поехать в его родные места поохотиться на зайцев. Их там, по его словам, так много, что можно бить шапками. Наш близкий знакомый, Иван Карпович Харитонов, державший пару хороших гончих, присоединился к нам. Ясная осень стояла в том году, за все дни нашей охоты не выпало ни одного дождя. Под ласковым солнцем дремали перелески, грустили луга, чуть тронутые увяданием. Холодные, богатые звездами ночи сменялись свежими с обильной росой утрами. Роса на траве казалась серебряной, и на этом серебряном фоне четко отпечатывались каши темно-зеленые следы.

Обычно мы до полудня бродили по полям, лугам и перелескам. Когда гон взрывал тишину перелесков и задумчивую печаль полей, мы, затаившись, слушали музыку собачьих голосов или, определяя направление гона, перебегали от куста к кусту, каждое мгновение ожидая появления зайца. Выстрел обрывал собачьи голоса и наступала оглушающая тишина, потом слышался радостно-взволнованный крик: «Го-тоов!». Но иногда и после выстрела гон продолжался,— стрелявший делал промах. Однако зайцев на родине Новикова-Прибоя оказалось не так-то много, до шапок дело не доходило. За первые два дня охоты стреляли только Силыч и Харитонов и взяли по зайцу. Около полудня Новиков-Прибой подавал команду: «Привал!»

Мы располагались на краю перелеска под золотистой березкой, доставали из рюкзаков хлеб, огурцы, помидоры, копченую грудинку…

В ту пору я только начинал охотиться, мои друзья знали, что по зайцу мне стрелять не приходилось и на привале подшучивали надо мной. Это подшучивание началось с первого привала, когда Павел Георгиевич сказал Новикову-Прибою:

— А зайчишек-то здесь маловато. Зря ты в Москве говорил…

— Правду говорил.

— Куда же они подевались?

— Разбежались.

— Как разбежались? Почему?

— Испугались. Услыхали, что из Москвы такие охотники едут, что промаха не дают,— вот и разбежались… Да ты не маши рукой, я тебе правду говорю. Ты не знаешь, какой Саша стрелок, а я знаю… В прошлом году мы в этих местах на уток охотились… Вот так же сидели на привале: я, Саша, Косов Кузьма Петрович, сын его Матвей. На костерике утиную похлебку варили. Вдруг видим: высоко в небе чирок летит, на нас курс держит. Я говорю Косову: «Бей!». Он головой качнул, усмехнулся: «Разве можно… На такой высоте дробь не возьмет». Саше говорю: «Бей!». Он схватил ружье — бах — чирок как об стенку ударился и — вниз… Почти рядом с костром упал.

— Вот это выстрел! — усмехнулся Иван Карпович.

Силыч почувствовал недоверие в голосе Харитонова.

— Не веришь?.. Спроси у Косова, он тебе подтвердит… На два аршина ниже облаков летел… Подумать только: на два аршина… Кузьма Петрович ахнул тогда:

«Много,— говорит,— я охотников знал, а такого в первый раз вижу».

Все, что говорил Новиков-Прибой, было правдой. Был такой случай. Мы сидели на берегу речушки Вад, и чирок летел. Когда Силыч крикнул мне: «Бей!», я схватил ружье и выстрелил. Как всякий начинающий охотник, я влёт стрелял плохо, и то, что произошло, меня самого очень удивило, больше других. Очень высоко и быстро летел чирок, хотя и не на два аршина, а значительно ниже облаков. После выстрела он упал шагах в десяти от костра.

Друзья шутили, было весело. Я молча улыбался, потом сказал:

— Смейтесь, смейтесь… Вот выйдет на меня заяц, узнаете, как я стреляю.

И надо же было так случиться, заяц вышел на меня на следующий день, и этот день остался незабываемым…

Я стоял шагах в пятнадцати от просеки в молодой поросли осинника. Листья осин трепетали и тихо шелестели под легким ветерком. Где-то вдалеке собаки гнали зайца. Собачьи голоса, приглушенные расстоянием, чудились звуками далекого оркестра. Эти звуки как бы подчеркивали красоту природы, простую, милую русскую красоту осенних берез, осин, травы, тронутых увяданием. Умиленный этой красотой, я смотрел в даль просеки, в золотой ее коридор, покрытый голубым потолком неба. Все было неподвижно, кроме листвы деревьев, которой играл ветерок. И вдруг мне почудилось, что одна из кочек сдвинулась с места. Я напряг зрение, и сердце мое «екнуло». Да ведь это не кочка, а заяц неторопливо приближается ко мне. Мысли мои замелькали, как листья, сорванные ветром: «Собаки гоняют далеко… Этот заяц, вероятно, шумовой, вспугнутый гоном… Вот сейчас… сейчас…я выстрелю в него… Первый раз выстрелю по зайцу… Вот сейчас… сейчас…»

Затаив дыхание, я медленно прицелился и выстрелил. Заяц как-то странно осел, раза три дернулся и затих. Я хотел закричать «Го…тоов!», но не закричал, пусть подумают, что промахнулся…

Подбежал к зайцу, присел, ласково погладил, как в детстве, мягкий заячий мех на своей зимней куртке. Потом вернулся с зайцем в молодой осинник и стал ждать возвращения охотников.

Было тихо, солнечно, радостно.

Опять послышались собачьи голоса, сначала едва слышно, потом громче и громче, ближе и ближе… Хлопнул выстрел и снова над землей распростерлась тишина. Ее вспугнул голос Низового: «Го…тоов!». Ему отозвался Новиков-Прибой: «Ого… гоо!… Прива…ал!..»

Минут через десять на просеке показались охотники. У Низового на ремешке, перекинутом через плечо, висел заяц…

…Вот так впервые я выстрелил по зайцу. А потом началось самое веселое, озорное, мальчишеское; на охоте люди меняются. Кем бы ни был человек, какую бы высокую должность ни занимал, на охоте этот «важный» человек превращается в простого, добродушного, а иногда «не по чину» веселого и озорного. Правда, исключения, весьма редкие, бывают. Такое действие охота оказывает на людей. Наша дружеская компания охотников-писателей всем всегда бывала довольна, весела, и мы любили подшутить друг над другом, добродушно посмеяться.

После того как я убил своего первого зайца, настала моя очередь ответить на подшучивание. Когда охотники подошли ко мне, Харитонов спросил:

— Маху дал?

Я сделал вид, что не понимаю, о чем он спрашивает:

— Какого маху?

— Ведь это ты стрелял?

— Я.

— Вот я и говорю — промазал.

Низовой посмотрел на Новикова-Прибоя:

— А ты говорил, что Саша — немыслимый стрелок, про чирка рассказывал, который на два аршина ниже облаков летел.

Силыч пожал плечами:

— Мало ли что бывает, от промаха никто не застрахован.

Я молча отошел к осиннику и, взяв там зайца, поднял его над головой.

— Ты гляди! — обрадованно воскликнул Новиков-Прибой.

Низовой и Харитонов удивленно смотрели на меня.

Я нарочито гордо заявил:

— Сто процентов!

— Что — сто процентов? — спросил Павел Георгиевич.

— У меня по зайцам сто процентов попаданий.

— Да ведь ты только один раз по зайцу выстрелил.

— Ну и что?.. Один раз выстрелил, один раз попал — значит сто процентов попаданий.

— Правильно, сто процентов, — подтвердил Силыч.

— Посмотрим, что дальше будет,— заметил Иван Карпович.

— Посмотрим,— самоуверенно ответил я.

В последующие дни, как. только разговор заходил о прошлых охотах, об удачных выстрелах, я гордо заявлял:

— А вот по зайцам у меня сто процентов попаданий.

Этого никто не мог опровергнуть. «Ста процентами» я изводил своих друзей, сознавая, что теперь настала моя очередь на «подначку». Так прошло два дня. На третий день, такой же ласковый и яркий, как и предыдущие, заяц снова вышел на меня.

Я стоял на краю небольшой поляны. Яростный гон походил на лавину, которая, сорвавшись с вершины горы, неслась по крутому склону,— так быстро он приближался. Очевидно, собаки гнали по зрячему. Заяц выскочил на поляну. Я выстрелил в него, когда он не успел достичь ее середины. Я ожидал, что заяц, как и первый убитый мною, оборвет свой стремительный бег, но он шарахнулся в сторону и пропал за белыми стволами берез. Почти тут же мимо меня, азартно лая, пронеслись собаки и скрылись в березняке. Промах… Пропали мои сто процентов!… Что-то скажут теперь мои товарищи…

На привале, узнав о моем промахе, Новиков-Прибой облегченно вздохнул:

— Слава богу, теперь пятьдесят процентов попаданий. Дышать легче стало.

В его глазах играли озорные огоньки. Низовой начал шутливо утешать меня:

— А ты не горюй. Нет такого охотника, который промахов не давал бы. Ты очень сильно-то не расстраивайся.

Харитонов весело поздравил меня:

— С промахом!

С хрустом откусив огурец, добавил: Вот тебе и сто процентов!..

В рассветный час я стоял у окна и смотрел в сад, преображенный метелью. В глубокой тишине едва слышно тикал будильник.

Часы идут, дни бегут, годы летят.

Более пятидесяти лет прошло с тех пор, как я добыл первого зайца.

Автор: Александр Перегудов

Новосибирск
798
Голосовать
Комментарии (3)
Ростовская область
8475
Чего это проигнорировали? Рассказ-то хороший! +
0
Казахстан, Актобе
23305
КАМыч, не все приветствуют перепечатки, разве только в период межсезонья, с познавательными целями- я так думаю. А тут разгар зимнего сезона - наверное не ко времени. Лично я всех перечисленных в рассказе уважаю,особо выделяя Силыча, хорошо знакомого по описаниям охот того времени. В их компании сплошь писатели и "глыба" Новиков- Прибой- автор Цусимы, добрый охотник и милый человек.
1

Добавить комментарий

Войдите на сайт, чтобы оставлять комментарии.
Наверх